Современная французская новелла - Андре Дотель

Крапива

Перевод И. Кузнецовой

Однажды маленькая Анжела, зайдя к ней, как обычно, перед школой, чтобы занести пол-литра молока, застала ее в постели.

— Вам нездоровится?

— Да нет. Просто обленилась на старости лет.

— Может, сварить вам кофе?

— Не надо. Я сейчас встану. А то еще опоздаешь из-за меня. Беги скорей.

Анжела ушла. На перемене она сообщила Амелии:

— Знаешь, Крапива-то сегодня утром не встала с постели. Мне кажется, она заболела.

Это известие мгновенно облетело всю школу. Дошло и до учительницы. Она отчитала тех, кто смеялся:

— Что это вас так развеселило? Вы тоже когда-нибудь состаритесь. И еще до старости успеете не один раз поболеть. Ничего смешного тут нет.

— Но ведь это Крапива, мадам…

— Да она вам в бабушки годится! Вы бы так не хихикали, если бы заболела ваша родная бабушка. Записывайте: из первого крана вытекает девять литров воды в минуту…

В полдень, когда занятия в школе кончились, новость уже обсуждалась в «Меридиане» — кафе на площади. Там тоже посмеивались.

— Ну и ну, значит, и ее хворь пробрала…

— Чтобы Крапива, да не встала!

— Не иначе, как нос себе языком острекала.

— Выпьем же за то, чтобы сильнее жглась!

— Да у нее просто яд кончился. Знаете, как у змей: когда у них яд на исходе, значит, подыхать пора.

— Говорите, что хотите, — заявил Грожан, директор молочного заводика, — а мне ее жаль. Без нее я никогда бы не стал тем, что я есть. Ведь только благодаря ей я поступил в коллеж.

— Да, тут она была на высоте, что верно, то верно. Хоть и злющая как черт, зато умела заставить нас вкалывать. Но это все равно не дает ей права плевать нам в рожу…

— Кстати, Грожан, не далее как на прошлой неделе она говорила в мясной лавке, что твой сепаратор — это рассадник заразы. А директор — ничтожество. Достаточно посмотреть, сказала она, как он воспитывает своих детей.

Грожан махнул рукой, словно отгоняя муху, и компания покатилась со смеху. Все эти господа, в прошлом сорванцы и шалопаи, были некогда учениками Крапивы, и это они придумали ей такое прозвище.

Во второй половине дня разнесся слух, что бывшая учительница так и не встала и что маленькая Анжела, придя из школы, нашла ее в той же позиции. Сильвия Маро, мать Анжелы, принесла ей поесть, но та отказалась. Вечером в «Меридиане» говорили только о ней.

Откуда она приехала? Никто уже не мог припомнить. Да и знал ли это кто-нибудь раньше? Старик Блеро рассказывал, что, когда она здесь появилась, лет сорок назад, она была еще хороша собой. Но никто из местных мужчин не сумел добиться у нее успеха. Говорили, будто не один ухажер схлопотал от нее по физиономии, но кто именно, точно не знали. В школе удары линейкой сыпались направо и налево. Каждый из ее учеников получил свою порцию, и у большинства воспоминание было еще свежо. Вся деревенская детвора прошла через ее руки, так что за тридцать с лишним лет набралось немало людей, у которых были с ней счеты. И тем не менее многие действительно были ей обязаны. Никогда, ни до, ни после нее, школа не добивалась таких хороших результатов на экзаменах. Она воевала с родителями, добиваясь, чтобы лучших учеников посылали в город учиться дальше. Это стоило недешево.

— Да черт с ними, с вашими деньгами! — заявляла она. — Пройдет лет двадцать, и они все равно обесценятся. Зато ваши дети…

Вспоминая этот довод, мужчины хохотали. Потому что сама Крапива была скупа и считала каждый грош. Всю жизнь она копила и почти ничего не тратила. Одежду донашивала до дыр. И, несмотря на большие каникулы, никогда не ездила отдыхать, как другие школьные учителя. Куда там! Она все лето копалась в саду, варила варенье, консервировала на зиму овощи и фрукты. Крапива жила скудно и трудилась, не жалея сил. Сначала она купила дом, совсем крошечный, на краю деревни, и жила там, на отшибе, ни с кем не общаясь. Затем с годами стала приобретать земельные участки. Сначала фруктовый сад, потом небольшой луг, который она сдавала в аренду Маро, своему ближайшему соседу. Потом поля, разбросанные там и тут, которые либо тоже сдавала в аренду, если находила охотников, либо оставляла под залежью. При всей своей скупости в деньги она не верила. Равно как и в ценные бумаги и даже в золото, ибо его ничего не стоило украсть. Земли — вот во что она вкладывала свои сбережения. Ведь участок нельзя ни потерять, ни украсть. В тот вечер, за столиком кафе, шел подсчет аров и гектаров — прекрасная задача для ее бывших учеников. Опись земельной собственности была составлена с высочайшей точностью.

