Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов - Борис Горбачевский

Говоря об историческом значении Пражской операции, Хофман указывает, что следует рассматривать, исходя лишь из действительного вклада власовцев в Пражское восстание, независимо от верности русских союзу с немцами и успеха собственно плана Буняченко. Вступив в борьбу в критический момент, 1-я дивизия РОА сумела занять, за исключением нескольких островков немецкого сопротивления, всю западную часть Праги и обширный район на восточном берегу Влтавы до Страшнице. Сил РОА было недостаточно для того, чтобы занять весь город, но, разрезав город на две части, они помешали соединению немецких резервов с севера и юга. С. Ауски справедливо замечает, что, если бы не 1-я дивизия РОА, немцам удалось бы 6 мая занять западные районы Праги, а 7-го — полностью подавить восстание. Даже неожиданное прекращение боевых действий в ночь на 8 мая и отход частей РОА города имели положительные последствия, косвенно способствуя соглашению ЧНС с генералом Туссеном о беспрепятственном выводе немецких войск. И, наконец, какие бы возражения и споры ни вызывало решение генерал-майора Буняченко, оно стало частью истории, поскольку из хронологии событий тех дней непреложно следует, что именно 1-й дивизии РОА принадлежит основная — если не вся — заслуга в освобождении Праги от немцев. Такова историческая правда. Версия же советской историографии, по которой Прагу освободили войска 1-го Украинского фронта маршала Конева, не выдерживает научной критики и является всего лишь легендой.

Глава двенадцатая

ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ

«Все — от стратегии до тактики — было отмечено сталинской бесчеловечностью».

Судеты. 8 мая 1945 года. 8 часов утра

В Судетах дивизия заняла оборонительные позиции, выставив на путях к Праге так называемые блокпосты. Мы не сражались с противником. Этим занимались другие. После тяжелых боев в Восточной Пруссии нам было не до «догонялок».

Очень скоро батальон добрался до передового поста, чтобы укрепить его. А вообще все действия в Судетах напоминали детские игры. Навались хотя бы одна из пятидесяти дивизий противника, расположенных в западной части Чехословакии, от нас бы остались одни перышки. По последним разведданным, немецкие части начали отход на Запад еще до нашего прибытия в Судеты.

Наш мобильный батальон въезжает в предместье чешского города Сливице. Мы пока об этом не знаем. На улицах оживленно. Все спешат в центр на митинг по случаю долгожданного освобождения от оккупантов. На рассвете немцы покинули город. Пожилая чешка рассказывает, что три офицера, живших в ее доме, не успели забрать шинели. Вторая женщина советуется, как ей поступить с брошенным немцами псом. Кто-то нуждается в медицинской помощи. Паренек радостно сообщает, что на соседней улице он обнаружил склад с продуктами.

Я соскакиваю с машины, засекаю на часах время: у меня всего десять минут. Пересекаю улицу и останавливаюсь у ближайшего дома. Стучу в дверь. Открывает молодая симпатичная женщина. Прошу на немецком стакан холодной воды. Неожиданно, приятно улыбаясь, она отвечает мне на чистом русском языке: «Входите, капитан, я русская». Вхожу и сразу же попадаю в богато обставленную гостиную. На стене картины в дорогих рамах. Кажется, где-то я их видел. Не помню. Хозяйка дома приносит поднос с бокалом вина. «Думаю, — кокетливо говорит она, — вы заслужили сегодня бокал французского шампанского». Уходя, поблагодарив, я все же спросил: «Как вас зовут? Как вы сюда попали?» «Я из Крыма. Зовут меня Вера, а как я сюда попала, очевидно, мне придется рассказать в другом месте», — ответила она. На прощание Вера бросает ошеломляющую новость: «Лондонское радио передало о том, что сегодня в полночь в Потсдаме немецкие генералы подпишут с русскими «Акт о безоговорочной капитуляции». Я дружески посоветовал ей поскорее собрать вещички и собираться домой. Через несколько минут колонна машин и замыкающая их батарея двинулись дальше. Вчетвером праздновали День Победы. Об этих счастливых часах в жизни миллионов людей на планете и всех нас, фронтовиков, можно написать целый роман. И он будет, несомненно, написан.

