Ошибка господина Роджерса - Владимир Востоков

Страх

Посылки стали приходить реже. Инициатором этого был Роджерс. Он тогда как бы вскользь сказал: «Не надо привлекать к себе внимание. И заниматься спекуляцией».

После этого и было решено не злоупотреблять пересылкой «барахла».

Марина заметно повеселела. Возможно, она думала, что у нас с братом была размолвка. Этим и вызвано мое плохое настроение.

Да, я не знал, куда себя деть.

Я носился с тюбиком «Поморина» — будь он трижды проклят! — как сумасшедший. Вспомнив о приеме «путать следы», которому меня учил Роджерс, я приобрел с десяток тюбиков. Я их рассовал в самые различные места квартиры. К «Поморину» должны в доме все привыкнуть, чтобы на него не обращали внимания.

Жена однажды даже схватилась за голову:

— К чему такой запас?.. По-моему, паста у нас находится даже под подушкой.

Наверное, перебрал я.

Неожиданно на неделе позвонил Иран Петрович Фокин…

Я заикался, городил какую-то чепуху. Марина, проходившая мимо, с удивлением посмотрела на меня, но ничего не сказала.

— Рыбалка? — переспрашивал я.

— Ну конечно… Вы плохо слышите? Я перезвоню…

На секунду был сделан перерыв. Я мог немного собраться. Но от нового звонка все равно вздрогнул.

— Да, да… Теперь лучше… — сказал я.

— Ну вот… — обрадовался Фокин. — Продолжаю… У меня выпадает редкий день. Что вы думаете насчет рыбалки?

Я стал путано ссылаться на свою занятость…

Мне же хотелось, чтобы домашние слышали эту чепуху. Какая там у меня занятость! Потом я что-то брякнул о головной боли. Господи… Надо просто сказать, что согласен, и все.

— Не узнаю вас, Алексей Иванович… — пробасил Фокин. — Вас подменили. Отказываться от рыбалки в такие дни!.. Простите меня, но это грех…

В голосе послышалась обида. Я спохватился:

— Вы правы… На свежем воздухе все пройдет.

— Вот это уже другой разговор…

— Тем более что я вам привез новый спиннинг.

— Алексей Иванович… — растроганно произнес Фокин. — Ну зачем?.. Это же дорогое удовольствие.

Чувствуется, что самому-то ему было приятно.

— Испытаем завтра…

— Большое, большое вам спасибо…

И этому человеку я готовлю подлость… Когда я вошел в комнату, жена подозрительно меня осмотрела.

— Ты действительно плохо выглядишь… Побледнел… Обратился бы к врачу.

— Пройдет, — небрежно бросил я. — Побуду на свежем воздухе, все войдет в норму.

Но этот день на свежем воздухе дорого мне стоил. Я не мог спокойно разговаривать с Фокиным, смотреть ему в глава. А он ничего не подозревал, как ребенок, радовался спиннингу, хорошей погоде, моему соседству.

«А если все ему рассказать?» — мелькнула у меня мысль. А Виктор и Марина? Что будет с ними? При мысли об этом судорога прошла по моему телу.

— Что с вами? — участливо спросил Фокин. — Вы побледнели. Опять голова?

— Да, немного закружилась.

— Это от переутомления. Пройдет. Посидим у водички.

Хорошо, что рыбная ловля требует тишины: мы сидели молча, но от мыслей-то никуда не денешься. Перебирал множество вариантов, выискивая выход из своего невероятно сложного положения.

Допустим, я завтра… Нет, в понедельник, послезавтра, все-таки пойду туда… Пойду и расскажу. Я же ничего пока не сделал страшного. Я просто попал в беду. А что за этим последует? Трудно даже себе представить…

Мне вдруг пришла в голову шальная мысль — вышвырнуть проклятый тюбик «Поморина» и обо всем забыть…

Нет… Они не забудут. Роджерс отыщет меня. То, что он пообещал мне за разоблачение, не простые слова.

Я покосился на Фокина. Даже не представляет, что сидит рядом с врагом.

Враг…

Это слово все чаще и чаще приходит мне на ум. Ведь это так, и никуда не денешься.

С величайшим трудом дождался я вечера. Разумеется, ничего не поймал.

— Ну, вы совсем раскисли, Алексей Иванович. Я уже переживаю, что вытащил вас из дому… — сказал Фокин.

— Ничего… Ничего… — успокоил я.

Обычно после рыбалки я дома засыпал как мертвый. Но теперь лежал, закрыв глаза, и все думал, думал. Издалека донесся приглушенный разговор.

— …Конечно, ты права, дочка, он стал нервным и беспокойным.

— Разве ты не видишь, что он без тазепама не обходится! Что с ним случилось? До последней поездки в Вену он таким не был, — упрямо твердила Марина.

— Может быть, это оттого, что бросил пить?

— Да, вот еще… Как-то я проснулась от его крика, — продолжала Марина. — Отец просил у кого-то прощения, клялся, что не виновен. Вспоминал дядю Зорю. Я испугалась и потом долго не могла заснуть…

— Да мало ли что может присниться, доченька? Иной раз такое увидишь… — Ложись, уже поздно… Завтра поговорим.

— Ох, мама… — вздохнула Марина. — Как вы любите все откладывать на завтра.

С утра я помчался в контору. Я торопил себя, будто бы там дела невероятной важности или горит что-нибудь. Весь день хватался за любую работу… Только бы забыться. Разбитый, усталый, вернулся домой.

— Папа, тебе кто-то звонил, просил передать привет.

С трудом соображаю, о чем говорит Марина. Может, это уже оттуда начали звонить? Прошло три недели, после того как вернулся из Вены. Скоро должен отчитываться.

— Спасибо, — стараясь казаться равнодушным, ответил я.

Мне стало не по себе. Не хватало сейчас звонков. Тем более анонимных.

Сели ужинать. Аппетита никакого.

— Алеша, ты не рассказывал ничего о рыбалке.

— Неудачно на этот раз… Сама, наверное, догадалась по результатам.

— Подарок Фокину понравился?

— Очень…

Скорее бы выйти из-за стола. Потом сошлюсь на головную боль и прогуляюсь на свежем воздухе. Надо побыть одному… Это единственное, что мне сейчас хочется. Не смотреть людям в глаза, не отвечать на их вопросы.

И вот я один. Ноги сами несут меня опять туда же, на Лубянку. Показался подъезд знакомого дома. Большие массивные двери часто открываются. Что меня заставило вновь прийти сюда? Почему я здесь? Я стою у гастронома и наблюдаю за обитателями дома напротив. Хочу побороть в душе страх. Пропади пропадом эта Вена, брат, Роджерс! Я устал. Хочется подойти к подъезду, открыть дверь… Настраиваюсь. Уговариваю себя. Чего же я боюсь? Очень неуверенно я направляюсь к зданию. Теперь я стою у подъезда и чувствую себя уже совсем плохо. Пытаюсь заглянуть внутрь. Но, кроме широкой лестницы, покрытой красной ковровой дорожкой, ничего не вижу.

Оттуда выходят двое. О чем-то весело разговаривают, смеются.

В последнее время я стал очень завидовать людям, которые могут смеяться. Невольно иду за ними. Они — в гастроном. Я — туда же. Они встают в очередь за апельсинами. Пристраиваюсь и я. Сзади. Боже мой! Впереди меня стоят чекисты. От них зависит моя судьба. Присматриваюсь к ним. Такие же, как и все. Ничего выдающегося, сверхъестественного. Последнего невольно трогаю за рукав. Ничего. Не страшно. И я решительно оставляю очередь. Выхожу из гастронома.