Голова королевы. Том 1 - Эрнст Питаваль

— Предложение говорит в пользу вашего ума, сударь, — ответил Сэйтон, — только одно мне не нравится. Королева, по-видимому, интересуется вами. Если вы убьете меня, то у нас будет два свидетеля нашего честного поединка — если же я убью вас, то у меня не будет свидетелей. — И поспешил к спуску, чтобы там дождаться своего первого противника.

— До свиданья, Сэррей! — шепнул Вальтер и пожал Роберту руку, его примеру последовал и Дэдлей.

Сэйтон ожидал Сэррея под мостом с обнаженной шпагой, стоя на сухом месте, которое было так невелико, что едва могли поместиться два сражавшихся человека. При этом малейший неосторожный шаг при борьбе был уже проигрышем, так как оступившийся мог увязнуть в болоте.

Роберту Сэррею показалось, что он где-то раньше видел этого шотландца, надменного и вместе с тем веселого, шаловливого.

— Ваше имя, милостивый государь? — спросил он.

— А, вам нужны все формальности? Думаю, достаточно моего слова, что вы деретесь с человеком более благородной крови, чем кровь Тюдоров, даже когда на английском престоле еще не было незаконнорожденных.

Сэйтон намекал тем на детей Генриха VIII, надеясь вывести англичанина из себя, но, к своему удивлению, услышал от противника:

— Вы не угадали причины моего вопроса! Я и сам охотнее видел бы на английском престоле прекрасную Марию Стюарт, нежели тех незаконнорожденных. А спросил о вашем имени лишь потому, что ваше лицо показалось мне знакомым и хотел известить вашу семью о преждевременной гибели из-за слишком легкомысленно высказанных суждений.

Сэррей обнажил шпагу и стал против своего противника.

Георг Сэйтон прекрасно фехтовал, он учился в Париже у фехтовальщиков, которые считались лучшими на материке, поэтому надеялся легко справиться с неуклюжим англичанином. Но встретил в своем противнике достойного соперника, который спокойно и ловко парировал, только защищаясь, но сам не нападая.

Спокойствие противника приводило Сэйтона в бешенство; он чувствовал, что будет побежден, если у противника хватит терпения выждать, когда он утомится. Сэйтон метнулся в сторону и так сильно стал напирать на Сэррея, что тот был выбит из позиции и острие шпаги коснулось груди Роберта, но столкнуть противника в трясину ему не удалось. Увидев кровь, Сэйтон возликовал, но Сэррей, несмотря на полученную рану, все же не наступал. Сэйтон хотел повторить свой фокус и перекинул шпагу в левую руку. Это был момент очень опасный как для него самого, так и для противника. Но Сэррей не использовал этого благоприятного момента для нанесения удара и продолжал стоять в той же позиции. Но был настороже и, когда противник хотел сделать новое нападение, поразил его. Обливаясь кровью, Сэйтон упал на землю и, ослабев, закрыл глаза.

Роберт подскочил к нему, заложил рану своим платком и поспешил за друзьями.

Вальтер и Дэдлей уже стали беспокоиться за участь друга и, увидев его, обрадовались.

— Уходим отсюда, — предложил Дэдлей. — Как бы нам не навлечь подозрения. Люди уже смотрят…

— Мы должны спасти его, он еще жив! — сказал Сэррей.

— Вы хотите кончить жизнь на эшафоте? — спросил Дэдлей. — Дуэли запрещены, к тому же вы ранили гостя короля, члена шотландской делегации. Он сбросил бы вас в болото. Уходим!

— Я должен спасти его, будь что будет! — решил Сэррей и направился к конвою, шпалерами окружившему церковь.

— Вы с ума сошли? — воскликнул Вальтер. — Если вы уж так настаиваете, то попытаемся собственными силами унести его незаметно для других.

Он свистнул — и из толпы к ним подскочил паж, следивший за происшествием. Это был Филли. В роскошной одежде он уже не выглядел прежним замарашкой. Многим казалось смешным, что английские кавалеры избрали себе в пажи такого уродливого, безобразного мальчика. Но Вальтер Брай, по-видимому, не замечал этого, а Дэдлей примирился с этим мальчишкой, так как при осаде Кале убедился в его достоинствах. Филли был верный, преданный слуга. Под градом стрел он приносил им на вал пищу, когда усталые после боя они хотели отдохнуть, то всегда находили удобное ложе. Паж был ловок и надежен, скромен и сдержан.

И сейчас Филли нашел выход, как только ему сказали в чем дело.

— Пусть он лежит там, пока не стемнеет, а я сбегаю за травами, которые остановят кровотечение, — сказал он. — Оставаться на свежем воздухе ему не будет вредно — погода мягкая, а для вас могло бы быть опасно переносить его в другое место. Предоставьте дело мне, и клянусь вам, что к ночи он будет уже в постели в нашей гостинице.

