Лолотта и другие парижские истории - Анна Матвеева

– Михаил, к тебе придёт девочка от меня, – сказала Лидия. – Там ерунда какая-то, но человек переживает. Прояви, пожалуйста, особое внимание. За мной, ты знаешь, не заржавеет.

(За ней никогда не ржавеет – что правда, то правда).

Я только что нашёл ту старую запись в ежедневнике: «Д. от Лидии – 15:00».

Пациентка вошла в кабинет и плотно прикрыла дверь:

– У вас всегда так шумно?

Я объяснил, что по средам в поликлинике работает транспортная медицинская комиссия – десятки автолюбителей носятся из кабинета в кабинет, и создают этот шум. Психолога в списке обязательных специалистов нет, зато в нём есть психиатр и нарколог, две барышни. Поначалу я пытался с ними общаться, как-никак, коллеги. У барышень был общий кабинет, и стул для пациента стоял на заметном удалении от стола – ну я и пошутил, дескать, это чтобы не бросились? Ни та, ни другая даже не подумали улыбнуться, хотя перед этим я слышал, как они хихикали над несмешным анекдотом хирурга. Женщины всегда снисходительны к высоким и красивым мужчинам, а наш хирург, в отличие от меня, именно таков.

Разумеется, обо всём этом я уже не стал рассказывать девочке от Лидии, а просто объяснил, что нам придется потерпеть – мимо кабинета ещё часа два будут бегать туда-сюда взволнованные автолюбители.

Она вдруг выпалила:

– Зря я к вам пришла!

Начало традиционное, можно сказать – классическое.

– Как вас зовут? – спросил я. Мне показалось, что ей подходит имя Анна, но угадал я только начальную букву имени. Её звали Алия. Удивительно, что я не почуял восточную кровь – в извинение своей ненаблюдательности могу сказать, что кровь эта была значительно разбавлена среднеевропейской. Глаза тёмные, но не чёрные, а зелёные. Лицо приятной формы, жаль, подбородок чуточку длинноват. Под левым глазом – небольшой розовый шрам. Симпатичная женщина моих лет, но ничего особо выдающегося в этой Алии я не заметил. Разве что нервничала она не в пример сильнее других женщин, посещавших кабинет Михаила Психолога. Даже пот на лбу выступил.

– Кем вы работаете, Алия?

Она испугалась:

– А это ещё зачем? Лидия сказала, вы анонимно принимаете…

– Конечно! Но мы должны с чего-то начать.

Она помолчала несколько секунд, а потом заявила с каким-то вызовом:

– Я нянечка в богатом доме.

Честно сказать, я ожидал другого ответа. Алия засмеялась:

– А вы думали, я руководитель проектов?

Видимо, руководителем проектов работал кто-то из её близких – возможно, подруга, которой Алия всю свою жизнь завидует. Или, например, мамаша того ребенка, с которым её наняли возиться.

– Зря вы так, – осудила мои мысли Алия. – Я люблю малышей. Моя-то давно уже выросла, самостоятельная…

Заговорив о дочери, она сразу же успокоилась – как будто кто-то протёр ей лицо чистой салфеткой. Рассказала, что Мира окончила школу с золотой медалью, институт в Москве – с красным дипломом. Работает, купила квартиру. Ясно, что проблема, которую Алия мне принесла, но никак не решается предъявить, не связана с дочерью.

Я мельком глянул на часы, но Алия это заметила и тут же вскочила на ноги:

– Я же говорю, зря это всё! Вам, тем более, некогда.

– Нет-нет, что вы! Просто у меня после вас очень сложный пациент. Но у нас есть ещё время, Алия! Не уходите!

Она снова села, суставы в коленях громко хрустнули. Я тут же вспомнил Игоря, который дёргает себя за пальцы вначале правой, потом левой руки. Выдергивает каждый палец, чтобы щёлкнуло, и так – каждую нашу встречу. Кроме того, Игорь постоянно чешет нос и подмигивает, как будто намекает на тайну. Я терпеливо переношу всё, что он делает – особенно, после того, как увидел однажды себя по телевизору. Та же Лидия сосватала меня поучаствовать в телепередаче, посвящённой наркозависимости – вместе с двумя представителями городской администрации, которые бесконечно долго отчитывались перед ведущим в проделанной работе по борьбе с наркоманией. Когда я тем же вечером увидел себя на экране, выяснилось, что когда я молчу, то жую изнутри свои губы – и это заметно каждому. Так что пусть Игорь сколько угодно дёргает себя за пальцы и подмигивает – не мне делать ему замечания.

Психологи не должны учить и давать советы – для этого у людей есть семья.

– Вы замужем? – спросил я.

– Развелась. – Алия сказала это без всякого вызова, но с тяжёлой точкой в конце – такая сойдёт за чугунное пушечное ядро, из тех, что лежат перед военно-морскими музеями.

Как будто решившись, она вынула из сумки сложенный вчетверо листок и протянула мне.

– Вы верите, что мы живём не один раз? – спросила она.

Я не успел ни ответить, ни развернуть листок, вырванный, судя по всему, из старого журнала, потому что в кабинет, который мы забыли закрыть изнутри (Алия – потому что не знала, а я – потому что рассеянный идиот, который вечно всё забывает) ворвалась решительная сорокалетняя блондинка с обходным листом.

