Проклятие Айсмора - Ольга Зима

вылезти на мостки, а там народ крошил друг друга руками и обломками все того же багра.

Один старик, резво вывалившись из своры, попытался оторвать доску от настила прямо из-под ног Бэрра.

— Народ, уймитесь! Вы о чем? — грозно крикнул Бэрр, наступив на доску, и люди на миг приутихли. — Кого я проклял и когда успел? Да и зачем⁈

— Молчи, дрянь, мы лучше знаем, что ты сделал! — заявили одни.

— Это вы молчите, коли знаете хуже, чем видите, как он о людях нынче заботился, — ответили с другой стороны, и драка возобновилась с новой силой.

Кто не махал кулаками, успевал ругаться:

— Повесить его, и дело с концом — проклятие отменится! Заживем!

— Да поздно уже! Где заживем-то?

— Повесить — никогда не поздно!

Между домами задрожал свет фонарей, отражающийся от остроконечных шлемов стражников.

— Разойдись! — прошел сквозь толпу Айаз.

Люди разлетелись под натиском его и нескольких стражей на две стороны, но и там стычки не прекратились.

— Что происходит, граждане Нижнего Озерного? Кого вы тут еще вешать собрались?

— Вот его, темное отродье! Проклятущего! Выродка! — часть толпы ответила почти хором.

— Заткнись, мокрица неблагодарная! — рявкнули с другой стороны. — Булькала бы сейчас, если бы не Бэрр!

— Да если бы не этот…

— Тихо, я сказал! — голос Айаза снова прекратил ругань. — Слушайте, граждане Нижнего Озерного! Те, кто лишился крыши и нуждается в помощи — вернитесь в наши сторожки и в лавки за второй линией. Остальные — разойдитесь по своим домам.

— А с этим ублюдком что? Ведь это он наши дома проклял! Это из-за него…

— Я, своей властью, забираю первого помощника винира для разбирательства. Не здесь и не сейчас суд будет решать, кто проклял, что проклял, зачем проклял и прочее! Затихните, айсморцы. Суд будет решать!

— Суд? — пискнул старушечий голос. — По закону повесят?

— Дура ты, да еще и карга! — человек с фонарем сплюнул визгливой бабке под ноги.

Тумаки и перебранка пошли на новый круг, но уже вяло. Все смотрели на Аезелверда, мокрого, как и все вокруг, черного от копоти, и ждали продолжения.

Айаз приблизился к стоящему к продрогшему до хребта Бэрру и шепнул:

— Пошли, выведу тебя отсюда.

— К-к-куда?

— В тюрьму. Это лучшее, что ты сейчас можешь сделать. Иначе они не успокоятся и сами не разойдутся.

Бэрр кивнул и, стуча зубами, как сапогами по мостовой, пошел за стражниками. Народ проводил его, ругаясь в спину. Потом, когда не осталось на мостовой ни первого помощника, ни стражи, ни Аезелверда, остальные люди разбрелись кто куда, занявшись опять своими жизнями и бедами.

Понемногу все стихало. Даже ветер успокаивался и к рассвету обещал совсем перестать.

Жуткая ночь почти завершилась. Каждый житель города, через который прошел ураган в час, когда опустел Северный квартал, думал о своем.

Камилла, не интересовавшаяся ничем, кроме своих планов, глядела в окно с высоты своего положения и второго этажа, откровенно радуясь, что скоро настанет день, когда первый помощник винира будет сопровождать ее повсюду.

Винир крепко и спокойно спал, и его ничего не волновало, потому что люди, которые верят в то, что ими задуманное исполнится, всегда спят хорошо.

Бэрр шел в тюрьму в надежде, что проведет там всего одну ночь.

Ингрид так разволновалась, что порвала два бинта.

Гаррик стоял на новом краю города и смотрел на торчащие из воды сваи. В свете наступающего утра они выглядели страшно, но притягательно. Будто зубы невидимого зверя.

«До чего же эти озерные дикие, — думал Гаррик. — Они дерутся, и моя обязанность остановить драку. Так они и со мной дерутся. А мне-то и ответить не хочется, хотя злость есть… Драка ведь, она уместной должна быть. За правду или от веселья. Но ни один равнинный не полезет зубы ради правды вышибать, когда мир вокруг рушится! А эти, на сваях своих же домов… Якобы из-за того, кто дождь наслал. Проклял… Да как это можно? Скажешь что-нибудь небу, а оно ветром отвечает, что ли? А что ж тогда пшеница по уговорам не растет?.. Нет, дело не в домах, дело в умах. Господин Бэрр, я же пытался про умы тебе рассказать. Это сейчас они с умов посходили, а тогда ты придумал бы что, наверняка придумал бы. Понял же как-то, что Нижнему грозит, вот и людей спасти успели. Теперь же тебя в тюрьму повели. Из-за этих же людей… Может, и хорошо это. А то и правда повесят. Безумцы, как есть — сумасшедшие. Нашли, кого в горестях и печалях винить… Да еще в этом кошмаре — темно, страшно, огни сверкают, дома рушатся — тут палец покажи, голову откусят».

Небо на востоке неохотно светлело, становясь из черного серым. Ветер бил все реже и слабее, волны на озере успокаивались.

Продрогший Гаррик долго еще стоял на развалинах мостовой в раздумьях и в одном ботинке.

Глава 15

Странный сон, или Две стороны одного медяка

Когда забудешь ты обеты

На берегу ночной реки,

Когда закличут дураки,

А умные сожгут советы,

Когда, достигнув высоты,

Ты упадешь во мрак устало,

Так будет, так уже бывало,

На грани смертной пустоты,

Когда чудовищ всех страшнее

Людская блажь, людская ложь,

Когда богатых, сытых рож

Лишь зверь в тебе, поверь, страшнее —

Ты не предай тогда ее!

Она тебя лишь нежно любит!..

Но счастья миг, увы, погубит

Сокрытой правды острие…

Толстая чайка сидела на подоконнике спальни. Улетать не торопилась, закрывая весь вид на Нижний Озерный и мешая осматривать Айсмор. Винир повел рукой, вложив в этот жест все величие, что осознавал в себе. Птица нахохлилась, важничая не меньше. Склонила голову набок и приоткрыла клюв, но места своего не покинула. Винир, оторопев от ее наглости, повторил движение еще раз. Добавил раздраженно:

— Кыш! Кыш! Пошла!..

Чайка наконец взмахнула мокрыми крыльями, тяжело перелетела на другой конец подоконника и опять уставилась в глаза. Потом вытянула голову вперед, сложила крылья за спиной, как он любил складывать руки. Перевела взгляд куда-то за него. Винир, нахмурившись, обернулся и увидел, на что она смотрит.

Он не помнил, как и зачем снял перстень перед сном. Большой, тяжелый, золотой — с гербом Айсмора. Этот перстень, которым отмечались самые важные бумаги, сверкал сейчас на туалетном столике.

Резкий порыв ветра, шорох крыльев над головой…