Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко

мне и довольно грубо добавил: — А тебе, журналист, сидеть тихо и не высовываться! Понял?

— Есть не высовываться! — сдержанно усмехнулся я, не понимая, чем он так встревожен.

Старший сержант и сержант Ильин быстро и уверенно спустились по еле заметной тропке к дороге, где она делала резкий зигзаг, и обнаружить их можно было, только подъехав вплотную.

Старший сержант схоронился за огромным камнем, а Ильин вышел на середину дороги, держа автомат наготове. Через несколько секунд из-за поворота появилась легковушка. Сержант поднял руку, приказывая остановиться, и водитель начал медленно тормозить но когда до Ильина оставалось метра три, хозяин машины вдруг резко газанул. Если бы не отменная реакция сержанта, сиганувшего в сторону, быть ему под колесами.

В тот же момент старший сержант дал из своего укрытия длинную очередь, и автомобиль, резко свернув в сторону скалы, проехал несколько метров по склону, заглох и медленно скатился назад на дорогу.

Поминая всех святых, сержант вскочил на ноги.

— А ну выйти всем из машины, мать вашу… — кричал он, подкрепляя свою команду стуком приклада автомата по капоту.

В машине были трое: за рулём молодой мужчина лет тридцати, очередь старшего сержанта сразила его наповал. Придерживая раненую руку, с трудом выкарабкалась из машины довольно молодая женщина-афганка с красивыми огромными чёрными глазами, которые с ненавистью смотрели на старшего сержанта. Подчиняясь его приказу, она отпустила раненую руку, повисшую плетью, но здоровую подняла вверх.

С заднего сиденья, постанывая от боли, с трудом вылез пожилой афганец, одну руку он прижимал к животу — видно, тоже был ранен.

Почему-то я был уверен, что это афганская семья, и конечно же пожалел их.

— Осмотри машину! — приказал старший сержант, держа афганцев на мушке.

Ильин открыл багажник.

— Консервы… мясо… масло… полный багажник продовольствия! — ответил он, после чего заглянул в кабину и открыл бардачок. — Ого! Баксы, старшой! Тысяч десять, не меньше!

— Оружие?

— Не видать…

Старший сержант достал рацию и начал вызывать:

— «Клумба»! «Клумба»! Я — «Колючка»! Я — «Колючка»! Приём!

— «Колючка»! «Колючка»! «Клумба» слушает! Приём! — отозвался голос из рации.

— Встретил трёх «знакомых» в «коробушке»… Один «уснул», двое «плохо себя чувствуют»… Приём!

— «Колючка»! «Колючка»! Говорит «Клумба»! «Знакомых проводить с почётом»].. Приём!..

— «Клумба»! «Клумба»! Здесь «Колючка»! Вас понял: «Знакомых проводить с почётом»! Приём!..

— Здесь «Клумба»! Отбой!..

— Слышал, сержант?

— Слышал! — явно злясь, ответил тот и повернулся к афганке. — В машину, быстро! — крикнул он, тыкая автоматом в кабину.

Неожиданно афганка начала плеваться в его сторону, видно, догадалась, что их ожидает:

— В машину! Мать твою… — рявкнул сержант, передёргивая затвор автомата.

Сверкая глазами, полными ненависти и злобы, старик полез спиной на заднее сиденье, подчинилась и афганка.

— Может, отпустим, товарищ командир? — неожиданно неуверенно, с жалостью предложил Ильин, обернувшись к старшему сержанту.

Не дав закончить ему фразу, старший сержант вдруг выпустил короткую очередь в его сторону. Ильин испуганно дёрнулся и мгновенно побелел, как лист бумаги. Из задней дверцы машины на пыльную горную дорогу вывалился старик афганец. Его руки крепко сжимали израильский автомат «Узи», из которого он так и не успел выстрелить, незамедлительно отправившись к своему аллаху.

— Вот сука! — Сержант сразу догадался, что его ожидало. — В спину хотел шмальнуть, падаль! — Он со злостью пнул неподвижное тело старика.

Сохраняя на лице спокойствие, старший сержант медленно подошёл к злополучной машине, взглянул на убитого водителя, потом на афганку: очередь, выпущенная в старика, задела и её, насквозь прошив пышную грудь. Старший сержант тяжело вздохнул, покачал головой, размышляя о чём-то своём, потом задвинул дерзкого старика назад в машину, хлопнул дверцей.

— Помоги, сержант! — попросил он, уперевшись руками в переднюю дверцу машины.

Мощные руки Ильина подтолкнули машину с другой стороны, и вскоре легковушка понесла своих хозяев в их последний путь.

Через минуту со дна глубокой пропасти прогремел оглушительный взрыв.

— Видно, там не только продовольствие было… — деловито отметил старший сержант…

Этот случай заставил меня погрузиться в серьёзные размышления. Почти все в этой дозорной группе провоевали в Афганистане не менее полугода, но даже они ошибались, а старший сержант, к счастью, не ошибся: он не имел права на ошибку. Позднее выяснилось — для него афганская война не первая в жизни…

В этом стремительно коротком эпизоде, как в капельке воды, отразились весь ужас и нелепость войны. В нём проявились опыт и мудрость старшего сержанта, действовавшего по законам военного времени и оказавшегося правым на все сто. Ведь пропусти он эту машину, не остановившуюся для проверки, и, возможно, потом наши солдаты погибли бы, подорвавшись на той взрывчатке, которую везли афганцы. Его опыт помог остаться в живых сержанту.

А в самом сержанте проявилась настоящая русская душа. И его душа не очерствела на войне, и он пожалел оставшихся в живых женщину и старика…

Мне часто снятся чёрные глаза афганки, переполненные ненавистью и злобой из-за убитого мужа или брата. Но я никак не могу понять, на что надеялся старик, попытавшийся применить оружие. Наверняка же понимал, что этим поступком подписывает смертный приговор не только себе, но и своей молодой родственнице.

«Да, Восток, — как говорил рядовой Сухов — Герой фильма «Белое солнце пустыни», — „дело тонкое"…»

Увиденное событие настолько поразило меня, что запечатлелось на всю жизнь, и этот эпизод страшной, непонятной афганской войны вошёл в мою первую книгу «Срок для Бешеного»…

Мы приговорили с Полковником бутылку коньяку, разговаривая «за жизнь», о Москве и о войне. Постепенно наши «души» сблизились настолько, что мы перешли на «ты», после чего показалось, что можно начать «наступление», ияв лоб спросил:

— Знаю, что завтра ты летишь с инспекцией, можно и мне с тобой, атоя здесь совсем закисну?

— Да ничего нет в этой поездке для журналиста: нудная, рутинная работа, — попытался отмахнуться Полковник.

— Ничего, хоть какая-то смена обстановки, возьми, как друга прошу, — попытался я зайти с другой стороны.

Однако и это никак не помогало.

И только после того, как мы с ним приговорили и другую бутылку, прихваченную им для своего коллеги, Полковник сломался и стал клясться «в вечной дружбе», я вновь заговорил о поездке:

— Ну что, возьмёшь?

— Ладно, бог с тобой, возьму, но учти, ослушаешься — сам пристрелю! — Несмотря на изрядное количество выпитого алкоголя, голос Полковника был настолько твёрд и серьёзен, что даже подумалось, что он нисколько не шутит…

Как сейчас помню, это был двадцать третий день моего пребывания в Афганистане, и тогда я впервые забрался внутрь боевого вертолёта. Кроме самого Полковника и меня, в нём находились пилот и бортинженер, по совместительству выполняющий обязанности стрелка.

Благополучно взлетели и