– Здрасьте, это вы психиатр? – блондинка улыбалась, как женщина, привыкшая к восхищению.

– Вам нужно в соседний кабинет, – сказал я. Улыбка тут же исчезла, но хозяйка исчезать не спешила. Она скрылась только наполовину, сверяя табличку на двери с моими словами. Убедившись что я, действительно, психотерапевт, а не психиатр, блондинка чертыхнулась и отбыла восвояси. Извиняться за всю свою долгую красивую жизнь она так и не выучилась.

Алия улыбнулась, и стала вдруг совсем молодой. У неё была редкая, неяркая красота – она то появлялась, то исчезала. На женщин с такими лицами можно смотреть подолгу, не надоест.

– Вы спросили, верю ли я в реинкарнацию. – Я говорил быстро, потому что Игорь и его мама уже, наверняка, сидели под дверью. – Если коротко, то нет. Но вообще, здесь должен быть подробный ответ, а времени уже почти не осталось. Сможете прийти к трём часам в пятницу?

Я говорил всё это, а сам машинально разворачивал журнальную вырезку – и когда увидел, наконец, то, что там было напечатано, замолчал. Алия следила за мной с явным удовольствием.

– Можно мне оставить это у себя, до пятницы?

Она разрешила.

И сразу же после того, как Алия закрыла за собой дверь, в кабинет вошёл Игорь.

Игорь достался мне по наследству от психолога и психиатра Евгения Алексеевича, с которым мы пару лет назад проводили совместные тренинги.

– Он уже не ребёнок, – сказал тогда Евгений Алексеевич, и так энергично стал при этом потирать себе переносицу, что я заподозрил подвох. – Мне иногда кажется, Миша, что он никогда и не был ребёнком, хотя я наблюдаю его с пяти лет.

Ирина Викторовна, мама Игоря, была очень недовольна тем, что Евгений Алексеевич передал вдруг мальчика другому специалисту – она боялась, что я разрушу хрупкие (весьма хрупкие) достижения коллеги. Но Евгений Алексеевич уже просто не мог больше работать с Игорем – не мог и не хотел. Игорь выпивал людей до дна: при знакомстве выяснял, куда бить, а после этого наносил удар за ударом – и все в область души. Мальчик вполне справедливо считал, что хоть все люди и разные, чувства у них – одинаковые. И что единственное исключение здесь – сам Игорь. Наблюдательный, умный, и при этом инфантильный, беспомощный. За шестьдесят минут консультации я поначалу выматывался так, будто отпахал целую смену в кочегарке (а я работал в кочегарке в юности, так что говорю это со знанием предмета речи). Минуты ползли так же медленно, как это бывает в аэропорту, когда ваш рейс задерживается на несколько часов, – а вы об этом только что узнали.

Когда пятилетнего Игоря впервые привели к Евгению Алексеевичу, он предложил ему цветовой тест Люшера – выдал пачку ярких карточек, и попросил выбрать те, которые понравятся. Стандартный тест, не вызывающий затруднений ни у взрослого, ни у ребёнка: но это был Игорь, не-взрослый-не-ребёнок. Он спрятал стопку разноцветных карточек где-то в книжных полках, когда Евгений Алексеевич отвлёкся на телефонный звонок.

– Тогда я по-настоящему на него разозлился! – признался старик. – А он был радёхонек! Будто я ему подарок сделал.

Игорь любит, когда окружающие выдают именно те реакции, которых он ждёт. Я это понял быстро, а Игорь, в свою очередь, понял, что я это понял – и тут же изменил правила игры.

Он с трудом учится в школе, одноклассники его не любят, учителя не выносят, а самый главный враг мальчика – его родной отец. В прошлом году я решился ему позвонить, уговаривал прийти на консультацию хотя бы один раз, но он буркнул в трубку: «Мне есть чем заняться и без этой фигни». Игорь рассказывал, что папа проводит много времени в спортзале и ежедневно выпивает по два с половиной литра воды. Но зная Игоря, я могу предположить, что это не совсем точный портрет.

Сегодня мальчик не настроен общаться – садится в свой угол дивана и вздыхает. Очень бледный, под носом пробиваются усики, пальцы вздрагивают. Предлагает:

– Давайте сегодня о вас поговорим.

Иногда я соглашаюсь поменяться ролями. Как будто это Игорь – психолог, а я – пациент. В таких случаях я чаще всего придумываю себе «проблемы», но, бывает, и проговариваюсь. Вот и сегодня, – возможно из-за Алии, затронувшей во мне то, что давно не болело, и вдруг ударило изнутри, – я заговорил о моей бывшей жене. Вспомнил какие-то истории из нашей прошлой жизни. Например, моя жена плохо знала географию, и считала, что Непал находится в Африке, а ещё она не могла понять, где расположен запад, а где – восток. Жена заменяла понятия «восток» и «запад» словами «справа» и «слева», и меня это всегда умиляло, как и то, что если она рассказывала о каком-то месте вблизи от нашего дома, то обязательно указывала рукой в противоположную сторону.