Дело о пеликанах - Джон Гришэм

— Давайте я возьму их, — предложила секретарша.

Расставшись с бумагами, помощник ушел.

— Благодарю! — вновь громко сказал Грантэм.

— Я нахожу вас весьма грубым, — бросила она в ответ.

— Я же сказал «благодарю». — Он старался показаться обиженным.

— Вы настоящий болван.

— Благодарю!

Неожиданно дверь открылась и из кабинета позвали:

— Грантэм.

Он улыбнулся ей и шагнул внутрь. Джексон Фельдман стоял за своим столом. Его галстук был распущен до второй пуговицы, а рукава закатаны до локтей. В возрасте шестидесяти шести лет он не имел ни одного лишнего килограмма. В пятьдесят восемь он еще бегал по две марафонские дистанции в год и работал по пятнадцать часов в сутки.

Смит Кин тоже стоял и держал набросок статьи и экземпляр дела о пеликанах, написанный от руки. Экземпляр Фельдмана лежал на столе. Оба редактора выглядели ошеломленными.

— Закрой дверь, — сказал Грантэму Фельдман.

Грэй закрыл дверь и сел на край стола. Все молчали. Фельдман сильно потер глаза и посмотрел на Кина.

— Здорово! — сказал он наконец.

Грэй улыбнулся:

— Надо понимать, что я принес вам крупнейший материал за двадцать лет и вы поражены настолько, что говорите «здорово».

— Где Дарби? — спросил Кин.

— Я не могу вам этого сказать. Это часть уговора.

— Какого уговора? — спросил Кин.

— На этот вопрос я тоже не могу ответить.

— Когда ты с ней разговаривал?

— Вчера вечером и сегодня утром.

— И это происходило в Нью-Йорке? — спросил Кин.

— Какая разница, где мы разговаривали? Мы разговаривали, и этого достаточно. Она рассказывала. Я слушал. Потом улетел и сделал набросок. Так что же вы думаете по этому поводу?

Фельдман медленно переломил свою худощавую фигуру и глубоко опустился в кресло.

— Как много известно Белому дому?

— Точно не знаю. Вереек сказал Дарби, что дело было передано в Белый дом на прошлой неделе и ФБР в то время считало, что им следует заняться. Затем по какой-то причине, после того как оно попало в Белый дом, ФБР забросило его. Вот все, что мне известно.

— Сколько Маттис отвалил президенту три года назад?

— Миллионы. Практически все они прошли через комитеты политических действий, которые им контролируются. Этот мужик очень умный. У него полно всяких адвокатов, которые знают, как это делать почти на законных основаниях.

Редакторы думали медленно. Материал оглушил их, как разорвавшаяся бомба. Грантэм был доволен и болтал ногами под столом, как ребенок, сидящий на пирсе.

Фельдман медленно собрал бумаги, скрепил их вместе и стал вновь пролистывать, пока не дошел до фотографии Маттиса с президентом. При виде ее он покачал головой.

— Это динамит, Грантэм, — сказал Кин. — Мы не сможем опубликовать его без надежного подтверждения, а это предполагает труднейшую из труднейших проверок. Ведь здесь, сынок, завязаны сильные мира сего.

— Как ты это сможешь сделать? — спросил Фельдман.

— У меня есть кое-какие идеи.

— Мне бы хотелось их услышать, ибо ты можешь из-за этого лишиться жизни.

Грантэм вскочил на ноги и засунул руки в карманы.

— Во-первых, мы попытаемся найти Гарсиа.

— Мы? Кто это мы? — спросил Кин.

— Ладно, я. Я попытаюсь найти Гарсиа.

— Девчонка тоже будет в этом участвовать? — спросил Кин.

— Я не могу этого сказать. Я обещал.

— Отвечай на вопрос, — сказал Фельдман. — Подумай, где мы окажемся, если ее убьют, когда она будет тебе помогать. Это слишком рискованно. Отвечай, где она находится и что вы с ней на пару задумали?

— Я не буду рассказывать, где она. Она — источник, а я всегда забочусь о безопасности моих информаторов. Нет, она не помогает мне в расследовании. Она — просто источник, о’кей?

Они уставились на него с недоверием, затем переглянулись, и наконец Кин пожал плечами.

— Тебе нужна помощь? — спросил Фельдман.

— Нет. Она настаивает, чтобы я один занимался этим. Она очень напугана, и не ее в том вина.

— Мне было страшно даже читать эту дьявольщину, — сказал Кин.

Фельдман откинулся в кресле и сложил ноги на столе, демонстрируя сорок пятый размер ботинок. Он в первый раз улыбнулся.

— Ты должен начать с Гарсиа. Если он не найдется, ты можешь копать под Маттиса месяцами и не найти ничего, что можно было бы сложить в единую картину. И прежде чем ты начнешь это делать, давай как следует все обговорим. Ты в некоторых отношениях мне нравишься, и даже это дело не должно стоить тебе головы.

