Лучший друг моего парня (СИ) - Манич Мария

— Не понимаю, — бормочу, бегая глазами по тексту.

Липкий пот струится капля за каплей вдоль позвоночника. Сердце ускоряет свой ритм, чеканя о рёбра с такой силой, словно я бегу марафон.

Животягина списала мне долг за платья. Не имеет ко мне никаких претензий.

— Натали моя давняя подруга. И по моей просьбе за тебя решила списать такой пустяк. Закрыла глаза на небольшую недостачу. Как-никак мы почти родственники, девочка. Семья должна держаться вместе. Всё в порядке, Ангелина. Не трясись.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эвелина протягивает руку и касается моих пальцев. Опускаю листок на стол. Я всё ещё не верю прочитанному. Не осознаю, как это возможно.

Два моих мира: работа в бутике на Животягину и Саша с его правильными родителями, у которых весьма старомодные взгляды — пересеклись. И пересеклись удачно. С выгодой для меня.

Только никакого облегчения знание о погашенных долгах не приносит. Я, наоборот, чувствую горечь и неуверенность. Как-то это неправильно. Всё должно было быть не так. Я должна была сама справиться со своими проблемами. Найти выход. Использовать свои связи и силы. Потому что лишь из-за своих ошибок и доверия не тем людям я оказалась в этой ситуации.

А теперь получается, Эвелина Соколова перекупила права на меня у Животягиной в надежде на помощь её семье? Чем её предложение лучше предложения Мирона?

Тем, что к Саше я ничего не чувствую. Мы можем быть на равных. Партнёрами. Друзьями. Коллегами.

Когда с Мироном я хочу иного. Настоящего. Ответных чувств. Привязанности. Любви.

— Что за человек был с ним в машине, что вы не можете попросить об этом же его?

Соколова молчит и на секунду отводит глаза, теряя самообладание. И я понимаю. Догадка простреливает мысли словно молния.

— Это был мужчина. Верно? Или парень? Сильно старше Саши или наоборот сильно младше? — произношу, понизив голос.

Мать Саши смотрит, чуть прищурившись. Хищно. Губы сжаты в тонкую линию. А крылья тонкого носа заметно подрагивают. Да она в бешенстве! И еле сдерживается, из-за того что приходится танцевать кадриль перед какой-то девицей из детского дома.

— Здесь документы о неразглашении, тебе стоит их подписать, и тогда я смогу посвятить тебя в детали. Здесь прописано твоё вознаграждение, помимо того, что я уплатила Наталье. Можешь ознакомиться, почитать и подписать. У меня есть ручка. Через сорок минут нам нужно быть в больнице. Саше снизят седативные, и он придёт в себя, потребуется ответить на несколько вопросов полиции. Я очень полагаюсь на тебя. Ангелина. На тебя и твоё благоразумие. Мы, Соколовы, умеем быть очень щедрыми для тех, кто протянет нам руку помощи. И запоминаем всех, кто этого в своё время не сделал.

Достаю телефон из кармана и быстро делаю фото расписки. Надеюсь, фотография вышла читаемой. А затем пододвигаю к себе другие бумаги. Эвелина опускает на них ладонь, двигая к себе.

— Я ещё не ответила «да». Саша в курсе? Мы с ним расстались сегодня ночью. И не очень хорошо. Я отказалась от вашего «содержания». Про карточку была не шутка, — говорю я, пряча телефон обратно.

— Саша будет не против. Он сам тебя выбрал и посвятил в свой секрет. Представил нам. Он тебе доверяет. Ты для него особенная девушка, Ангелина.

Как сладко стелет! Сама ненавидит меня всеми фибрами души, что легко читается по её обколотому ботоксом лицу. А в уши заливает сладкие речи, на которые так легко купиться.

И, чёрт возьми, я очень хочу на них купиться. Потому что с моих плеч сразу свалится огромный груз проблем. С Сашей не нужно спать за деньги, он легко справляется с этой задачей без участия женского пола. С ним было иногда даже весело. Некоторые его шутки меня смешили. И он всегда выбирал интересные фильмы для просмотра.

Кто позаботится обо мне, кроме меня? Ни папы, ни мамы, ни дальних родственников у меня нет.

— Я хочу съём жилья и оплату обучения. Можно не вперёд, а по семестрам.

