Графиня Шатобриан - Генрих Лаубе

По желанию короля с Франциской обращались при дворе как с будущей королевой, но их отношения были окружены таинственностью. Комнаты графини Шатобриан и покои короля были расположены на разных сторонах галереи, их разделяли прихожие, лестницы и коридоры; только немногие из придворных знали о существовании потаенной двери в стене.

Ласки короля заставили Франциску на несколько минут забыть о неприятном впечатлении, которое произвел на нее предыдущий разговор. Но когда он начал прощаться с ней, она невольно вспомнила о тоскливой жизни, ожидавшей ее в том случае, если состоится его предполагаемый отъезд в Италию. Опьянение любви только на короткое время могло заглушить ее томительное желание увидеть единственную дочь. Теперь это желание, на ее несчастье, усилилось до последней степени. Если бы Франциска знала, что ей предстоит новый переворот жизни и что она должна избегать всего, что может произвести дурное впечатление на короля, то вероятно не решилась бы в настоящую минуту просить его о похищении своей дочери из замка Шатобриан.

– Ты хочешь видеть свою дочь? – спросил с неудовольствием король, который вообще не интересовался детьми и чувствовал инстинктивное отвращение к ребенку графа Шатобриана. – Она вырастет и без твоих забот! Ребенок отвык от тебя; увезти его из замка будет крайне затруднительно; к тому же подобное похищение возбудит много толков, которые могут повредить мне. В настоящее время я поневоле должен дорожить расположением сеньоров!.. Стоит ли хлопотать о детях! Они вечно стоят нам поперек дороги! При своем появлении на свет они портят красоту женщины, затем поглощают собою все наше внимание, а под конец грубо напоминают нам, что мы состарились и должны уступить им место! Придумала ли ты, по крайней мере, куда отдать ребенка, в случае если удастся вырвать его из рук графа Шатобриана?

– Я не понимаю твоего вопроса, Франциск?

– Надеюсь, что ты не намерена держать его в Фонтенбло? Это немыслимо! Присутствие ребенка слишком напоминало бы обыденную и непривлекательную сторону любви. Поэзия и таинственность наших сношений исчезли бы безвозвратно! Не было бы конца вопросам, удивлению, перешептыванию и толкам. Ты знаешь характер моей матери…

– Я увезу мою дочь в Фуа, чтобы иметь возможность навещать ее.

– Стоит ли нарушать строй жизни для такого крошечного существа! Полно! Выбрось это из головы, Франциска! Покойной ночи!

В первый раз Франциска, прощаясь с королем, пролила горькие слезы. Она не заметила, какая черта характера проявилась в его отношении к ребенку, даже не считала это признаком равнодушия к ней, но тем не менее чувствовала себя глубоко несчастной. Она любила короля той безусловной любовью, которая мирится с дурными свойствами любимого человека, принимая их за нечто неизбежное и не задаваясь мыслью о том, что от этих свойств зависит большая или меньшая прочность отношений! Так же непоколебимо было ее материнское чувство. На следующее утро, прежде чем отправиться в путь, она написала Батисту письмо, которое тот передал графу Шатобриану.

К несчастью, Франциска во время путешествия не могла скрыть от короля своего печального настроения, хотя ясно видела, что он был в самом дурном расположении духа. Его беспокоил предстоящий визит к умирающей жене, затруднительные политические обстоятельства и замечания, сделанные ему накануне Франциской, которые были тем неприятнее для него, что он сам отчасти сознавал справедливость ее слов. Он сердился и на материнскую заботливость своей возлюбленной, которая казалась ему совершенно неуместной в его присутствии. Никогда, быть может, Франциске не была нужнее ее природная веселость, как на этой лодке, убранной пестрыми коврами и флагами, которая летела стрелой вдоль реки благодаря дружным усилиям двадцати гребцов. Под балдахином, вдали от свиты, напротив Франциски сидел король и следил за ней полузакрытыми глазами. Лица, близко знавшие его, заметили бы, что накипевшее раздражение, этот элемент, подрывающий хорошие отношения людей, все более и более усиливалось в нем и что малейший повод может довести его до резкой вспышки гнева. Приветливая улыбка на лице Франциски, шутливое замечание с ее стороны могли бы тотчас успокоить его. Король всегда приходил в дурное расположение духа, когда видел любимых людей печальными; и так же легко поддавался веселому настроению окружавших его лиц. Веселье было так же необходимо для него, как воздух; он добивался его во что бы то ни стало и выходил из себя, когда это не удавалось ему.

Франциска не знала этого; она была слишком привязана к нему и слишком чистосердечна, чтобы притворяться или прибегать к кокетству. Они молча доехали до Мелёна. Король с неудовольствием заметил, что его ожидают здесь гонцы и сеньоры и что ему придется причалить к берегу. В то время как он распечатывал пакеты с депешами, к лодке подошли Бюде с Флорентином, чтобы доложить ему о причине, понудившей их оставить Париж и выехать к нему навстречу.

Бюде воспользовался этой минутой, чтобы шепнуть графине Шатобриан, что участь Семблансэ решается в Париже и старому верному слуге грозит смертная казнь. При этом Бюде невольно упрекнул молодую женщину, что она не хлопотала у короля о несчастном человеке, который должен погибнуть вследствие ее забывчивости. Она не забыла этого, но трудно выбрать более неблагоприятную минуту как для Семблансэ, так и для самой просительницы, чтобы обратиться к королю с ходатайством о помиловании.

Франциска, следуя порыву своего доброго сердца, не обратила на это никакого внимания и, едва Бюде и Флорентин вошли в лодку, кротко напомнила королю о его милостивом обещании пощадить Семблансэ.

– Если я решаюсь снова просить вас, – добавила Франциска, – то делаю это по необходимости. Бюде только что сообщил мне, что Семблансэ находится в большей опасности, чем когда-либо.

– Графиня, – прервал ее король, – вы, может быть, замечательно талантливы во всех других вещах, только не в дипломатии, которая предписывает делать все вовремя и сообразно обстоятельствам. Не велика заслуга веселиться, когда другие веселы, быть не в духе, когда другие скучны, и, подняв паруса, плыть по ветру, – на это у всякого хватит ума. Также я считаю крайне недипломатичным с вашей стороны вмешиваться в запутанные и опасные дела, где вы ни в каком случае не можете рассчитывать на успех.

– Я не понимаю вас…

– Мне кажется, я говорил достаточно ясно.

– Но вы отклонились в сторону и упрекнули меня в недостатке дипломатических способностей, так что мне не совсем понятно, что вы хотели сказать.

Этим способом было всего легче вывести из терпения короля Франциска. Ему казалось, что он сделал слишком достаточно, высказав свое неудовольствие в таких умеренных выражениях, и он не ожидал, что кто-нибудь осмелится сказать ему, что он выражается неясно. Мы раздражаемся всего сильнее в тех случаях, когда по собственной вине портим хорошие отношения и стараемся заглушить упреки совести, приписывая свою вину другим. Король ничего не ответил и мысленно подбирал самые резкие и ядовитые слова, чтобы поразить Франциску в самое сердце, так как принадлежал к тем несдержанным натурам, которые безразлично изливают свой гнев на всех, кто попадется им под руку, и всего более стараются оскорбить любимых людей.