Эверест, юго-западная стена - Л Замятин

Помнится, однажды вечером при свечах — ребята берегли батарейки фонариков — к утреннему выходу на маршрут готовились алмаатинцы.

— Возьмите камеру, ребята... Надо ведь снять вам вашу работу.

В ответ раздаётся грустный глубокий вздох...

— Прихватите камеру. Цены не будет этим кадрам....

— Нет, ребята. Не до камеры нам сейчас.

— Мужики! Ну а как же другие альпинисты?! Диренфурт, руководитель экспедиции в семьдесят третьем году, до восьми пятисот лично нёс камеру и кислород для того, кто пойдёт на штурм вершины... Даже если не удавались экспедиции — оставался материал с горы. Людям оставалась память об экспедиции! Не для себя же просим, ребята! Не для себя! Вон сколько людей хотело пойти на Эверест — сами знаете. Что им покажем, когда вернёмся?!

Подобных ночных встреч у нас было много, практически перед каждым выходом каждой четвёрки. Это были тихие разговоры, требующие большого такта и уважения к спортсменам. Мы понимали, что им тяжело, что часто они идут на грани возможного. Мы не обижались, когда нам отказывали, но... снова и снова упрашивали их взять камеру.

По смете кинокартины четыре высотных шерпа-носильщика должны были помогать в заброске киноаппаратуры в высотные лагеря. Но... Кинокамеры, которые, по нашему убеждению, должны были уже находиться в каждом лагере, чтобы любой из участников мог взять их и снимать то, что подсказываем мы, то, что считает нужным он сам, пока всё ещё лежали внизу, в нашей палатке в базовом лагере.

Мы были счастливы, когда на маршрут уходил Володя Шопин. Он отмахивался от наших слов благодарности, они казались ему назойливыми и лишними. Он просто брал кинокамеру и снимал. Причём ни разу кинокамера не была включена в полезный вес переносимых им грузов.

В нашем дневнике сохранилась такая запись; “Передовая четвёрка начинает работы на ледопаде Кхумбу. Володя Шопин взял с собой одну из камер — начал снимать обработку ледопада, прохождение первых метров над страшными трещинами. Ему удалось снять ту часть маршрута, от которого вскоре экспедиция отказалась. Ледяные глыбы по сорок — пятьдесят метров высотой стояли на маршруте, как молчаливо ждущие изваяния. Через некоторое время они дождались - с грохотом упали. Но Володя успел их снять...”

Однажды ночью, кажется 23 марта, разразился необычайный ураган. Внизу, в базовом лагере вся команда в это время сидела в “кают-компании”. Ребята любили эти вечерние часы, когда при свете бензиновой лампы, тихо шипевшей на гвозде под самым шёлковым потолком, текли разговоры; иногда Серёжа Ефимов или Лёня Трощиненко заводили песни и все тут же подхватывали их. Кто-то затевал негромкие разговоры... Кто-то предавался воспоминаниям... А после того, как Володя Балыбердин смастерил шахматы, изобрёл песочные часы, после того, как непальские офицеры связи мистер Висту и мистер Шрестха были научены пению и игре в “фулиш” (по-русски - “дурак”), у всех в “кают-компании” было постоянное дело и интересы.

В тот вечер неожиданно налетевший шквал стал рвать палатку. Эверест гудел всё яростнее и громче. Команд не потребовалось: все сразу же выскочили наружу, кто ухватился за растяжки, удерживая палатку, кто потащил тяжёлые камни, укрепляя полог. А рядом ветер срывал палатки, где жили альпинисты. Люди в темноте гонялись за разбросанными вещами. В это же время в верхнем лагере шторм с яростной силой трепал и разрывал палатку, в которой отдыхала первая четвёрка — Балыбердин, Мысловский, Шопни и Чёрный.

У Володи Шопина сквозь прорванную о выступ камня палатку ветер как в трубу вытащил пуховку, и она исчезла в ночи. То же грозило и кинокамере, но Володя успел её задержатъ.

У зрителей часто сдавливает горло в тот момент, когда он видит альпиниста, который бредёт, опираясь на лыжные палки. Это мы сняли возвращающегося с Эвереста Володю Шопина. Вот он зашёл в лагерь. Бросились к нему товарищи. Доктор Орловский, наш любимый Свет Петрович Орловский, дута и свет экспедиции, помогает снять рюкзак. Тут же Юра Кононов. Тут же шерпы и офицеры связи.

В тот выход Володя Шопин пробыл на склонах Эвереста неделю. Камера и плёнка были при нём. Но условия были такими, что он смог отснять только... два кадра... Вот какова цена любого буквально кадра, которые приносили альпинисты с горы.

Запомнилось нам 6 апреля 1982 года. На высоте 7350 заболел Слава Онищенко. Ему становилось всё хуже и хуже. Дело принимало катастрофический оборот. Товарищи начали эвакуацию Вячеслава, однако с большим запозданием.

