Лолотта и другие парижские истории - Анна Матвеева

Сегодня мальчик не настроен общаться – садится в свой угол дивана и вздыхает. Очень бледный, под носом пробиваются усики, пальцы вздрагивают. Предлагает:

– Давайте сегодня о вас поговорим.

Иногда я соглашаюсь поменяться ролями. Как будто это Игорь – психолог, а я – пациент. В таких случаях я чаще всего придумываю себе «проблемы», но, бывает, и проговариваюсь. Вот и сегодня, – возможно из-за Алии, затронувшей во мне то, что давно не болело, и вдруг ударило изнутри, – я заговорил о моей бывшей жене. Вспомнил какие-то истории из нашей прошлой жизни. Например, моя жена плохо знала географию, и считала, что Непал находится в Африке, а ещё она не могла понять, где расположен запад, а где – восток. Жена заменяла понятия «восток» и «запад» словами «справа» и «слева», и меня это всегда умиляло, как и то, что если она рассказывала о каком-то месте вблизи от нашего дома, то обязательно указывала рукой в противоположную сторону.

– Какая-то она была у вас не очень умная, Михал Юрьевич, – вежливо заметил Игорь.

Я сказал, отнюдь. У моей жены было два высших образования и кандидатская степень, кроме того, она постоянно посещала тренинги, семинары, учёбу. По пути на работу слушала познавательные книги, и очень боялась остаться наедине с собой – а с некоторых пор, и со мной. Об этом я Игорю уже, конечно, не рассказал, тем более, что он вдруг заплакал – иногда с ним такое случалось. Порой это были искренние слезы, а порой – особый приём, чтобы проверить реакцию окружающих. На сей раз – нечто среднее.

Сегодня Игорю не хочется рассказывать об отце, видимо, у них совсем всё плохо. Сидит, дёргает себя за пальцы – вначале правая рука, потом левая. Успокаивается.

– А где сейчас ваша жена? – спросил Игорь. Я сказал, что она живёт с другим человеком, потому что мы давно развелись. И подумал, что на память о ней мне не осталось ничего кроме тех историй из прошлого, когда она путала запад с востоком, а север – с югом.

– В Пермской области есть речка Северный Юг, – сказал Игорь. – Кстати, вы тоже считаете, что те, кто верит в Бога – идиоты? Ну или не очень здоровые люди?

Слово «кстати» Игорь использует не так как все – для него это нечто вроде булавки, которой можно подколоть одну тему к другой. И себя он, разумеется, считает абсолютно здоровым, – впрочем, это как раз-таки обычное дело. Ко мне лет пять ходила девушка, у которой было серьёзное заболевание почек и аменорея – она любила порассуждать о том, как станет воспитывать своих детей, и никто не решился бы сказать в ответ, что детей у неё никогда не будет. Она-то считала себя здоровой.

– Я так не думаю, Игорь. Ты разве не веришь во что-нибудь такое… в переселение душ?

Он сморщился от жалости ко мне.

– От вас я такого не ожидал.

Я и сам не ожидал – никогда не был чрезмерно внушаемым, и не признавал слепой веры, тогда как жена моя, начав ходить в церковь, изменилась полностью. Из неё в буквальном смысле слова родился другой человек – не ребёнок, как у других пар, а верующая женщина. Меня она не агитировала, но когда рассказывала о молитвенных подвигах, святых мощах и крестных ходах, в голосе её звучало ожидание, а после – осуждение.

Я не был внушаемым, но вдруг начал говорить о переселении душ – да ещё с Игорем? С самым сложным моим пациентом, о котором я не забываю даже ночью – во многих моих снах мы продолжаем разговаривать, а иногда мне снится, что Игорь падает откуда-то с крыши, и я успеваю его поймать, но потом он снова ускользает из моих рук, оборачиваясь грудным младенцем.

К счастью, время вышло, Игорь, сгорбившись, как старый невролог из кабинета напротив, идёт к дверям. Через секунду в кабинет зайдёт Ирина Викторовна – с купюрой, свёрнутой стыдливым рулетиком.

– В следующий раз, как обычно?

Дежурные слова вдруг кажутся мне горькими. Я мало о чём мечтаю так же часто, как о нормальной жизни для Игоря – такой, чтобы была как обычно. Физически он здоров, и психиатр не нашёл отклонений – но душа Игоря хрупка, как роза пустыни, да простится мне этот поэтический образ, вывезенный из туристической поездки в Сахару. Чтобы не сломаться самому, Игорь крушит своих близких. Красивое этот мальчик считает уродливым, зато уродливому поклоняется от всей души. Не Игорь, а Кай из сказки, в глазах – осколки зеркала злого Тролля.

Я пытаюсь извлечь эти осколки, но они рассыпаны в мелкую соль.

