Странник - Виктор Тюрин

В моих сочувствиях, данаец не нуждался, это было более чем очевидно, к тому же финал рассказа явно давал понять, разговор на сегодня закончен. А говорил он, несомненно, с душой, искренне. Даже пафоса особого не чувствовалось, словно не от себя рассказывал, а излагал историческую последовательность событий и фактов, правда, в вольном пересказе. Теперь он не выглядел в моих глазах тупым солдафоном.

'Что с него взять, когда таких, как этот Коган, растили солдатами, требуя от них только одно: сражаться и умирать за Империю. Его вина лишь в том, что когда-то, дав клятву на верность, остался, ей верен до конца. Хищника не заставишь питаться травой. Умрет, но есть не будет. Так и с этим'.

Верность своим идеалам. Верность исчезнувшей Империи. Верность братству по оружию. Неожиданно мне в голову пришли слова из лекции преподавателя – историка, услышанные со времен моей учебы в университете, казалось бы, забытые, а вот сейчас неожиданно всплывшие в памяти: – История народа, это нечто целое и единое, в ней не может быть ни исправлений, ни пропусков, ибо, в противном случае, народ, отринувший свое прошлое, может совершить ту же ошибку, но уже с фатальным для себя исходом'.

'Интересно из чего исходит данаец, так самоотверженно защищая свою историю. Из-за клятвы верности или из-за подобных соображений?'.

ГЛАВА 25

По прибытии в базовый лагерь, нас с Элом, согласно традиции, поселили не в общей казарме, а в отдельном доме, в поселке, расположенном на самой дальней границе лагеря. Большая часть этих коттеджей имеет постоянных обитателей: начальство, преподавательский состав, постоянный и временный, 'становой хребет псов' – командиры групп и их заместители. Но помимо обжитых домов есть обособленная группа из восьми домиков. Здесь селят наемников, вернувшихся из рейдов. По два человека. Сроком на два – три дня. Своего рода профилактический отдых. Комфорт, хорошее питание, медицинское обследование, в том числе, обязательный визит к психиатру. За это время командир группы готовит отчет и материалы по рейду. После сдачи его комиссии, группа получает стандартную неделю отпуска. Дальше по обстоятельствам. Кто продолжает отдыхать, кто начинает подготовку к следующему рейду.

Первым делом я залез в душ. Пока мылся, Эл, ни слова не говоря, куда-то исчез. Чистый и освеженный, я только успел устроиться в плетеном кресле, в тени веранды, как неожиданно из гостиной раздался призывный крик взрывника. Вихрем влетел в зал и тут же замер. Эл вместе с Максом в четыре руки выгружали из больших, плотных пакетов строжайше запрещенный для употребления на территории базы,… алкоголь. Бегло пробежал взглядом по этикеткам. В основном преобладало виски, в меньшем количестве были представлены джин и вино.

– Приступим, господа, – Макс отбросив пустой пакет, сделал приглашающий жест в сторону стола.

Командира мы сегодня не ждали. После того как мы появились с королем Зоны в лагере, Жано стал нарасхват. Помимо стандартной комиссии, в лагерь прибыли официальные представители Главного разведывательного управления и прочих других служб, о которых я никогда не слышал. И это было еще не все. Как сообщил Макс, с часу на час, должна прибыть объединенная государственная комиссия. Эл еще добавил к сказанному, что занятия на сегодня и завтра отменены, а освободившихся наемников поставили под ружье, усилив ими не только внутренние, но и внешние посты. По всему было видно, что дело короля Зоны пойдет 'процессом века'.

Пока в административном здании лагеря шли допросы и собирались совещания, мы втроем, хорошо и со вкусом, отдыхали. Командир появился только глубоким вечером на вторые сутки. Злой и вымотанный до предела, первые пять минут он только жадно пил холодное пиво и ругался последними словами. Даже я, не знакомый с подготовкой отчетов и связанными с ними процедурами, понял, что спецслужбы и комиссии достали командира окончательно. Выпустив пар, Жано начал было рассказывать, как раскручивается дело короля Зоны, но, увидев, что мы не этого от него ждем, с ходу назвал утвержденные суммы премий за Веракруса и Хесуса. После чего наступило глубокое молчание. Премия в девяносто тысяч кредитов на нос заслуживала минуты молчания. Но только минуты. Начал Эл, опрокинув свой стул, он исполнил дикую чечетку под наши, не менее, дикие, вопли. Когда дикий восторг и вопли сменились перезвоном стаканов, командир, поскучнев лицом, встал, буркнув, типа, противно смотреть, как одни пьют, а у других работы по самые уши, после чего исчез в темноте. Почти сразу за ним ушел Макс, и веселье как-то само сошло на 'нет'. Мы с Элом еще немного посидели, потом опрокинули по глотку на дорожку и разошлись по спальням.

