На страже мира (ЛП) - Илона Эндрюс

Его лицо перекосило, будто он глотнул прокисшего молока.

Он посмотрел на свою грудь и его стошнило.

— О господи.

Он попытался вернуть себе самообладание, но его подбородок задрожал, и его снова согнуло пополам.

Я не знала, плакать тут или смеяться.

— Святой Иисусе. — Офицер Мараис выпрямился и с перекошенным лицом потопал к машине. Заревел мотор, вспыхнули фары, и громоздкая машина умчалась прочь.

Джордж улыбнулся.

— Я же говорил — весьма талантлив.

Я стояла на краю посадочной площадки, когда с неба упала багровая капля, и растаяв в воздухе, оставила троих вампиров. Вампиры с возрастом седели и становились больше, не выше или толще, а массивнее, поскольку их тела набирали все больше и больше тяжелой массы. Рыцари передо мной были огромными. Если броня Арланда и Робарта была произведением искусства, то броня вновь прибывших была произведением искусства, предназначенным для сообщения, что её обладатели имели практически неограниченный бюджет. Богато украшенная и идеально подогнанная, она превращала каждого из них из живого существа впередвижную смертоносную крепость. Они стояли хмурые, обнажая клыки, и у меня возникло сильное ощущение, что добром это не кончится. Лидер нес огромный топор. Слева позади него вампир со старым шрамом на лице размахивал кровавой булавой, а его товарищ справа, с волосами такими бледными, что они казались почти белыми, вооружился мечом с невероятно острым и широким клинком.

— Приветствую Дом Миир, — произнесла я.

У стоящего рядом со мной Робарта на лице было глубокое удовлетворение. Он был единственным Маршалом, который вышел их встречать. Два его рыцаря ждали поблизости с мрачными лицами, выглядя так, словно в любой момент готовы отразить нападение. Видимо близость лорда Робарта к дому Миир не разделялась людьми под его командованием.

Пожилой рыцарь выступил вперед. Самый крупный из троих, с гривой черных как смоль волос с проседью, он однозначно был лидером. Странно подумать, но через несколько десятилетий Арланд может выглядеть точно так же.

— Приветствую, Хранительница, — пробасил он.

— Лорд Бенегер, — кивнул Робарт.

— Лорд Робарт, — ответил предводитель.

Ни знамен, ни речей, ни церемоний. Вампиры заявляли о себе церемонией. Дом Миир был здесь, но его представители ясно давали понять, что их визит неофициальный. Я покрепче сжала метлу. Подобное я видела всего раза четыре, и каждый раз Дом отрицал, что санкционировал действия своих людей. Я не допущу резни у себя в гостинице.

— Следуйте за мной, — я провела их через дом на балкон, выходящий на праздничную площадку. Арланд, леди Исур и остальные их вампиры заняли дальний правый угол балкона, Дом Ворга — середину, а клан НуанСее расположился слева.

Под нами отрокары проверяли дровяные кучи. Они сложили из поленьев, которыми я их обеспечила, костер в южной части круга, созданного моим ручьем, и сделали несколько маленьких куч вдоль воды. Кора на некоторых поленьях была красной и фиолетовой. Они, должно быть, принесли несколько своих собственных.

Рыцарь со шрамом из Дома Миир глянул вниз на них и сплюнул на балкон.

— Святотатство.

Он плюнул на мою гостиницу.

Я улыбнулась так мило, как только могла.

— В следующий раз, когда решите плюнуть, милорд, пол расступится у вас под ногами.

Рыцарь со шрамом покосился на меня.

— Мы здесь в гостях, Уриэль, — произнес лорд Бенегер. — Мои извинения, Хранительница.

Извинения или нет, в следующий раз, когда лорд Уриэль решит извергнуть слюну, он об этом пожалеет.

Отрокары образовали кольцо на фестивальной площадке. Пока мы говорили, мягкими кошачьими лапками подкралась ночь, окрасив восточный край небосвода в красивый глубокий фиолетовый цвет. На площадку опустились сумерки, закатный свет разбавлял затопляющую тьму. Тени сгустились и стали изменчивыми, ветер стих и первые звезды высыпали на небо.

Шаман отрокаров с северной стороны шагнул в круг, обрисованный моим ручьем. Он был одет только в длинный многослойный кожаный килт. Странные бледно-зеленые и белые символы были нарисованы на его обнаженном туловище. Его распущенные волосы закрывали лицо. Некоторые пряди были заплетены кожаным шнурком и украшены костяными и деревянными бусинами.

Огонь сам по себе охватил две кучки дров справа и слева от него. Шаман продолжал двигаться, контуры его мускулистого, но стройного тела были до странности красивыми. Огонь перекинулся на две другие кучки, затем на основной костер. Настойчивый барабанный бой зазвучал, все громче и громче, когда три отрокара на краю площадки стали бить в большие пузатые барабаны. Дикая, зловещая мелодия дудок, которые не могли быть сделаны из дерева или растения Земли, бросала вызов, простейшей музыкой вызывая к жизни дыхание разумного существа. Шаман повернул голову так, что его длинные черные волосы взвились, закрутился как дервиш и начал танцевать.

Отрокары хлопали как один, вторя барабанному ритму. Шаман крутился и извивался, его движения порождались грацией и скоростью охотника, преследующего добычу, дикие и удивительно первобытные, словно весь налет цивилизации был сорван с него. Осталось существо, дитя породившей его планеты, такое же вечное, как сама жизнь. Было невозможно отвести взгляд.

Отрокары запели простую, буйную мелодию. Я не понимала слов, но смысл был и так понятен.

Я жив. Я выжил. Я здесь.

У меня перехватило дыхание. Я с абсолютной ясностью осознала, что однажды я умру. В один прекрасный день меня больше здесь не будет. Все, чего я хотела, все мои мысли, все мои переживания — все это исчезнет со мной, пропадет навечно. Я так много хотела сделать. Так много хотела повидать. Я должна держаться за это. Держаться за каждую краткую секунду жизни. Каждый вдох был подарком, навсегда уходящим к холодным звездам, в момент, когда я его делала.

Мне хотелось плакать.

Символы на теле шамана засияли, сначала слабо, затем все ярче и ярче. Языки пламени стали бледно-желтыми, после оливковыми, и наконец, изумрудно-зелеными, совпадая с сиянием татуировок шамана. Дерево больше не подпитывало его; пламя бушевало само по себе.

Между отрокаров появились тени — прозрачные размытые силуэты, молчаливые и неподвижные.

Шаман повернулся, согнулся назад, его гибкое тело было почти параллельно земле, и неожиданно в его руке появился простой деревянный посох. Он крутанул посох так, что тот размылся и воткнул в землю, подняв к небу свободную руку со скрюченными пальцами. Тлеющие угли из костра, покатились к нему, образуя узкий горячий путь к пламени.