Дело о пеликанах - Джон Гришэм

— Почему?

— Каждый телефонный звонок оставляет след.

— Ладно, Дарби, не считайте меня новичком.

— Вы вынюхивали сведения обо мне?

— Всего лишь кое-какие детали биографии. Больше ничего.

— И на этом все, хорошо? Если вам что-то надо знать обо мне, спрашивайте. Если я скажу нет, значит, нет, и оставим это в покое.

Грантэм пожал плечами и согласился.

— Забудем о волосах. Перейдем к менее чувствительным вопросам.

— Так кто же выбрал Розенберга и Джейнсена, Маттис ведь не юрист?

— С Розенбергом все понятно. Джейнсен мало писал по вопросам защиты окружающей среды, но он упорно выступал против всякого технического прогресса. Если у них было что-то общее, так это защита экологии.

— И вы думаете, Маттис дошел до этого самостоятельно?

— Конечно же, нет. Злонамеренный ум какого-то юриста снабдил его их именами. На него же работает сотня адвокатов.

— И ни одного в Вашингтоне?

Дарби вскинула подбородок и нахмурилась, глядя на него.

— Я не говорила этого.

— Я помню, вы сказали, что адвокатские фирмы были в основном из Нового Орлеана, Хьюстона и других городов. Вы не упоминали Вашингтон.

Дарби отрицательно качнула головой:

— Вы ошибаетесь. Я могу назвать по меньшей мере две вашингтонские фирмы, на которые я натолкнулась в ходе исследования. Одна из них — «Уайт энд Блазевич» — очень старая, мощная и богатая республиканская фирма с четырьмя сотнями сотрудников.

Грэй переместился на край дивана.

— А в чем дело? — спросила она, видя, как он неожиданно заволновался и стал ходить по комнате.

— Это возможно. Это может быть, Дарби.

— Я слушаю.

— Вы слушаете?

— Уверяю вас, я слушаю.

Он стоял у окна.

— О’кей. На прошлой неделе мне трижды звонил адвокат из Вашингтона по имени Гарсиа, но это его не настоящее имя. Он сказал, что знает и видел кое-что о Розенберге и Джейнсене. Ему очень хотелось рассказать мне об этом, но в конце концов его обуял страх и он исчез.

— В Вашингтоне миллион юристов.

— Два миллиона. Но мне известно, что он работает в частной фирме, которой дорожит, в некотором смысле. Он был на самом деле напуган и считал, что за ним следят. Я спрашивал, кто следит, и он, конечно же, не ответил.

— Что с ним случилось?

— В прошлую субботу у нас должна была состояться встреча, но накануне он позвонил и отказался прийти. Сказал, что у него семья и хорошая работа и зачем подвергаться риску. Хотя он не признался, я думаю, что у него есть какая-то копия, которую он собирался мне показать.

— Он мог бы быть вашим подтверждающим источником.

— Что, если он работает на «Уайт энд Блазевич»? Мы бы быстро сузили круг до четырехсот юристов.

— Стог сена стал бы гораздо меньше.

Грантэм бросился к своему портфелю, порылся в бумагах и достал черно-белую фотографию размером пять на семь.

— Это господин Гарсиа, — сказал он, передав снимок в руки Дарби.

Дарби внимательно разглядывала фото. Человек был снят на оживленном тротуаре. Лицо вышло четким.

— Убеждена, что он при этом не позировал.

— Отнюдь. — Грантэм ходил по комнате.

— Тогда как же вам удалось его снять?

— Я не могу раскрывать свои источники.

Она положила фотографию на кофейный столик и потерла глаза.

— Вы пугаете меня, Грантэм. В этом есть что-то грязное. Скажите мне, что это не жульничество.

— О’кей, в этом есть немного жульничества. Парень пользовался одним и тем же телефоном-автоматом, и в этом была его ошибка.

— Да, я знаю. Это ошибка.

— А мне надо было знать, как он выглядит.

— Вы спрашивали разрешение, прежде чем сфотографировать его?

— Нет.

— Тогда это стопроцентное жульничество.

— О’кей. Это жульничество. Но я пошел на него, и вот результат, который может вывести нас на Маттиса.

— Вывести нас?

— Да, вывести. Мне казалось, что вы хотите накрыть Маттиса.

— Разве я говорила об этом? Я хочу, чтобы он рассчитался, но предпочла бы оставить его в покое. Он сделал из меня верующую. Я видела достаточно крови и больше не хочу. Теперь дело за вами.

Он не слушал ее, расхаживая у окна в глубокой задумчивости.

— Вы назвали две фирмы. А остальные?

— «Брим, Стернз» и кто-то еще. У меня не было возможности проверить ее. Это несколько странно, но ни одна из этих фирм не значится в качестве консультанта ни у одного из ответчиков, но обе они, и особенно «Уайт энд Блазевич», постоянно всплывали в материалах процесса, когда я их просматривала.

