Лучший друг моего парня (СИ) - Манич Мария

Мужчина, конечно, имеет право помогать своей женщине. Только не думаю, что он рассматривал наши взаимоотношения с этой стороны.

Меня преследуют фантомные воспоминания о его поцелуях, касаниях, словах, граничащих с пошлостью и нежностью, которые он шептал мне в постели. Но они меркнут, как только в памяти всплывают его холодные чёрные глаза, резко брошенные слова и полное эмоциональное безразличие. Его тело отлично реагирует на моё физически, но душа остаётся полностью безучастна.

Захожу в кафе и стягиваю с волос шапку. Оглянувшись, понимаю, что заведение весьма скромное. Стены из красного кирпича увешаны чёрно-белыми фотографиями природы совсем не нашего края. Столы покрыты скатертями в красно-белую клетку, на них стоят небольшие брошюры с выдержками из сезонного меню.

Я усаживаюсь за один из столиков подальше от входа и принимаюсь разматывать шарф.

Место не отличается большой проходимостью. Сейчас воскресенье, время близится к вечеру, а загрузка совсем небольшая. Мать Соколова специально назначила встречу в таком месте, чтобы минимизировать возможность встречи со знакомыми из её круга?

Хмыкаю.

Её предложение становится всё интереснее выслушать, раз она решила так заморочиться.

Эвелина Соколова появляется на входе в кафе через три минуты после меня. Одета в чёрное пальто нараспашку, на шее повязан красный шарф, а на ногах лакированные полусапоги на каблуках, которые звонко стучат по кафельному полу, когда она, заметив меня, широким шагом двигается к столику.

Отодвигает стул и не раздеваясь садится напротив, опуская себе на колени сумку.

Я тоже не спешу снимать куртку, уверена, эта беседа будет короткой. И скоро я стану окончательно свободной. Только что делать с этой свободой, ещё не знаю.

Мы несколько секунд внимательно рассматриваем друг друга, после чего мать Саши чуть заметно кивает, словно каким-то своим мыслям, и натянуто улыбается.

— Добрый вечер, Ангелина. Очень рада что ты решила прийти.

— Здравствуйте. Я ненадолго и спешу, — решаю сразу обозначить временные рамки и что не чай с ней пришла пить.

— Понимаю. Не задержу, — произносит Соколова и опять замолкает, комкая в пальцах ремешок от сумки.

К нам подходит официант, но женщина нетерпеливым движением его отсылает. У меня создается впечатление, словно она не намерена начинать первой. Только я не собираюсь играть в гляделки весь вечер. Меня ждёт недописанная курсовая, и больно дерёт горло. Кажется, опять начинает ползти температура.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нетерпеливо шмыгаю носом и говорю:

— Я отдала карточку Саше ночью, если вы беспокоитесь о ней, воспользоваться не успела. Сейчас у меня её нет. Можете проверить выписку со счета, там должно быть нетронуто. Если что-то пропало, знайте — это не я. Может, не очень убедительно, но я эту карточку в руках держала от силы часа два. Саша может подтвердить, спросите у него.

Надеюсь, она не думает обвинить меня в очередном липовом воровстве, которое я опять не смогу опровергнуть. Потому что по факту никаких доказательств у меня нет.

— Саша пока не может говорить. Он без сознания.

Чтобы переварить слова сидящей напротив женщины, мне требуется три секунды.

Соколов без сознания. Он в больнице? В коме? Или просто валяется на диване в гостиной своих родителей? Слишком мало информации для осознания ситуации.

Хмурюсь, чувствуя, как между бровей залегает складка. Сердце непроизвольно сбивается с ритма и ухает в живот. Неприятный холодок ползёт по позвоночнику, и я натягиваю на пальцы рукава куртки.

За полгода наших странных отношений я привыкла к здоровому, смеющемуся парню. Сердцем не прикипела, но головой понимаю, что он вроде как один из самых близких мне людей за последние годы. Немного не такой, как мне хотелось бы. И в конце концов мы оба друг друга лишь пользовали без взаимных безумных чувств. Но зла я ему никогда не желала. Разве что этой ночью. Пару раз.

— В смысле? Он в порядке?