— Забыли еще клинышек леса за кладбищем. Вообще-то лес так себе, но там есть три отличных дуба и великолепный молодой вяз. Это тоже кое-чего стоит.

— Добавьте сюда десятка три тополей на спуске к болоту, которые она купила у покойного Мерлена.

— Да еще спаржевое поле Пеньо, это никак не меньше тридцати пяти аров.

Общая площадь ее владений достигала семи с половиной, а то и восьми гектаров. Это было очень много, в особенности для человека нездешнего. Ибо Крапива все сорок лет так и оставалась для них приезжей. Она знала всех, и все знали ее, но она ни с кем так и не подружилась и всех вокруг презирала.

— Что за народ эти местные — одни слюнтяи да недоумки! — приговаривала она на каждом шагу.

И местные не оставались в долгу; они не прощали ей резкость и прямоту суждений, ее манеру делать выговоры или давать советы, которых у нее никто не спрашивал. Простить это было тем более трудно, что ее выпады всегда имели под собой основание. Пока она говорила о других, с ней невозможно было не согласиться. Но вот очередь доходила до вас, и пощады ждать не приходилось: она не стеснялась сказать вам в глаза, что вы болван или жулик. Это она провалила на выборах предыдущего мэра, высказав ему при свидетелях всю правду в глаза. Нового мэра она тоже не щадила, так как считала, что они одним миром мазаны. Старый кюре обходил ее стороной: она была законченной безбожницей. Не верила ни в бога, ни в черта.

— Все это фарс, — говорила она, — фиглярство. А цель одна — не дать людям выбраться из грязи.

В голове у нее бродили смутные социалистические идеи. О, ничего радикального, и все-таки… Владелец местного замка не питал к ней нежных чувств. Она так преподавала детям историю, что в деревне постепенно менялось направление умов. Теперь уже никто не почитал, как прежде, богатство и власть.

— Что ни говори, — заявил Грожан, когда кафе закрывалось, — но Крапива — это личность. Мы все ей чем-нибудь да обязаны.

— Как же, как же, — заметил кто-то. — Все через ее руки прошли, и все острекались. До сих пор по телу зуд идет.

Разошлись, посмеиваясь.

Назавтра старухе лучше не стало. Ноги не держали ее, от еды она отказывалась. Сильвия Маро, которая время от времени заглядывала к ней, вызвала врача из окружного центра. Он не оставил никакой надежды.

— Когда такие люди, как она, укладываются в постель — это конец.

Слова врача тут же стали известны всей деревне. Никто не мог припомнить, чтобы Крапива когда-нибудь болела, она ни разу не пропустила занятий в школе, всю жизнь вставала вместе с солнцем — и вдруг свалилась. Надломилась, как старый, сухой стебель.

— Вот и не жжется больше Крапива, — сказал кто-то в мясной лавке.

— Как знать! — заметил другой покупатель. — Она еще себя покажет, вот увидите.

Учительница после занятий набралась храбрости и отправилась ее навестить. Не то чтобы она была избавлена от нападок своей старшей коллеги, но ей хотелось продемонстрировать, что все учителя — это одна большая семья. Не тут-то было. Стоило ей переступить порог, как Крапива выпустила когти:

— Лучше бы вы, милочка, не теряли время, а подготовили как следует материал на завтра. Я тут проверяла Анжелу, так она — ни в зуб ногой. Вы не сумели объяснить им толком фазы Луны. Я уж не говорю о причастных оборотах или площади треугольника. Ступайте-ка домой, вам еще учиться и учиться.

Даже лежа в постели, Крапива еще жглась. Грожан, который чувствовал себя в долгу перед ней, зашел проведать ее после ужина. Он принес ей творогу.

— Недорого же тебе обошелся твой гостинец! Можешь забирать свой творог назад. Я к нему и не притронусь. Ведь всем известно, что ты разбавляешь сливки. Стану я принимать подарки от такого, как ты!

Директор покраснел, как напроказивший мальчишка, и по дороге домой выбросил творог в канаву. После этого никто уже не осмеливался зайти к Крапиве, кроме этой самой Сильвии Маро, которая как ни в чем не бывало продолжала ухаживать за ней и варить ей бульоны. Старухины колкости она пропускала мимо ушей. Скоро стало ясно, что делает она это не без задней мысли. Вопрос о наследстве был в последние дни предметом бесконечных обсуждений в «Меридиане».

Составила ли она завещание? Родственников, судя по всему, у нее нет. Она никогда не получала писем, никто к ней никогда не приезжал. Кому же достанутся дом и земли? Маротиха рассчитывала заполучить луг, это было очевидно. А может быть, надеялась и на большее. Бывший мэр считал, что она зря старается.