— Хорошо. Мы можем добавить и это.

— Тогда я согласна.

Только я произношу эти слова, как спрятанный в карман телефон начинает вибрировать. Не глядя сбрасываю вызов, нажав на боковую кнопку. Нутром чувствую, кто звонит. Просто знаю.

Кончики пальцев покалывает, и ладони потеют. Он свой выбор сделал. Я свой тоже.

Может, и пожалею о нём позже. Может быть, и поплачу на досуге. А может быть, и нет…

Эвелина довольно улыбается и кивает. Собирает со стола все бумаги, складывая их в аккуратную стопку, и протягивает мне шариковую ручку.

Спустя пять минут мы рука об руку покидаем кафе. Белый «мерседес» Соколовой припаркован вниз по улице. Она собирается отвезти меня к Саше в больницу и разыграть запланированную сценку перед полицейскими.

Телефон снова вибрирует входящим сообщением. Замедляю шаг. Поправляю шарф и смотрю на экран.

«Где ты? Перезвони мне».

И следом:

«Сейчас».

29

В палату к Соколову пускают только родных. Его мать долго о чём-то разговаривает с врачом, важно кивая на каждую его реплику, пока я просиживаю штаны на кожаном диванчике в приёмной. Перекладываю из одной ладони в другую телефон и стараюсь не очень сильно греметь носом, распугивая посетителей. Пожилая пара, услышав, как я кашляю, сбежала на другой конец комнаты, и я не могу винить их в этой брезгливости. Такое ощущение, что мне становится хуже с каждой минутой. Щёки горят, боль в горле только усиливается, как и ломота во всём теле.

Пригубив сносный кофе из больничного автомата, вздрагиваю, когда из моего телефона начинает течь знакомая частая вибрация звонка.

Мирон.

Он не сбрасывает, пока вызов не отключается автоматически. А я всё это время гипнотизирую цифры, из которых состоит его номер, и понимаю, что выучила их наизусть.

Гейден звонит ещё несколько раз. Такая внезапная настойчивость озадачивает и сбивает с толку. Я намеренно решаю его игнорировать и, честно сказать, держусь из последних сил. Любопытство снедает, подначивая набрать заветный номер. Гордость, напротив, кричит, чтобы я заблокировала его снова. На этот раз навсегда.

— Парень плох, состояние тяжёлое. Оптимистичных прогнозов дать не могу, — долетает до моих ушей тихий голос врача Саши. — Будем ждать, как пройдет ночь. Но, Эвелина, по старой дружбе — готовься к худшему.

Вскинув голову, встречаюсь взглядом с Соколовой. И не могу понять, почему она лишь слегка хмурится. Выглядит бледной и озадаченной, словно решает в голове сложные логические схемы, но никак не испуганной или расстроенной. Будто у неё всё под контролем. Железная женщина.

— Хорошо, Вячеслав Сергеевич, я поняла. Если что-то изменится, звоните мне в любое время. Понимаете? В любое… — говорит Эвелина, давя голосом на последних фразах.

Прощается с врачом и идёт в мою сторону, бодро стуча каблуками. Не понимаю, как она может явиться в больницу к находящемуся на грани жизни и смерти сыну при полном параде. И где Сашин отец?

Встаю со своего места, вновь пряча телефон в карман.

— Вы говорили, жизни Саши ничего не угрожает, — медленно произношу, когда Соколова равняется со мной. — Что-то изменилось?

Подбородком показывает двигаться вперёд, плотно сжимая губы.

— С Сашенькой всё в порядке, Ангелина. Не переживай. Сейчас мы пройдём в кабинет главного врача, там ждёт наш семейный адвокат, Дмитрий Константинович. Он подскажет тебе, что говорить. Затем спустимся вниз, встретимся с полицейскими. Они хотят задать тебе пару вопросов.

— О ком говорил врач? О втором пассажире? — перебиваю её.

— О нём.

— Он умирает? — спрашиваю, не скрывая беспокойства. — Кто он?

Эвелина сбивается с шага и спивается в мой локоть острыми ногтями, которые я чувствую даже через плотную ткань толстовки. Держит крепко и цепко. Руку не выдернуть, не привлекая внимания. Хотя со стороны может показаться, что она просто держится за меня, ища поддержки.