Многоликое средневековье - А. Иванов

Первой и главной из причин было непомерное количество податей. И прежде всего - сама свобода крестьян покупалась последними дорогой ценой. «Все эти преимущества, - говорит в своей «Истории крестьян во Франции» Leymarie, - приобретались не даром: за них следовало платить новыми податями, которые сильно увеличивали число прежних податей». Среди этих новых поборов, на которые соглашались с радостью из-за уничтожения более тяжелых, более стеснительных прав феодала, были такие, которые, в свою очередь, сделались невыносимыми или, по крайней мере, переносились с нетерпением. Например, свобода брачных союзов была куплена ценой денежной пени; право завещать и наследовать имущество было дано также на известных стеснительных условиях; наследовавший имущество своего отца должен был платить по определенной таксе. Обыкновенно платили натурой: увеличивалось число рабочих дней, посвящавшихся господским интересам, увеличивалось количество снопов, количество шерсти, ягнят, цыплят, приносившихся крестьянами на господский двор.

В 1315 году французский король Людовик X Сварливый (le Hutin, le Querelleur) издал следующий эдикт:

«Так как по естественному праву всякий должен родиться вольным, вследствие же иных порядков и обычаев, которые издревле были введены и хранились по сие время в нашем королевстве, а может быть, и за грехи прежде живших, много нашего простого народа обращено в крепостных и разного рода податных, что крайне нас огорчает, - мы, приемля во внимание, что королевство наше слывет и именуется королевством франков, т. е. свободных людей (franc - вольный, свободный), и желая, чтобы вещь поистине отвечала названию и чтобы состояние людей от нас улучшилось, с наступления нового нашего правления, по определению нашего вер ховного совета, повелели и повелеваем, чтобы вообще по всему королевству, насколько может зависеть от нас и от наших преемников, таковые (крепостные) повинности обращались в льготы и чтобы всем тем, кто по происхождению, либо с давнего времени, или же вновь, вследствие брака либо пребывания в местах, несвободных от повинности, подпали или могли бы подпасть под неволю, была бы дарована свобода на подходящих и выгодных условиях. И чтобы в особенности люди низшего сословия сборщиками, приставами и прочими должностными лицами, кои в прежние времена наряжались по делам о наследстве бездетных рабов или о браках, заключенных без дозволения владельца, не были впредь притесняемы и ради таких дел не терпели убытков, как велось до сего времени к нашему неудовольствию, и дабы прочие господа, имеющие подвластных людей, следуя нашему примеру, возвращали им свободу: мы, вполне полагаясь на верность вашу и испытанное благоразумие*, поручаем вам и повелеваем, согласно содержанию сей грамоты, отправиться в Санлисский округ и подсудные ему места и со всеми, кто будет вас о том просить, договариваться и вступать в такие соглашения, кото-ръши нам было бы дано достаточное вознаграждение за те выгоды, кои от сказанных выше повинностей люгли проистекать для нас и для преемников наших; даруйте им, насколько касается нас и наших преемников, общие и вековечные льготы, как сказано выше и более подробно нами вам изъяснено, объявлено и передано устно. Мы же обещаем чистосердечно от себя и за наших преемников, что утвердим и одобрим, будем соблюдать сами и прикажем соблюдать и хранить все то, что по делам вышесказанным вами будет постановлено и даровано; грамоты же, которые вами будут выдаваемы на наши договоры, сделки и пожалования льгот городам, общинам, поместьям и частным лицам, мы отныне будем утверждать, а также будем выдавать им и свои, в случае, если о том будут просить нас. Повелеваем всем нашим судьям и подданным во всех сих делах оказывать нам повиновение и надлежащее содействие. Дано в Париже, в 3 день июля, в лето от искупления мира 1315».

Эта грамота была дана в то время, когда казна Людовика X истощилась. Вместо того чтобы предоставить самим крестьянам откупаться тогда, когда они будут в состоянии делать это, король, находя, что такое мероприятие не наполнило бы в достаточно скорое время его сокровищницу, обратился к своим комиссарам со следующим указом: «Так как может случиться, что кто-либо, или под влиянием вредного совета, или в силу непонимания, не уразумеет столь великого преимущества и столь великой милости и захочет лучше остаться в жалком состоянии рабства, чем получить свободу, мы повелеваем вам и поручаем собирать с таковых лиц сообразно с размерами их имущества и условиями рабства подати для предстоящей нам войны в таких размерах, какие могут быть допущены как положением, так и имуществами каждого из них, а также какие требуются для нашей войны».

