Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов - Борис Горбачевский

Когда мы собирались покинуть шоссе, внезапно на наших глазах произошла сцена, о которой нельзя не рассказать. Смершевцы остановили мужчину и женщину. Они шли, держа друг друга за руки. Мужчина оказался французом лет тридцати, худым, невысоким, на голову ниже, чем его, крепко сбитая, спутница со следами былой красоты на лице. В их глазах, в которых несколько минут назад светились ослепительные огоньки, сразу же появился дикий испуг.

Ни француз, ни женщина с нашивкой на платье «Ost» не понимали, зачем их остановили, что происходит. В первые минуты француз настолько растерялся, что не смог подобрать несколько слов на русском языке, которые он знал. Потом стал отчаянно сопротивляться, не отпуская от себя женщину. Упал на колени. Обращался к богу:[71]

«Почему Всевышний оказался таким скупым на благодать?» Дал ему всего три дня счастья — быть вместе. Он говорил на французском, немецком, плакал, умолял. Но его не понимали, вернее, не желали понимать, скорее, посмеивались.

Их умело и быстро разъединили. Тогда, неожиданно для всех, француз пошел вслед за русской к машине. Его остановили и объяснили: «Ты — «West», а она — «East». Так что вам в разные стороны». Буквально потерянный, он постоял еще несколько минут, пока машины не скрылись за поворотом, а потом, пошатываясь, поплелся один в сторону Сливице. Он не мог понять, почему их разлучили, как ему одному жить дальше? Сможет ли он когда-нибудь разыскать любимую женщину? В молодости мы чаще видим лишь то, что рядом, и, к сожалению, редко задумываемся над тем, что скрывается за ним.

Всех нас взволновало увиденное. Кто-то предложил догнать француза. Когда мы встретились с Франсуа — так звали его, — вот что он рассказал. Познакомились они случайно. Он с группой французских военопленных работал в немецкой автомобильной мастерской, а Таня батрачила недалеко на ферме, у хозяина-немца. Однажды она поймала француза на хозяйском поле, когда он пытался поднять с земли пару засохших морковок. Могла, но не выдала. С тех пор на условленном месте она оставляла для него и его товарищей немного овощей. Чем бы для нее закончилась бы эта «благотворительная» деятельность — трудно представить. В идеальном случае хозяин прилично избил бы ее.

Свобода пришла неожиданно. Три дня они провели вместе в опустевшем хозяйском доме. Три самых счастливых дня в их жизни. Они мечтали о будущем. Франсуа рассказывал ей о Париже, о прелестной матери, которую он боготворил, но уже много лет не видел.

Таня не знала французского, он не владел ее родным языком. Объяснялись они в основном на немецком. А теперь они — свободные люди, и их сердца и чувства отныне принадлежат только им одним. Впрочем, в подобных случаях любовь не нуждается ни в каких грамматических правилах. Франсуа беспомощно, как ребенок, плакал. Он не успокоится, пока не найдет Таню, и обязательно напишет маршалу Сталину. Очень скоро маршал Сталин позаботится о нравственности своих подданных, издав закон, запрещающий вступать в брак с иностранными гражданами.

В те первые майские послевоенные дни 1945 года я размышлял примерно так: «Окончилась война. Наступил мир. С ним для всех нас, фронтовиков, кто чудом остался в живых, пришел конец страданиям, страху смерти, боязни за родных и близких. Все мы, вырвавшись из кровавого ада, должны стать братьями. Почему же маленький квадратик-нашивка на рубашке, придуманный злодеями для людей, переживших громадные физические и моральные страдания, должен разводить их в разные стороны? Лишать морального права свободного человеческого выбора, превращать вновь в рабов…» Наивные рассуждения, но дальше они тогда не шли.

Я вспомнил эту историю о «Ромео и Джульетте» в Судетах, когда тридцать лет спустя в Киеве увидел спектакль Валентина Зорина «Варшавская мелодия». Боевой советский офицер и польская девушка Ядвига (ее играла замечательная актриса Ада Роговцева) полюбили друг друга, но против закона не пошли.

Вскоре мы оказались в Германии, и меня, и товарищей моих захватили новые мысли, чувства и интересы.

Нередко российские граждане в разговорах и в печати в наши дни высказывают в адрес своих бывших союзников, и в первую очередь американцев, упреки за пренебрежение к общему празднику Победы.

Мне кажется, что эти упреки, особенно современной молодежи, безосновательны. Их можно скорее объяснить незнанием и непониманием американских традиций, отношением американцев к любым войнам.

Приведу несколько примечаний, объясняющих суть сказанного.