— Я прослежу за каждым написанным тобой словом, о’кей? — сказал Кин.

— А я хочу, чтобы ты ежедневно являлся ко мне с отчетом, — потребовал Фельдман.

— Никаких проблем.

Кин подошел к прозрачной перегородке и наблюдал за сумасшествием в отделе новостей. В ходе каждого дня ажиотаж поднимался и проходил с полдюжины раз. Но настоящее безумие наступало в пять тридцать. Сводка новостей подписывалась, и начиналась подготовка ко второму редакционному совещанию в шесть тридцать.

Фельдман наблюдал за происходящим из-за стола.

— Это могло бы положить конец падению интереса к нам, — сказал он Грэю, глядя на него. — Вот если бы это случилось лет пять или шесть назад.

— Берите уж все семь, — сказал Кин.

— У меня было несколько неплохих статей, — сказал обиженно Грантэм.

— Да, конечно, — ответил Фельдман, все еще не отрывая взгляда от перегородки. — Но ты бил по вторым и третьим лицам. Последняя оплеуха первому была нанесена совсем давно.

— Выпадов было достаточно, — добавил с надеждой Кин.

— Такое случается со всеми нами, — заметил Грэй. — Но эта оплеуха первому будет нанесена в решающем финале. — Он открыл дверь.

Фельдман смотрел на него не мигая.

— Смотри не обожгись и не допускай, чтобы пострадала она. Понимаешь?

Грэй улыбнулся и вышел из кабинета.

Он был уже почти у площади Томаса, когда заметил за собой синие огни. Полицейский не обгонял, а все время висел у него на хвосте. Он забыл об ограничении скорости и о своем спидометре. Это будет уже третий штраф за шестнадцать месяцев.

Он остановился на небольшой стоянке возле многоквартирного дома. Было темно, синие огни сверкали в его зеркале. Он потер виски.

— Выходи, — потребовал сзади полицейский.

Грэй открыл дверцу и вышел из машины. Полицейский оказался черным и неожиданно заулыбался. Это был Клив. Он указал на патрульную машину:

— Садись.

Они сели в машину с синей мигалкой.

— Зачем ты со мной это проделал? — спросил Грэй.

— У нас квоты, Грантэм. Мы должны остановить столько-то белых водителей и задать им трепку. Шеф хочет сквитаться. Белые полицейские цепляются к невинным неграм, поэтому мы, чернокожие полицейские, вынуждены задерживать невинных белых богачей.

— Я предполагаю, что ты собираешься надеть на меня наручники и задать мне трепку.

— Только если ты попросишь меня об этом. Серж больше не может встречаться с тобой для разговоров и будет делать это через меня.

— Я слушаю.

— Он что-то почуял вокруг себя. Поймал несколько странных взглядов на себе, услышал одну-две фразы.

— Как, например?

— Например, они говорят о тебе и о том, как им важно знать, насколько ты осведомлен. Он считает, что они могут прослушивать твои телефоны.

— Да что ты, Клив. Он это серьезно?

— Он слышал, как они говорили о тебе и о том, что ты задаешь вопросы о каких-то пеликанах или о чем-то таком. Ты переполошил их.

— Что он слышал об этой истории с пеликанами?

— Только то, что ты охотишься за ней, и это серьезно беспокоит их. Они очень подлые и свихнутые люди. Серж говорит, чтобы ты был осторожен, когда куда-то ходишь и с кем-то разговариваешь.

— И мы больше не сможем встречаться?

— Пока нет. Он хочет отлежаться на дне и передавать информацию через меня.

— Это меня устроит. Мне нужна его помощь, но скажи ему, чтобы и он был осторожен. Это очень серьезно.

— Что это за история с пеликанами?

— Я не могу сказать. Но предупреди сержа, что он может поплатиться за нее жизнью.

— Только не серж. Он умнее всех их, вместе взятых.

Грэй открыл дверцу и вышел.

— Спасибо, Клив.

— Я буду поблизости. Следующие полгода у меня ночные дежурства, так что я попробую не выпускать тебя из поля зрения.

— Спасибо.

Руперт взял рулет с корицей и устроился у стойки бара, откуда просматривался тротуар. Время подошло к полуночи, и Джорджтаун заканчивал свою бурную деятельность. Несколько автомобилей пронеслось по М-стрит, и загулявшие пешеходы спешили домой. Кофейный бар не пустовал, но и не был переполнен. Он потягивал черный кофе.

Руперт узнал его в лицо еще на тротуаре, и через несколько мгновений этот человек уже сидел на соседнем стуле у стойки. В некотором смысле он был неудачник. Они встречались с ним несколькими днями раньше в Новом Орлеане.