На рассвете 9 апреля из базового лагеря, чтобы помочь в спуске Онищенко через ледопад Кхумбу, вышли Тамм, Романов, Трощиненко. Спускали его всей группой, страховка спереди и сзади. Около одиннадцати утра на подмогу вышли из базового лагеря Сергей Бершов и Миша Туркевич. В лагере остались Овчинников, Иванов, Ефимов — вглядываются с биноклем в ледопад, ждут появления ребят.

Чувствуем настоятельную необходимость снять спуск Онищенко. Тамм категорически запретил оператору выходить из базового лагеря. Когда ему пытались объяснить, как важно снять эту помощь пострадавшему, Тамм ответил: “Этого ведь нет в сценарии фильма, поэтому снимать незапланированное (?!) запрещаю”. Почему-то вспомнился день, когда на отзыв Тамму был представлен сценарий фильма (Евгений Игоревич был нашим консультантом). В том месте сценария, где описывался предполагаемый эпизод оказания помощи — без чего, собственно, не обходилась ни одна эверестская экспедиция, — на полях чётким почерком стояла резолюция: “В экспедиции заболевших не будет!”

И вот Онищенко спускают вниз, а мы ждём, как парализованные. После ухода Тамма Дима Коваленко стал упрашивать Овчинникова. Анатолий Георгиевич тоже сопротивлялся, но как-то нетвёрдо. В 16.00 заглянул в палатку: “Дима, Хута! Вам пора выходить, а то не успеете снять”. Собрались с Хергиани быстро, схватили только “Конвас” с трансфокатором и широкоугольным объективом без штатива — и бегом к ледопаду Кхумбу. Легко сказать “бегом”... После полуторачасового подъёма вдруг разглядели среди сераков тёмные фигурки ребят. Дышим тяжело. Пришлось лечь, чтобы не дрожала камера. Снимаем наезд, поставив камеру на глыбу льда. Появляется в кадре Евгений Игоревич, машет руками: “Не снимайте! Слышите? Не снимайте!!” Минут через пятнадцать ребята спустились к нам. Вячеслав Онищенко выглядит ужасно. Но невероятным напряжением воли он ещё держится. Во всяком случае, сам передвигает ноги, поддерживаемый товарищами под руки.

Снимаем с Хутой широкоугольником Бершова, Онищенко и Туркевича. Щадим Славу, не показывая гримасы лица, за которыми боль… Правда, теперь об этом жалеем…

Свет Петрович измерил в базовом лагере давление у Онищенко. Пятьдесят на ноль. Вячеслава укладывают в “кают-компании”. Капельница под потолком. Вливания. Шипит подаваемый кислород.

На ночное дежурство у Онищенко назначены Голодов и Коваленко. Долгая, беспокойная, страшная ночь. К утру Онищенко стало легче. Через два дня он стал приподниматься.

Вниз, к зелени, прочь с высоты, понёс его на своих могучих плечах Леонид Трощиненко. Провожали Славу Онищенко все, кто был в базовом лагере. Коваленко снимал. Володя Шопин писал фонограмму.

Позднее, когда сам Онищенко увидел эти кадры, они потрясли его простотой и одновременно драматизмом происходящего.

Помнится, кто-то из зрителей в Обнинске прислал Евгению Игоревичу Тамму записку: “Есть ли в фильме подтасовка событий?”

— Это казалось нам кощунством — снимать Вячеслава Онищенко в таком состоянии,— скажет в ответ Евгений Игоревич.— Но как хорошо, что ребята сняли эти кадры. Теперь мы им благодарны!

Кто-то спросил:

— Правда ли в кинокадрах, когда Леонид Трощиненко уносит на своих плечах Онищенко? Евгений Игоревич ответил:

— Да. Это правда. В ту минуту, когда Вячеслава Онкщенко уносили из лагеря, это было именно так... И должен сказать,— добавил Евгений Игоревич,— наши экспедиционные кинематографисты. Валя Венделовский и Дима Коваленко, проведшие с нами экспедицию с первого и до последнего дня, не занимались восстановлением фактов. Они снимали то, как было на самом деле.

29 апреля 1982 года — один из самых счастливых дней пребывания в Гималаях: в базовый лагерь принесли долгожданные вести с Родины. Альпинисты счастливы, читая письма. Ленинградцы слушают “коллективную” кассету с записями голосов детей, жён. Слёзы стоят в глазах Володи Шопина. Лёня Трощиненко тоже подозрительно отвернулся. Нам же повезло больше всех; кроме родных нам написали коллеги со студии. Их послание было, пожалуй, самым радостным: кроме добрых слов они сообщали, что первая партия присланного из Непала материала проявлена без брака!

Накануне предстоящей установки последнего перед вершиной, пятого лагеря, а возможно, и штурма вершины в базовом лагере мы снимали торжественную церемонию: Евгений Игоревич Тамм вручал вымпелы — флаги Непала, СССР и Организации Объединённых Наций Мысловскому и Балыбердину, Ильинскому и его группе (Чепчев, Валиев, Хрищатый). Вручает всем вместе, так как неизвестно, кто всё же пойдёт первым на вершину. Многие сомневаются, что Мысловский и Балыбердин осилят маршрут от лагеря-4 до лагеря-5, на котором ещё пусто — нет ни одной верёвки, нет ни одного крюка, где ещё никто никогда не бывал.