Операция «Остров Крым» - Ольга Чигиринская

– Вы опять уводите меня от темы. Капитан, я же не требую настоящих военных тайн. Но люди, жизнь которых подвергается опасности, имеют право хотя бы знать правду. Как так вышло, что военные решили оказать сопротивление советским войскам?

– Откуда я знаю, Боб? Что я, генерал?

– Объясните хотя бы с точки зрения капитана. Еще вчера вы были за общую судьбу, голосовали за воссоединение…

– Не голосовал.

– Но остальные-то были за! Семьдесят процентов активных избирателей! Человек не робот, капитан! Он не может в одну минуту переменить программу.

– Еще как может. Обманутая надежда и преданное доверие легко оборачиваются лютой ненавистью. Ваш канал показал убийство главкома ВВС. Как по-вашему, что мы должны были делать?

– И вы решили подать сигнал к началу войны?

– Боб, я его не подавал! Хотите, на Библии поклянусь, хотите – на полиграфе проверку пройду: я его не подавал!

– А что же вы делали на Роман-Кош?

– Отстреливался.

– Ладно… – Боб замолчал. Дверь открылась и на пороге возник «плечистый в талии» подполковник Ставраки. Знаменитые на всю дивизию усы обвисли от дождя.

– Это он? – спросил подпрапорщик.

– Он, – выдохнул Ставраки. – Арт, вы просто неповторимы. Вам мало газетной славы, вы решили обаять телевизионщика?

Верещагин встал.

– Я не выбирал себе компанию, сэр.

– А кто вам ее выбирал?

Артем не ответил.

– Вечно вы ищете на свою задницу приключений, – беззаботно сказал подполковник. – Хм, ну, хоть стоите на ногах. Могло быть хуже.

Они вышли во двор и сели в штабную машину – модифицированный джип «скарабей» завода «Руссо-Балт». Ставраки сел за руль, Артем – на заднее сиденье, обхватив спинку переднего и положив на нее голову.

– Что, так плохо? – В голосе подполковника прорезалось совершенно неподдельное участие.

– Угу.

– Я прихватил с собой аспирин.

– Я ваш должник.

Артем проглотил четыре таблетки и запил тоником, который подполковник предусмотрительно достал из бардачка. Вроде стало легче… Он и не заметил, как машина тронулась с места…

– Да, от вас я такого не ожидал… – сказал подполковник. – От вас никто такого не ожидал! Я вам честно скажу: я горжусь!

– Что происходит? Ну, вообще, что делается?

– Ну, вот только что вышибли их из Симфи. Остался Севастополь. Нет, конечно, их везде полно, но это теперь так, разрозненные части… На три дня работы. Знаете, кто проиграл войну? Их интенданты. Я бы таких вешал, честное слово. У них очень плохо с боеприпасами…

В кузове зашевелился Резун.

– Ж-жиды пархатые, – сказал он и снова впал в прострацию.

– Что это за тип?

– Капитан советской военной разведки. Сволочь редкостная.

– Это он вас… так?

– Что? А-а, нет… – Арт улыбнулся. – Они меня на руках носили. Буквально. В общем… мне не повезло. А потом повезло. Мне сегодня вообще ужасно везет.

– Оно и видно…

– Что с моими людьми?

– «С моими людьми!» – фыркнул Ставраки. – Сандыбеков жив… Хикс тоже… Сидорук, кажется, погиб.

– Миллер?

– Умер в госпитале, бедняга. Днем было большое сражение возле Лакки, он получил пулю в горло. Ага, вы знаете, как отметился ваш Берлиани? Это просто комедия. Взял в плен их полковника и предложил обменять его на вас. Арт, вы что, плачете?

– Смеюсь, сигим-са-фак… Гия, храни тебя Господь…

Впереди замаячила статуя Барона. Безвкусное конное изваяние, бездарное подражание Клодту, теперь походило на объемную иллюстрацию к известному роману Майн Рида – советские мотострелки упражнялись в стрельбе до тех пор, пока свое меткое слово не сказали танкисты. Безголовый Врангель благословил их машину простертой дланью.

– Арт, извините, я… не могу доставить вас в полк, – Ставраки остановил машину. – У меня приказ – передать вас в руки разведки.

Почти тут же в свете фар «Святогора» из ближайшего кордона нарисовался человек в не новом дождевике того фасона, какой носят крымские моряки. Очередной пристальный луч. Артем прикрыл глаза и сжал кулаки.

– Он это, он, – сказал Ставраки.

– Большое спасибо, господин подполковник, – кивнул человек в морском дождевике. – Добрый вечер, капитан Верещагин. Флэннеган, капитан второго ранга, ОСВАГ, к вашим услугам. Следуйте за мной…

Артем пожал руку Ставраки и последовал.