— Это крупная фирма?

— Завтра я могу выяснить.

— Такая же, как «Уайт энд Блазевич»?

— Сомневаюсь.

— Ну а если предположить? Насколько это крупная фирма?

— Сотни две адвокатов.

— Хорошо. Теперь мы имеем шестьсот адвокатов в двух фирмах. Вы юрист, Дарби. Скажите, как мы можем найти Гарсиа?

— Я не юрист и не частный сыщик. Это вы ведете расследование для газеты. — Ей не понравилось слово «мы» в этом контексте.

— Да, но мне никогда не приходилось бывать в юридических конторах, за исключением развода.

— В таком случае вам повезло.

— Как мы можем его найти?

Она опять зевнула. Они беседовали уже целых три часа, и ее это утомило. Разговор можно продолжить утром.

— Я не знаю, как его отыскать, и, честно говоря, сейчас мне не хочется задумываться над этим. Я посплю, и мы поговорим об этом завтра утром.

Грантэм неожиданно успокоился. Она встала и подошла к бару, чтобы налить стакан воды.

— Я заберу свои вещи, — сказал он, собирая магнитофонные записи.

— Вы не сделаете мне одолжение? — спросила она.

— Возможно.

Она замолчала и посмотрела на диван.

— Не могли бы вы поспать эту ночь на диване? Я уже давно не сплю как следует и нуждаюсь в отдыхе. Было бы прекрасно, если бы я знала, что вы находитесь здесь.

Он с усилием проглотил слюну и посмотрел на диван. Теперь они оба смотрели на диван, который был не более полутора метров в длину и вовсе не казался подходящим местом для этой цели.

— Конечно, — сказал он, улыбаясь ей. — Я понимаю.

— Я боюсь привидений, поверите ли?

— Я понимаю.

— Это здорово — иметь поблизости такого, как вы, — произнесла она с притворной застенчивостью, и Грэй растаял.

— Я не возражаю, — сказал он. — Никаких проблем.

— Спасибо.

— Заприте дверь, ложитесь и спите на здоровье. Я буду здесь, и все будет хорошо.

— Спасибо. — Она кивнула и вновь улыбнулась, затем закрыла за собой дверь в спальню. Он не слышал, чтобы ключ повернулся в замке.

Сидя в темноте на диване, он смотрел на дверь спальни. Где-то после полуночи он задремал и вскоре уснул, подтянув колени почти до подбородка.

Глава 31

Ее боссом был главный редактор Джексон Фельдман, и в своей вотчине она не хотела признавать никого, кроме мистера Фельдмана. Особенно такую мелкоту, как Грэй Грантэм, который стоял перед дверью главного редактора и сторожил ее, как доберман. Она бросала на него суровые взгляды, каждый раз натыкаясь на его насмешливую ухмылку. Это длилось уже десять минут с тех пор, как они собрались в кабинете главного и заперли за собой дверь. Она не знала, почему Грантэм ждет за дверью. Но хозяйкой здесь была она.

Зазвонил телефон, и Грантэм крикнул ей:

— Никаких звонков.

Ее лицо моментально сделалось красным, а рот открылся. Она взяла трубку, послушала и сказала:

— Мне жаль, но у господина Фельдмана совещание. — Она гневно уставилась на Грантэма, который кивал головой, как бы одобряя ее. — Да, я скажу, чтобы он вам перезвонил, как только освободится. — Она положила трубку.

— Спасибо! — бросил Грантэм, и это сбило ее с толку. Она собиралась сказать что-нибудь противное, но «спасибо» смешало ее мысли. Он улыбнулся ей, и это еще сильнее взбесило ее. Было пять тридцать, и в это время она обычно уходила с работы, но сегодня Фельдман попросил ее задержаться. Грантэм все еще продолжал посылать в ее сторону кривые ухмылки, находясь у двери, в трех шагах от ее стола. Ей никогда не нравился этот Грантэм. Да и во всей редакции «Пост» нашлось бы не так уж много тех, кто бы был ей симпатичен.

Вошел помощник редактора отдела новостей и направился к двери главного, но на его пути оказался «доберман».

— Извините, но сейчас нельзя, — сказал Грантэм.

— А почему нет?

— У него совещание. Оставьте это у нее. — Он показал на секретаршу, которая терпеть не могла, когда на нее показывают и говорят «она» про нее, которая сидит здесь уже двадцать один год.

Помощник оказался не из пугливых.

— Прекрасно. Но мистер Фельдман приказал мне принести эти бумаги ему ровно в пять тридцать. Сейчас ровно пять тридцать. Я здесь, и бумаги при мне.

— Послушай. Мы очень за тебя рады, но ты не сможешь войти, понимаешь? Ты просто оставь эти бумаги у этой прекрасной леди, и солнце взойдет завтра, как и прежде. — Грантэм загородил собой дверь и, казалось, был готов вступить за нее в сражение, если парень будет настаивать.