Когда моя жена убедилась в том, что я никогда не стану религиозным человеком, она ушла – и стала моей бывшей женой. Вопрос веры определил и её, и мою жизнь. Церковь не благословляет разводы, но в особых случаях идёт навстречу верующим. Моя бывшая жена быстро нашла себе нового мужа, с которым они совершают паломничества и замаливают грехи (в том числе, разумеется, мои грехи – тяжёлые, вонючие, окостеневшие, как заношенные портки). Господь, как сообщила при случайной встрече бывшая тёща, благословил их сыном. Я видел его однажды – в мягких складочках младенческого тела скрывалась верёвочка с нательным крестиком… В тех статьях о реинкарнации, которые я нашёл сегодня вечером в Интернете, было много слов о младенцах, родившихся с отметинами на теле. Чаще всего это случается в Индии: стране, где никто не сомневается в том, что души путешествуют от тела к телу. Индусы замечают странные родимые пятна, повторяющие следы от пуль – и узнают место прежнего обитания новой души. Я рассматривал фотографии детей, родившихся без пальчиков – потому что они лишились их в прошлой жизни, а потом развернул вырванную из журнала репродукцию.

Журнал «Крестьянка». 1989 год. Женский портрет – «Лолотта или Женщина в ожерелье», художник А.Модильяни, 1917. Художественный институт, Чикаго.

Рыжая девушка с покатыми плечами. Курносый нос, подбородок вытянут и заострен. Карие глаза, под левым – небольшая родинка. Ожерелье на длинной шее, под ним ещё одна цепочка – судя по тому, что она спрятана под платьем, там нательный крест. Руки крепко сцеплены в замок – так Лолотта удерживает себя на месте: по наклону головы и взгляду чувствуется, что она устала позировать. Ничего похожего на улыбку, губы сжаты крепко, и, пожалуй, раздражённо.

Кажется, я знаю, что сказать Алии в нашу следующую встречу.

Я не верю в то, что души перепрыгивают из одного тела в другое, как из поезда в поезд, но я никогда не сомневался в том, что у каждого из нас есть двойник.

Своего я встречал в молодости чуть ли не каждую неделю. Он был старше лет на десять, но мы походили друг на друга так, что оба всякий раз вздрагивали при встрече. Это и вправду очень странно – внезапно наткнуться на зеркало.

Моя жена настаивала на знакомстве – вдруг мы родственники? Дальние? Ближние? Вдруг у моего отца была когда-то другая семья, или какая-то женщина родила от него сына? Она почти уговорила меня подойти к двойнику, но тот вдруг перестал мне встречаться. Зеркало исчезло, – возможно, он умер или уехал жить в другое место, где никто на него не похож.

В пятницу Алия выглядела не такой скованной, как в прошлый раз. На ней была красивая блуза с вышивкой, на шее – ожерелье, а на правой руке – тяжелый с виду браслет. Она улыбалась сжатыми, как у Лолотты, губами, и походила на неё так точно, что мне захотелось ещё раз взглянуть на репродукцию. Хорошо, что я успел сделать себе копию.

– Двойник? – переспросила Алия. – Не думаю. Я ведь ещё не обо всём вам рассказала.

Она повернулась так резко, что ожерелье съехало с шеи набок – и мне захотелось его поправить. Кожа её была смуглой, матовой, без единой родинки. Даже самый наблюдательный индус не нашел бы ни одного свидетельства из прошлого – следы от пуль, ожогов и рваных ран отсутствовали. Вот только этот маленький розовый шрам под глазом…

– У меня была здесь родинка, – сказала Алия, отследив мой взгляд – точнее, поймав его, как муху ладонью. – Я её удалила, мне врач посоветовала. И сразу же после этого, – ещё корочка не отпала, уж простите за подробности, – подруга принесла этот журнал и говорит: «Мне тебя с почтой принесли!».

– И вы что-то вспомнили? – догадался я. Не зря читал вчера про индийских детей с отметинами. – Что именно?

– Корову, – с досадой ответила Алия.

Я-то думал, она начнёт рассказывать про Монпарнас, абсент и бархатную куртку Модильяни.

– Корову?

– Ну да. Чёрно-белая, как дворняжка. И смотрит так пристально, вот прямо как вы на меня.

Алия хихикнула.

– Только не обижайтесь! У коров самый внимательный в мире взгляд, честное слово.

– И что было дальше?

… Алия решила выбросить корову из головы – вспомнилась, и вспомнилась. Свойства памяти до конца не изучены, никто не знает, почему нам часто приходят на ум какие-то нелепицы. Дочка тогда пошла в детский сад, с деньгами было худо – ни работы, ни перспективы. Муж устроился проходчиком в метро, приходил домой еле живой от усталости, а денег за этот адов труд не платили, задерживали. У соседки родился мальчик, и она с ним не справлялась – бедный ребёнок орал с утра до ночи, и Алия, не вытерпев, постучалась однажды к ним в дверь. В соседской квартире стоял плотный, как туман, запах отчаяния. Мальчик был весь сморщенный, на спине – красная гемангиома размером с куриное яйцо. Соседка от недосыпа валилась с ног, как муж Алии после смены.