Полковник Воронов боролся со сном при помощи ударных доз кофеина. Пока что полковник побеждал, но он не знал, удастся ли ему удержать свои позиции до следующего полудня. А получить хотя бы час отдыха раньше не представлялось возможным.

Ему нужна свежая голова. Сегодня на брифинге старших командиров ему нужна свежая голова. Кто одолжит ему свежую голову? Никто, пожалуй. Ни у кого из сотрудников ОСВАГ, целый день мотавшихся по всем фронтам, не найдется свежей головы.

Впрочем, кое-кому еще хуже. Допрос длится уже два с половиной часа, и человек за стеклом одностороннего зеркала близок к обмороку, но на это здесь есть медик. Упасть в обморок ему не дадут.

– Может, хватит? – спросил полковник Адамс. – Его спрашивают об одном и том же в сорок четвертый раз.

– Я знаю, полковник, – откликнулся Воронов.

– Эта история с МОССАДом выглядит насквозь неправдоподобной.

– Хм-м… Медицинский эксперт сказал, что медицинские скобки – израильского производства. Накладывали их израильским хирургическим степлером. И вообще за ситуацией чувствуется типично моссадовское нахальство. Как раз в эту часть истории я верю.

Адамс покосился на его бесстрастное лицо и снова перевел взгляд на квадрат зеркала. Его плотно стиснутые губы выражали осуждение. Но не высказывали. Армейский офицер не может высказать свое осуждение осваговскому палачу, поелику осваговский палач снимает с армейского офицера довольно тяжелое обвинение.

– All right, Flannaghan, enough, – сказал Воронов, нажав кнопку селектора.

Капитан второго ранга Флэннеган не подал виду, что услышал команду в крохотном наушнике, но тут же быстро и грамотно свернул допрос. Его собеседник закрыл глаза и положил голову на руки, скрестив их на столе. Флэннеган одернул его: сидеть прямо, не спать.

Воронов нажал на селекторе другую кнопку.

– Ди, по чашке кофе всем нам, две чашки – в комнату для допросов. Мне и капитану – бензедрин. – Он отключил связь. – Хотите побеседовать с ним, господин полковник?

– Я? – удивился Адамс. – Зачем?

– Ну, это ведь вас обвиняют в срыве мирного воссоединения…

– Вас тоже.

– Да… Меня тоже. Брифинг – через сорок минут. Стенограмму допроса расшифруют… – Воронов покосился на стенографистку.

– За полчаса, сэр… – отозвалась девушка. – Печатать все подряд или только самое главное?

– Главное. Господам командирам дивизий некогда будет читать по сто раз одно и то же.

– Воронов, неужели вы и в самом деле не знали, что делал Полковник? – с недоверием спросил Адамс.

– Работа разведки далека от Господних заповедей, – с расстановкой и после паузы ответил Воронов. – Но один из евангельских заветов мы выполняем четко. А именно: пусть ваша правая рука не знает, что делает левая. Полковник был правой рукой генерала Арифметикова. Я – левой. Я не знал, чем он занимается.

Адамс опять посмотрел в зеркало.

– Это действительно нужно? – спросил он. – Не давать ему отдыха, не вводить обезболивающего…

– Это – приемы психологического давления. Чем труднее человеку сосредоточиться, тем труднее ему врать.

– А у вас сволочная работа, Воронов…

– На редкость сволочная.

В комнату для допросов вошла девушка в авиационной парадной форме с погонами прапорщика. Она катила за собой фуршетный столик с кофе.

– По правде говоря, я уже немного отвык от рутины, – продолжал осваговец. – И Флэннеган тоже. Мы, казалось бы, уже достигли тех ступеней карьеры, на которых черную работу поручают подчиненным. Но сейчас у нас все в разгоне. Война, сами понимаете… Ну, вы хотите поговорить с ним или нет?

– Давайте, – решился Адамс.

– Флэннеган, идите сюда, – сказал Воронов в микрофон. Кавторанг поднялся из-за стола и вышел вслед за девушкой. Адамс столкнулся с ними в коридоре.

– Кофе, ваше высокоблагородие? – спросила девушка.

– Спасибо, не надо…

Он толкнул тяжелую звуконепроницаемую дверь.

– Господин полковник… – Сидящий перед столом человек даже не обозначил намерения встать перед старшим по званию, и Адамс не мог его за это осудить.

– Господин капитан, – комдив сел напротив, в то кресло, из которого встал Флэннеган, – как вы себя чувствуете?

– Благодарю, вполне сносно.

Адамс сделал ряд необязательных движений, как всякий человек, которому неловко: провел рукой по волосам, зачем-то поправил манжету, достал зажигалку и высек огонек, хотя и не собирался закуривать. Покосился на одностороннее зеркало и слегка разозлился. Ну да, он задал дурацкий вопрос… Он не умеет допрашивать людей. И не хочет. И не его это работа. Он и не собирался никого допрашивать – пришел просто поговорить.