Вальтер кивнул Филли, и урод поспешил в аптеку за травами.

— Этот мальчишка — настоящее сокровище, — сказал Дэдлей, когда они все трое снова очутились в толпе у входа в церковь, где к ним подошел богато одетый кавалер и пригласил их на праздник ко двору. Дэдлей и Сэррей согласились охотно, а Вальтер — лишь после некоторого колебания.

Как только стемнело и в залах зажгли огни, весь огромный королевский дворец и сад Лувра были иллюминированы фонариками, бросавшими разноцветные огни на Сену и ее противоположный берег. В направлении Сен-Жерменского аббатства возвышался колоссальный транспарант с инициалами дофина и королевы Марии Стюарт, а над ними — шотландская корона.

Внутренний двор Лувра был превращен в роскошный сад с благоухающими беседками, фонтанами и певчими птицами. Лестницы и проходы были устланы дорогими коврами и украшены гирляндами из цветов. В роскошных залах собрались высшее дворянство Франции, знатные иностранцы из Шотландии и Италии, римские легаты и королевские посланники. Словом, было все, что считалось наиболее выдающимся по знатности, красоте и блеску.

Сэррей, Дэдлей и Брай казались в достаточной мере одинокими среди этой пестрой толпы. Мир между Францией и Англией еще не был заключен, и все прекрасно понимали, что женитьба французского дофина на шотландской королеве является унижением для Англии.

Вальтер и Роберт Сэррей, по-видимому, чувствовали свое унижение, что касается Дэдлея, то он был погружен в созерцание красавиц высшего французского общества; на его лице ясно выражалось желание завести с ними знакомство, но для этого необходимо было представиться королю.

Наконец приехал двор. Как только высокопоставленные лица перешагнули порог большого зала, от зоркого взгляда Екатерины Медичи не ускользнуло присутствие иностранцев. Она с удивлением спросила короля, знает ли он их.

— Клянусь Богом, нет! — воскликнул король. — Неужели наш кузен Гиз притащил сюда несчастных военнопленных, чтобы унизить их? Это неделикатно с его стороны.

— Я предлагаю прогнать их отсюда, — заметил маршал Монморанси, любимец герцогини Валентинуа и заклятый враг герцога Гиза. — В лучшем случае они — английские шпионы, их физиономии только испортят наш веселый праздник.

Между тем министр двора прошептал несколько слов Марии Стюарт, и та, опираясь на руку мужа, подошла к королю и попросила его разрешения представить ему трех гостей, которых она лично пригласила.

— Как? — удивленно спросил король. — У вас, прекрасная королева, имеются друзья среди англичан?

— Да, ваше величество, — ответила Мария Стюарт, — и я прошу милостиво принять их, так как только благодаря им мне удалось счастливо избегнуть преследований Генриха Восьмого.

— В таком случае они для меня — дорогие гости, — заметил король, — им я обязан самой прекрасной победой.

Он сделал знак герольду, и тот громогласно доложил имена иностранных гостей:

— Его сиятельство Роберт Говард, граф Сэррей, его сиятельство лорд Дэдлей, герцог Нортумберленд, сын графа Варвика и сэр Вальтер Брай.

Если до сих пор иностранцы возбуждали лишь любопытство, то теперь интерес к ним возрос в высшей степени. Фамилии Сэррей и Варвик не только принадлежали к самым аристократическим во всей Англии, но и напоминали собой ужасные события из новейшей английской истории. Генри Сэррей, известный поэт, написал свои первые произведения во Франции, и ни одно из убийств Генриха VIII не возмутило в такой мере высшее французское общество, как казнь поэта; никто из английских лордов не вызывал к себе также такого участия и симпатии, как муж прекрасной и несчастной леди Грэй. Французское общество видело теперь перед собой сына и брата осужденных; оба, следовательно, были смертельными врагами английской тирании, принужденными бежать из своего отечества.

Чужестранцы приблизились к балдахину короля с высоко поднятыми головами, оцененными очень дорого в Англии. Мария Стюарт сделала несколько шагов навстречу своим старым знакомым и, приказав подать цветы, разделила их между тремя иностранцами.

Когда я прощалась с вами, господа, я могла дать вам на память только бантик, — проговорила она, — теперь же я встречаю вас в прекрасной Франции, моем новом отечестве, с цветами в руках и говорю вам: «Добро пожаловать». Ваше величество, — обратилась она затем к королю, указывая рукой на Сэррея, — вот тот строгий страж, о котором я рассказывала вам. Он оказывал всевозможные препятствия графу Монгомери, но, как только освободился от данного слова, помог ему провезти меня в Дэмбертон. Верность, мужество и храбрость были отличительными чертами графа Сэррея даже в его юношеском возрасте.