— Относительном, — уклончиво отвечает мать Саши, смотрю на костяшки её пальцев, она так сильно сжимает ручку сумочки, что они белеют. — Врачи сделали свою работу, теперь он отдыхает.

— Он… — сглатываю, чтобы смочить пересохшее горло. — Что-то с собой сделал?

Эвелина вскидывает на меня покрасневшие глаза и, сжав губы в тонкую линию, медленно качает головой из стороны в сторону.

Тихонько выдыхаю. Неожиданно чувство вины топит с головой. Я ведь знала о его привязанности к Гейдену и всё равно полезла к нему. Пошла на поводу у собственных эгоистичных чувств и не оттолкнула. Мне хотелось тепла и на некоторое время почувствовать себя живой, значимой, важной, не одинокой. Почувствовала. А потом сполна ощутила иное. Грязь, презрение, насмешку. Гейден мастер перевоплощений, легко жонглирует нужными ему людьми, играя в свои игры. Они доставляют ему удовольствие и калечат чувства других.

— Это не суицид. Случайность. Мокрый асфальт, тёмная дорога. Машину занесло. Они перевернулись на большой скорости, но сработали подушки безопасности. Это спасло им жизнь. Спасло жизнь Саши.

— Это хорошо, — произношу негромко.

Гейден не пострадал в своей аварии со Змеем, лишь получил пару царапин, которые совсем не помешали ему вколачиваться ночью в моё тело и дарить оргазмы. Пока мы занимались сексом, Саше повезло меньше. Случайность?

— Да, это очень хорошо, Ангелина. Сын у меня один. И я готова ради него на всё. Найду лучших врачей, лучшие клиники, готова тратить на его душевное и физическое состояние много денег. Он выздоровеет. Встанет на ноги. И станет ещё счастливее, чем был, — строго произносит Соколова, словно боится, что я кинусь опровергать её слова.

— Конечно. Если вы так говорите. Мне очень жаль Сашу. Может быть, я как-нибудь заеду к нему. Навестить.

Если это будет уместно, — добавляю про себя.

Расстались мы с Соколовым на не очень хорошей ноте. Но я рада, искренне и чистосердечно, что он отделался лишь несколькими переломами. Так рисует моё воображение.

— Конечно навестишь, Ангелина. И не когда-нибудь, это нужно сделать сегодня. Если сможешь, ещё и слезу пустишь. Да, было бы неплохо.

— Что? Вы о чём? — не понимаю.

Эвелина подбирается и садится ещё прямее, почти неестественно. Её взгляд следит за мной неотрывно, и я читаю в холодных, расчётливых глазах женщины твёрдую решимость, только ещё не понимаю, с чем она может быть связана.

— Ты была с ним этой ночью, — звучит не вопросом, а утверждением.

— Почти… Мы разбежались около четырёх. Он привёз меня… — затыкаюсь, уместны ли сейчас откровения? Думаю, нет. — Домой. Я помылась и легла спать. Ночью было холодно, мы катались за городом. Открывали окна, высовывались в них, и я заболела.

— Молодец, девочка. Хорошо сочиняешь. Продолжишь в том же духе и убедишь в этом доблестную полицию и общественность. Я предлагаю тебе сделку. В машине Саша был не один, тот человек тоже пострадал, но наш адвокат смог с ним договориться. Теперь мне нужен ещё один человек, который займёт пустующее пассажирское сиденье в машине. Логично, что Саша провёл вечер со своей девушкой, немного выпил, пока вы развлекались, и сел за руль. Ты его отговаривала, вырывала руль и пыталась воздействовать, чтобы он остановил машину, прекратив движение. Но у тебя ничего не вышло. И вы слетели на большой скорости в кювет. Тебе повезло. Ты только переломала ногти, — она смотрит на мои руки и кривит губы, — здесь даже выдумывать не придётся. Подпишешь несколько бумаг и соврёшь в полиции. И всё.

— Всё? О чём вы? — Мои губы дрожат, по телу ползёт жар, но мне холодно. Зубы неприятно клацают друг о друга. — Что происходит?

— Ты могла ответить нет моему сыну, но я умею уговаривать, Ангелина Исаева.

Эвелина открывает сумку и кладёт на стол несколько листов бумаги. Один толкает ко мне.

Он мелко исписан шариковой ручкой. Внизу стоит дата и подпись. Вчерашним числом.