На следующий день я проснулся поздно. Спал бы еще, но командир, растолкав меня и Эла, сообщил, что у нас есть неделя отпуска, затем он ждет нас в лагере. После чего, пожелав хорошего отдыха, ушел. Пока я собирался и приводил себя в порядок, исчез взрывник.

Свой отпуск я распланировал еще в первый день прибытия на базу. Два дня собирался провести у родителей, затем поехать к Шер, предварительно решив, в Джорджтауне, вопрос с деньгами. Я хотел переложить их со своего армейского счета в какой-нибудь крупный банк, имеющий сеть филиалов в других городах. Вклад 'на предъявителя'.

По дороге домой, от нечего делать, попытался представить свою жизнь в изгнании. Способ: пропал без вести – подходил для всех. Оставалась надежда для родителей, для Шер, с которой надеялся встретиться потом. Можно было объяснить ей, что попал в плен, потом бежал. Боясь, что обвинят в дезертирстве, стал скрываться под чужой фамилией. Как не наивно все это звучало, а все-таки давало надежду на нашу встречу с Шер в будущем.

Приехав в родной городок, я окунулся в спокойную, несуетливую, устоявшуюся атмосферу. Двое суток, за долгими разговорами и маминой выпечкой, пролетели почти незаметно. Утром третьего дня, распрощавшись с родителями, уехал. По дороге созвонился с Шер. Договорились о встрече вечером, после работы, у штаба. Около двух въехал в город. Поиск нужного банка, как и перевода денег, решился быстро и просто. 'Народный банк'. Уже собрался уходить, как неожиданно вспомнил, что именно в этом банке журналисты открыли для 'народного героя' счет. Решив, что будет, о чем рассказать командиру и Максу, я протянул документ в окошко оператора и попросил распечатку. Увидев цифры, мне стало не до смеха. На счету лежало около двадцати тысяч кредитов. Выйдя из банка, почувствовал себя в некотором роде счастливым. Ведь деньги были тем фундаментом, на котором я собирался строить новую жизнь.

Сначала мы просто сидели некоторое время, смотря друг на друга. При ее мягком, любящем взгляде уходила, растворяясь, в сумерках душевная тоска, отступала тревога.

– Что с тобой?

– Я люблю тебя.

Она встала и подошла к кушетке, на которой я лежал. Я знал, что занял ее любимое место, но все равно не встал. Ее лицо было мягким и спокойным.

– У тебя тяжело на душе?

– Уже нет. Она посмотрела в окно.

– Темнеет. И начала раздеваться. Потом села на кушетку и наклонилась надо мной.

– Откинь все плохое, Дэв. Я с тобой, – проговорила она, наклоняясь, и легко поцеловала меня в губы. 'Господи, до чего же я ее люблю'.

Она поцеловала меня еще раз и прижалась к моей груди щекой. Я ощущал ее тепло, руки, бедра. На эту ночь она стала моим миром, моим сосредоточием вселенной. Я так и не смог заснуть в эту ночь. Долго лежал бездумно, наслаждаясь спокойствием и тишиной. Если раньше у меня были сомнения: может все-таки намекнуть, то теперь они исчезли. Нет, не буду внушать ей ложных надежд. Я иду в рейд, где меня могут убить по-настоящему, поэтому пусть все идет своим чередом. Суждено встретиться – встретимся. Четыре дня пролетели, как один час. Расстались мы просто, не говоря лишних слов.

Первую часть пути, добираясь до базы 'псов', я все думал, как сделать, чтобы наши дороги с Шер снова пересеклись.

'Это для обычных людей не проблема, но только не для меня, супермена, – этой отдающей горечью мыслью я закончил свои размышления на эту тему и постарался выбросить их из головы, но они почему-то не желали покидать мою голову. Чтобы как-то уйти от них, решил побеседовать с данайцем, хотя для себя я уже решил, что говорить мне с ним, по большому счету, не о чем. Хоть он был представителем чужой расы, но он был бойцом, а не мыслителем, а я, несмотря на превратности судьбы, предпочитал думать, что отношусь к последним. Нет, меня многое интересовало из того, что он мне мог рассказать, но это было чисто человеческое любопытство.

'Привет, Коган. Ты себя назвал 'Странником', во время нашего последнего разговора. Что это слово означает?'.

'Неизвестная нашим цивилизациям, раса, проводит уникальный, по своим масштабам, эксперимент. Они перебрасывают матрицы сознания одних существ в разум иных рас. Энергополя – ловушки, в которых матрицы путешествуют сквозь пространство, изучаются не одно столетия, но до сих пор так и не разгаданы. Теперь ты понял, откуда у них появилось это название?'.