Диалектика художественной формы - Алексей Федорович Лосев

(Die deutsche Philos. d. Gegenw. in Selbstdarst., herausgegeb. v. R. Schmidt. Lpz. 1921. I 160):

«ihr Ausgang ist der Einheitspunkt, für den es kein Denken gibt, das nicht Sein-Denken, kein Sein, das nicht Denk-Sein wäre» (161);

и т.д. Ср. также – Platos Ideenlehre. Lpz. 19212, 465 – 466, 471 – 473.

«Гипотетизм» неокантианства мешает ему представлять себе первоединое как законченную диалектическую структуру; оно в нем видит лишь «Ursprung». На самом же деле оно есть и «Ursprung», но оно же есть свой собственный эйдос в смысле «Gesicht», чтó есть, между прочим, основание чисел. Кроме того, оно есть и еще некое «сверх», не вмещающееся в указанные моменты (ср. резюме о пяти типах «одного» в неоплатонизме, – «Античн. Косм.», стр. 281 – 282).

3.

Это выведение второго начала, даваемое нами более подробно в § 2-м, с исчерпывающей полнотой и ясностью проводится у Plat. Parm. гл. 21, 142b – 157b (изложено мною в «Античн. Косм.», 59 – 73, ср. также 292 – 304); образцом диалектики в этом смысле может служить и Plot. VI 7, 13 (переведено и проанализировано в «Античн. Косм.», 292 – 295) и Procl. inst. theol. §§ 66 – 69, 73 – 74, 80 – 82, 86, 95 – 96, 98 (перев. ibid., 139 – 145).

Фихте занят той же самой диалектикой, когда требует для «Я» определения через «He-Я», в результате чего получается необходимость границы для Я, т.е. определение Я вообще, как бы некая его величинность и делимость, почему и

«Я противополагаю в Я делимому Я – делимое He-Я»

(«Основа общего наукоучения», И.Г. Фихте, пер. под ред. Е. Трубецкого. I 67 – 87, §§ 1 – 3).

На свой манер, но ровно ту же самую диалектическую конструкцию дает и Гегель, когда от «чистого бытия» (Энциклоп., § 86) переходит к «абсолютному отрицанию» (§ 87), чтобы через их синтез в становлении (§ 88) прийти к тому единству, в котором оба они снимаются и где возникает как бы остановка становления, некое идеальное ставшее, «наличность», «тубытие», «непосредственное существование», которое есть

«бытие с какою-нибудь определенностью и притом с непосредственною или нераздельною от бытия определенностью, составляющей качество» (§ 90).

Что эта «наличность» не есть вещь, явствует из того, что категория вещи гораздо сложнее и предполагает не только «бытие» вообще, но и «сущность», и выводится у Гегеля значительно позже (§ 125). Но если это так, то «Dasein» есть, очевидно, определенность чисто умная, где «качество» и «бытие» неразличны друг от друга. Но тогда эту категорию надо сопоставлять с Плотиновым «эйдосом» (а не с «вещью», «природой»), с Фихтевым «основанием» «отношения» и «различия» (Наукоуч. 1794 г., § 3), которое в дальнейшей диалектике, через развитие взаимоопределения Я и He-Я, в нем совершающегося (синтезы A и B), расцветает в субстанцию (синтез D) и независимую деятельность (синтез E). «Dasein» Гегеля надо по-гречески переводить не πραγμα, но υποστασις, пользуясь языком Плотина; на языке Фихте это – «субстанция».

На языке же Когена это – «Qualität», так как, по нему,

«значение традиционного термина „качество“… видим мы в том, что оно обозначает не только свойство тела или также предмета, не свойство сущего как такового, но – свойство чистого мышления в его методическом приеме»,

так что

«чистое мышление также имеет качество»,

и значение «качества» – в том, что ему также «не предшествует никакое бытие» (H. Cohen. Logik3, 120, ср. P. Natorp. Log. Grundl. d. exakt. W., 59 – 65). Вместе с тем, «Dasein» Гегеля ни в коем случае не есть «Dasein» Когена, так как последнее есть для Когена не «Realität», a «Wirklichkeit» и принципиально связано с ощущением (c.o., 128 и др. места). И потому «качество» Плотина (II 6, 1 – 3, интерпретирующий перевод которого см. в «Античн. Косм.» 243 – 248) не есть «Qualität» Когена, но «Dasein» и, следовательно, не «Dasein» Гегеля, но едва ли вообще относится к Логике (скорее это какая-нибудь «натурфилософская» категория из отдела «физики особенной индивидуальности», Энциклоп., §§ 290 – 305). –

Диалектическое учение о «границе» – P. Natorp, Selbstd., 170 – 171.

4.

О понятии «иного» – «Античный Косм.», 59 – 62, 73 – 86, а также и весь Plot. II 4 (переведенные главы из него см. в «Античн. Косм.», указат. III). Ярко дано это понятие в классическом учении Гегеля о становлении (в начале Логики).

Вошло это понятие и в Логику Когена, где самая идея толкуется как Hypothesis, т.е. как становление (смысловое же, конечно, а не метафизически-вещное) смысла, откуда такие фундаментальные ее категории, как «происхождение», «бесконечно малое», «чистая возможность», «принцип», «метод», «закон», «непрерывность» и т.д.

Можно сказать, что все историческое значение неокантианства заключалось именно в том, чтобы одновременно остаться «идеализмом» и «Begriffsphilosophie», но в то же время исключить понятие устойчивой и завершенно данной в себе интуитивной и вечной идеи и пойти в бесконечность становления вещей и их законов, как идет позитивная наука.

Разумеется, это – та «дурная бесконечность», которую в Новейшее время раз навсегда опроверг Гегель («Наука логики», рус. пер. I 147 – 151), и которую возобновляет вся новоевропейская вера в бесконечный прогресс и которую на свой манер воспевает математический анализ, построенный как раз на понятии «бесконечно малого» (и преодоленный Кантором в его учении о «множествах» и различении «актуальной» и «потенциальной» бесконечности).

Отъединено-гипостазированное «становление» в системах абстрактного идеализма и метафизики получает свое подлинное место на лоне общей идеи в системах классической диалектики (неоплатонизм, Фихте, Шеллинг, Гегель) и является не единственно возможным типом идеи, но лишь несамостоятельным, хотя и диалектически необходимым, моментом в самой идее.

Такое именно видоизменение получает понятие «гипотезиса» в новых взглядах Наторпа на Платона, где он теперь – только «Abgrenzung»,

«Heraushebung… eines einzelnen Strahls aus der unendlichen Fülle des Lichts»

(Plat. Ideenl., 19212, 469).

5.

Ярче всего это – у Гегеля (Энциклоп., § 92 – 94) и в прибавлениях Л. Геннинга (по лекционным записям к § 92):

«Ближе рассматривая границу, мы находим, что она содержит в себе противоречие и потому представляется диалектическою. С одной стороны, граница образует реальность непосредственного существования, а с другой – она есть его отрицание. Но как отрицание чего-нибудь, граница есть не отвлеченное ничто,