Таким образом настоящая цель, с которой было издано вышеприведенное повеление, обнаруживается вполне, и философское рассуждение о естественных правах людей отпадает само собой. Так поступали и все сеньоры, как светские, так и духовные, одни в большей, другие в меньшей степени: освобождая подвластное им население от одних повинностей, они налагали на них другие. Дело не ограничивалось, впрочем, только уплатой известной суммы или несением известной повинности своему ближайшему сеньору; так как сеньор

зависел, в свою очередь, от сюзерена, то крестьянину за получаемые льготы приходилось платить и тому, и другому. Это может быть подтверждено первым попавшимся примером: граф Монтегю дал освободительную хартию населению местечка Шень (Chaigne), и крестьяне, обитавшие в нем, должны были заплатить 100 фунтов своему сеньору, т. е. графу Монтегю, и 640 фунтов герцогу Бургундскому, сюзерену графа, за его согласие на выдачу упомянутой хартии. То же было и с крестьянами, жившими на монастырских землях. Помимо уплаты известной суммы денег, освободительные грамоты

требовали иногда и соблюдения особенных условий; так, например, аббат монастыря St.-Germain-des-Pres отмечает в данной им хартии следующее оставляемое за ним и его преемниками право над людьми, живущими в их деревнях и получившими различные льготы: «Нашей церкви сохраняется право облагать наших людей податями в те годы, когда король наложит на нас подати, и притом пропорционально той сумме, которую потребуют от нас». Нередко налагался в таких случаях новый оброк, который и получал новое, специальное наименование. «Мы налагаем, - говорит хартия орлеанского капитула, - как бы в отплату за благодеяние свободы, нами

дарованное, главный оброк, заключающийся в том, чтобы с каждой дюжины снопов, которые будут сняты на земле нашей, и даже с каждых одиннадцати снопов, если нельзя собрать более с одного поля, мы имели право получать один сноп, который мы сами выберем и который будет доставляться земледельцем в нашу житницу: этот сноп будет называться "снопом свободы" (le gerbe de Iiberte)». Но эта новая «десятина», как назывались подати, несомые церкви, не исключала прежних. Благодаря этому материальное положение освобождавшихся крестьян было еще гораздо хуисе, чем положение крепостных.

Много бед приносили крестьянам междоусобные войны феодалов, истреблявшие их посевы, разрушавшие их жилн-ща. Эти междоусобные войны породили целый класс разбойников, совершавших нападения на деревни и безнаказанно обижавших и разорявших крестьянское население. Б конце XII века крестьяне, вопреки существующим запрещениям, издававшимся как господами, так и церковными соборами, образовали между собой союз для защиты своих жилищ Я своего имущества от разбойников. Основателем этого союза, этого братства был один плотник. Он объявил, что ему явилась во сне Пресвятая Дева и повелела образовать такое общество, которое защищало бы деревенских жителей. Само общество получило свое название от имени Пресвятой Девы. Но эта мера не могла искоренить зла: члены общества отбивали бродяг и разбойников из одного места, а те быстро переходили на другое и подвергали его разорению.

И вот в среде полуразоренного, недовольного, угнетаемого крестьянства стали появляться проповедники. Проповедники эти резко отличались от других людей: не ели мяса, не пили вина, не брали денег, бродили повсюду босиком и с непокрытыми головами. О прибытии их в ту или иную местность немедленно узнавало все население, и все стремились к ним. С возвышенных мест произносили эти странники свои горячие, но простые, доступные народу речи о его жалкой судьбе, о наступлении новой поры - царства Божия на земле. На них смотрели как на вестников Бога, их речам внимали с восторгом: те речи громко гласили о том, что смутно и медленно зрело в душе каждого из слушателей. И долго, и назойливо звучали в ушах крестьянина эти речи; они западали в его душу, как зерно в разрыхленную, подготовленную для его восприятия землю. Они нарушали спокойствие его сна. И в своих сновидениях крестьянин видел эти исхудалые, загорелые лица с ярко горящими очами, с длинными волосами В бородами. Феодальные владельцы посылали своих оруженосцев и воинов за этими проповедниками, преследовали их, но те быстро скрывались в другие места и уводили за собой новых учеников; единственный крестьянский сын, надежда своих родителей, бросал отчий дом и шел за провозвестниками зари новой жизни, каковыми считали их крестьяне. Проповедники уходили, пропадал и сам след их, но посеянные ими семена давали всходы. В разных частях Франции возникли новые, на этот раз воинственные союзы; во главе их становились новые, еще более фанатичные, жестокие проповедники. Союзницей их была и непросвещенность народной массы.