О культе Победы

В Америке нет культа Второй мировой войны. 8 мая 1945 года и 3 сентября 1945 года — День Победы над Японией — проходят почти незамеченными. Эти победные дни не указаны в календаре. Почему?!

Один журналист справедливо сказал, что для молодежи это событие значит не больше, чем Троянская война. Как свидетельстуют дети фронтовиков, вернувшихся с войны, их отцы и деды ничего им не рассказывали. Американские психологи объясняют это так: «Наше общество с трудом принимает войны. Во время войны мы требуем от наших солдат поступков, не отвечающих нашим моральным нормам, и когда они возвращаются, то не хотят об этом говорить. Не хотят еще и потому, что воспоминания слишком мучительны; потому, что чувствуют — тот, кто там не был, не способен их понять».

Стивен Спилберг решил нарушить этот заговор молчания. Он не ставил себе грандиозных задач. По его словам, «не стоит надеяться, что зритель по-настоящему «понял» холокост после «Списка Шиндлера» или глубоко прочувствует Вторую мировую войну после фильма «Спасти рядового Райана». Но, может быть, этот фильм побудит некоторых начать задавать вопросы».

Скромные ожидания режиссера более чем оправдались. Сразу после выхода фильма резко возрос интерес к документальным книгам о войне — их все труднее получить в библиотеках. Особым спросом пользуются серьезные и живо написанные труды историка Стивена Эмброза (Stephen Ambrose), основавшего музей высадки в Нормандии — он был консультантом в работе над фильмом. Книга Эмброза «Граждане солдаты» входит в список бестселлеров. Спилберг сказал: «Хорошо, что фильм помог сократить разрыв между поколениями. Случается, что прямо в кинотеатрах и на улицах после просмотра 20-летние подходят к 70-летним, чтобы выразить им свою благодарность». Газеты это подтверждают. Они печатают письма молодежи, например: «Теперь я понимаю, почему мой дед, участник высадки, никогда об этом не рассказывал».

Военные историки признали «Спасти рядового Райана» самым точным и правдивым фильмом о войне.

Фильм Спилберга установил новую «планку достоверности» в кино о войне. Жестокость картины стала для режиссера способом прорваться, достучаться до зрителя.

Не проводятся в стране в Дни Победы официальные или общественные мероприятия, если не считать давние попытки конгресса провести резолюцию с требованием к России признать незаконность «оккупации» Прибалтики в 1940–1991 годах. Российская Дума недавно превентивно приняла Постановление, осуждающее попытки «пересмотра итогов Второй мировой войны». Как представляется, обижаться на те же США за их не слишком восторженное отношение к нашему празднику не стоит. У каждого народа своя война, и пытаться «построить» весь мир под одну Победу — значит умалять ее самодостаточное значение для России. Куда разумнее постараться понять особенности отношения к последней мировой войне в других странах, принимавших в ней участие.

В связи со сказанным читателю небезынтересно будет познакомиться со статьей Николая Зимина «Неамериканская мечта».

Америка традиционно живет согласно собственным представлениям о важности исторических событий и о том, когда и что отмечать. При этом вниманием и заботой со стороны государства американские ветераны Второй мировой войны не обижены. Наша атмосфера радости «со слезами на глазах» в чем-то схожа с двумя здешними общенациональными праздниками — Днем поминовения, отмечаемым тоже в мае, в последний понедельник, и Днем ветеранов — 11 ноября. Главное же отличие американских торжеств в том, что каждый год, без оглядки на круглость дат, США чествуют живых и павших бойцов всех войн — праведных и неправедных, проигранных и выигранных. О степени толерантности коллективной исторической памяти в США лучше всего говорит тот факт, что, к примеру, День поминовения пришел в национальный праздничный календарь из южных штатов. Там его стали отмечать вскоре после Гражданской войны Севера и Юга, с 1868 года, возлагая венки на могилы погибших воинов, сражавшихся как на стороне Конфедерации, так и на стороне Союза.

Наша Гражданская война случилась куда позже американской, и тем не менее государство о ней не вспоминает, предпочитая менее противоречивые исторические события.

Американский День ветеранов появился в результате участия США в Первой мировой войне. В 1919–1953 годах он назывался «Днем примирения». Уже несколько десятилетий при Министерстве по делам ветеранов (в Америке, в отличие от России, есть такое ведомство) действует специальный комитет, занимающийся организацией памятных праздничных торжеств. А вот Дню Победы во Второй мировой войне места ни в государственной идеологии США, ни в массовом сознании как-то не нашлось. Как считают специалисты, причиной тому послужило множество разных факторов.