Судеты. 8 мая 1945 года. 12 часов дня

Встреча с одним из передовых постов привела в шок. Такого бардака, с которым мы столкнулись там, никто не видел за время войны. Солдаты пьяны. Выделывают такие карусели, что казалось — земля разверзлась. Вокруг пышного костра, в саду, перед трехэтажным домом, огонь, который чуть не упирался в небо, солдаты, кто в гимнастерках, кто в нательных рубашках, кто босиком, без фуражек, ремней, плясали и выкрикивали что-то, как ошалелые. Их окружала толпа таких же дикарей. Кто-то неистово хлопал в ладоши. Вовсю гремели выстрелы, разумеется вверх. Играла гармонь в сопровождении рояля. Братья-славяне вытащили из помещения в сад огромный стол и за ним вовсю пировали. Повсюду валялись бутылки из-под вина, пива. Вперемежку с солдатами танцевали чехи и чешки, местные крестьяне в нарядных национальных одеждах. Вот примерно та картина, которая предстала перед глазами. Наш командир, подполковник, помощник начальника штаба дивизии, от всего вида этого балаганного зрелища, как ему показалось, весьма далекого от военной обстановки, сразу же взбесился. Он схватил за ворот гимнастерки командира поста и стал его трясти.

— Что у вас тут происходит? — загремел подполковник. — Вместо боевого дежурства — пьянка и гульба! Старший лейтенант, вас ждут крупные неприятности. А пока я отстраняю вас от занимаемой должности и прошу немедленно сдать оружие!

Вмиг все вокруг замолкло. Солдаты и местное население ждали, что произойдет дальше. А дальше произошло вот что…

— Иди ты! — неожиданно презрительно и громко бросил в ответ старший лейтенант. Он буквально прокричал подполковнику в лицо: — Войне-то конец! Враг повержен! Победа! А такие старые болваны, как ты, ни хрена не знают, а если и знают, то скрывают от подчиненных. Ждут указаний свыше. Безоговорочную капитуляцию немцев приняли союзники вчера в Реймсе, а сегодня, в ночь на 9-е будет подписана вторично капитуляция в Потсдаме.

Подполковник смешался, замолчал, а затем промямлил:

— Господи! Как же я пропустил такое историческое событие — Победу?

— Про себя подумал: откуда об этом стало известно молоденькому офицерику? Чехи сообщили или «солдатский телеграф»?

Без всякой команды, не сговариваясь, в едином порыве, мы, офицеры и солдаты, стоящие у прибывших машин, бросились навстречу своим товарищам, крепко обнимали их, целовали. Сколько дней и ночей все мы, участники войны, ждали этого Великого дня. Сняли пилотки, отстегнули ремни и радостно присоединились к общему ликованию. Солдаты подхватили растерянного подполковника и подбросили вверх, бережно опустили на землю. Он же во весь голос кричал: «Пляшите, ребята, пляшите! Вы заслужили этот светлый Праздник!»

Из открытых окон на верхних этажах дома на землю летели стулья, отвинченные ножки столов, этажерки, книжные полки и сами книги, дорожные чемоданы, свертки со старой одеждой, картонные коробки, кучи вешалок, настенные репродукции. Все это солдаты аккуратно подбирали и сразу же бросали в костер.

Судеты. 8 мая 1945 года. 11 часов вечера

Внезапно я услышал знакомый голос, как показалось мне: «Товарищ капитан! Товарищ капитан!» Обернулся и сразу же узнал в солдатах, стоящих передо мной, тех, с кем в Пруссии я отмечал получение моего капитанского звания.

— Вас тогда вроде бы было пятеро, сегодня трое.

— Верно, капитан! Война косила нашего брата до последнего дня. Васько — помните чернявого хлопца с Украины? — навечно оставили в прусской земле. А Нил в Кенигсберге надолго остался на госпитальной койке. Долбанули в последнем бою.

В ту первую или вторую победную ночь, честно говоря, я запутался в капитуляциях, мы вновь вместе: Павел, Иван, Кондрат и я. Мы сидели вокруг костра, зажженного в честь Победы. Долго молчали, глядя на огонь. Мне подумалось, что каждый из нас в эти минуты ведет собственные счеты с прошедшей войной, припоминая живых и мертвых. И каждый из нас считал, что именно он, а не кто-нибудь другой, добился чуда — Победы!

О чем впервые я подумал в ту ночь? Читателю может показаться парадоксальным то, что я скажу далее. Несмотря на кровавые муки и бесчисленные человеческие трагедии, немыслимые тяготы (они продолжались 1418 дней войны), все мы, ее участники, будем вспоминать прошедшее время все последующие годы, как самое значительное, яркое и честное событие в своей жизни. Так дальше оно и вышло…

Молчанка закончилась. Первым исповедовался Кондрат:

— Еще в Пруссии толканул я своей Маруське весточку. Вроде бы живым я остался. Всевышний помог! Что, вы думаете, ответила моя баба? «Не возвращайся, родной, в деревню. Ты один на 140 домов — слава богу, живехонький. Замордуют тебя и меня вдовы». Но я же родился в той Воропахе и прожил в ней почти 30 лет?