Охотница - Сьюзен Кэррол

Она столкнулась с королем, появившимся из своих покоев, как обычно, окруженным свитой разряженных и напомаженных подхалимов.

Когда-то Екатерина желала целиком взять на себя узды правления, но нынешнее постоянное увиливание Генриха от обязанностей короля становилось источником беспокойства и явным признаком упадка. Генрих обрадовался встрече с матерью. Он зашагал к ней большими шагами, его длинные черные волосы были туго зачесаны назад, открывая лицо болезненного цвета. На нем был сильно приталенный шафрановый дублет. На фоне непомерно раздутых коротких штанов его ноги казались невероятно худыми, почти женскими. Болезненный контраст смелому, энергичному герцогу, который только что вышел из зала для аудиенций.

Хотя Генрих и был моложе де Гиза, его лицо настолько испещрили следы беспутного образа жизни, что он казался много старше.

Екатерина заставила колени согнуться в церемонном поклоне, когда Генрих покорно поцеловал ее в щеку.

— Вы хорошо выглядите, сын мой. Я рада. — Екатерина вовсе не прилагала усилий, чтобы скрыть презрительную усмешку.

— Достаточно хорошо для того, чья смерть парит над его плечом, — брюзгливо ответил он.

— Что на сей раз беспокоит ваше величество? — Екатерина подавила утомленный вздох.

— Что беспокоит меня? Что беспокоит меня? — Его голос повышался с каждым слогом. — Вы не потрудились посмотреть за окно этим утром?

Не давая ей шанса ответить, Генрих схватил ее за руку и почти силком поволок к ближайшему окну. Екатерина заскрежетала зубами, поскольку ее кости запротестовали болью.

— Посмотрите сейчас, — настаивал он.

Сердце Екатерины помимо ее воли подпрыгнуло. За прошедшие годы условия жизни во Франции значительно ухудшились.

Она боялась увидеть разгневанную толпу, сходящуюся к дворцу. Но за окном был только обширный луг, спускающийся до мирных вод Сены, прекрасный парк и фонтаны, которые она сама спроектировала.

— Насколько я вижу, пора обрезать розы. — Высвобождаясь от хватки сына, сказала она.

— Не там, — отрывисто перебил ее Генрих и, схватив за подбородок, заставил поднять голову и посмотреть наверх. — Там. В небе.

Екатерина щурилась, пока ее глаза не увлажнились, но она сумела разглядеть лишь слабые полосы на фоне голубого неба. Но она хорошо знала, что волновало ее сына. То, что посеяло панику среди всех других безмозглых дураков по всей Франции. Ужасная комета.

— Я же уже говорила вам, Генрих, — мать изо всех сил старалась обуздать свое раздражение, — это не что иное, как обычная комета.

— Но она приближается, maman.

— Нет, она лишь направляется к солнцу и скоро исчезнет полностью.

— Ну и какое это будет иметь значение? Она уже принесла свое жуткое проклятие. Вы не хуже меня знаете, что означает появление кометы. Великий человек должен умереть.

«И каким образом это связано с тобой, сын мой?» — подумала Екатерина, но только погладила Генриха по руке.

— Но ваше величество слишком умен, чтобы обеспокоиться из-за подобной чепухи.

— Чепухи?! Это вполне доказанный исторический факт, что комета появилась как вестник смерти Юлия Цезаря.

— Вы ведь не Цезарь, Генрих, — сухо заметила Екатерина, но в своем волнении он не слушал ее, барабаня пальцами по оконному стеклу. Его тонкие пальцы были увешаны столькими дорогими кольцами, что Екатерина часто дивилась, как ему вообще удавалось поднять руку.

— А император Нерон? Из того, что я читал, он определенно понял опасное значение комет.

— Ах да, Нерон. Каким прекрасным примером благоразумия и проницательности он служит нам.

Ее сарказм явно не был понят ее сыном, потому что он согласно кивнул головой.

— Император проявил достаточно мудрости и узнал у своих астрологов, как отвратить от себя беду. И знаете, что они посоветовали ему? — Генрих наклонился ближе к матери, понижая голос до шепота. — Убить несколько знатных особ при дворе в качестве жертвоприношения.

— Какая прекрасная идея. Почему бы вам не начать с некоторых из ваших друзей, которые обескровливают казну?

Генрих негодующе сверкнул глазами.

— Я больше думал о герцоге де Гизе.

Екатерина застыла, тревожно глядя на сына. Даже со своим потускневшим зрением она не могла не заметить опасный блеск, который вспыхнул в глазах Генриха.

Несмотря на свою летаргию, время от времени он мог неожиданно для всех встряхнуться и начать действовать, но его действия носили невероятно стремительный и гибельный характер. И он ненавидел герцога де Гиза до умопомрачения.

Нервно оглядев фрейлин и друзей сына, Екатерина вцепилась в руку Генриха и потянула его подальше от чужих ушей.

— Мы уже обсуждали это прежде, — проговорила она тихо, но настойчиво. — Мы займемся де Гизом в более благоприятное время, но не теперь. Он слишком силен сейчас. Если что-нибудь случится с герцогом и это смогут приписать нам, весь Париж и большая часть католиков во Франции поднимутся на восстание против нас. И мы проиграем. Это станет концом всего.

— Уже слишком поздно. Я знаю это. Наш конец написан на небе, маман. Еще один год, и вы, и я, мы оба превратимся в прах, и о нас позабудут.

Для человека, произносящего безумные речи, выражение лица было до ужаса здравым.

* * *

Екатерина сидела одна, вся сжавшись и укутавшись в платок, ее кресло было придвинуто совсем близко к огромному камину в ее личных покоях. Даже пылающего жаром огня было недостаточно, чтобы согреть ее кости.

«Еще один год, и вы, и я, мы оба превратимся в прах, и о нас все позабудут».

Екатерина вздрогнула, вспомнив слова сына. Она боялась небытия гораздо больше, чем если бы верила, что ей придется отвечать за свои грехи перед некоторым могущественным Создателем.

Дочери Земли считали смерть естественным процессом, закономерным концом жизненного цикла, возвращением в лоно матери-земли, превращением в тучную почву для новой жизни. Но Екатерина не видела ничего утешительного в перспективе стать кормом для личинок, которые будут вгрызаться в ее плоть, пока от нее не останется лишь груда костей.

Она съежилась, вжимаясь в свое кресло. В порыве самоотвращения она заставила себя выпрямиться. Нет, она еще не готова становиться пищей для червей, будь прокляты безумные предсказания ее сына.

По крайней мере, ей удалось на какое-то время утихомирить Генриха, отвратить его от любого необдуманного действия против герцога де Гиза. Растирая ноющее плечо, Екатерина вздохнула. Как будто мало ей сумасбродного поведения Генриха и амбиций герцога де Гиза, так еще новая беда возникла, чтобы мучить ее. Беда, которой, как она полагала, она видела конец, когда эта ведьма Лассель утонула в Сене.