Эверест, юго-западная стена - Л Замятин

Вечером и ночью наверху шёл снег, мело. Рано утром 7 мая Валиев и Хрищатый покинули палатку ла-геря-5. Кругом всё серо, сильный ветер. Он моментально выдул накопленное за ночь тепло. Особенно неуютно Валере: он не надел пуховые брюки, побоялся, что будут излишне стеснять движения. Валера шёл без кислорода. Он не пользовался им все эти дни и хотел попробовать свои силы и дальше.

Когда добрались до западного гребня и стена Эвереста перестала защищать их, ветер чуть не сдул обоих со скал. Чуть не увлёк в полёт на трёхкилометровой высоте над угадывающейся внизу долиной Молчания (верхняя часть ледника Кхумбу). В грохоте и свисте ничего нельзя было разобрать. Потоки ветра не давали возможности дышать — либо забивали рот, либо, создавая разрежение, высасывали из лёгких всё, что там было. Стужа вколачивалась ветром в тело, проникая даже сквозь пуховую амуницию Казбека.

У них хватило мудрости и мужества повернуть обратно. В 8.00 сообщили на базу, что вернулись в палатку. Мы договорились, что двойка повторит попытку штурма в любое время суток, как только уляжется ветер. Надеялись, что к вечеру он стихнет и будет луна. Сидеть же долго в лагере-5 нельзя — не хватит ни запаса кислорода, ни сил: на такой высоте они быстро тают даже в покое. Началось ожидание. В пуховых мешках ребята скоро отогрелись. Временами наваливалось забытье. Но даже при этом не переставали вслушиваться в гул ветра — не затихает ли?..

...А базовый лагерь ждал первых победителей. Бинокль не висел сегодня на месте. Кто-то пытался различить движущиеся точки в нагромождениях ледопада. Когда наконец их заметили, не выпускали из поля зрения до тех пор, пока фигурки идущих помещались в окуляре.

И вот четвёрка одолевает последние метры подъёма к лагерю — подъёма на длинном пути спуска к обычной жизни. У кого-то из них ещё будут победы и в горах, и в жизни. Но те победы никогда не затмят этой. Она навсегда останется их главной победой.

Для встречи мы не смогли придумать ничего, кроме обычного ритуала. Но зато наши объятия, рукопожатия и взгляды должны были говорить (и говорили!) о многом. В них, с обеих сторон, было сказано здесь больше, чем на любом мыслимом торжестве.

Потом они, измученные, сидели за столом. Потрёпанные рюкзаки загромождали вход в “кают-компанию”. Внутри толкались все, кто был в лагере,— наши и непальцы. Всё!

Ребята рассказывали скупо. И пили, пили, пили. Их высушенные тела требовали влаги. Их осипшие голоса стали похожими, а лица сияли. Чуть опухшее, даже одутловатое лицо Серёжи Бершова, — на нём выделяются и притягивают к себе смеющиеся, радостные глаза. Мишино лицо черно, как его шевелюра и борода, — он ещё больше стал походить на цыгана. Только теперь не на молодого и задорного, а на очень уставшего и повзрослевшего. Эдик Мысловский осунулся больше других, или это так кажется: он был объемнее остальных до выхода. В сухом, заострённом лице Володи Балыбердина что-то от чёртика, которого мы привыкли видеть на старых пепельницах. Но сколько в нём счастья! Оно просто струится, стекает, как заряд, с бороды, с носа, бровей над запавшими от усталости глазами. И заряжает нас.

Дело ещё не завершено, многие наверху, но, стоя рядом с ними, мы ощущали только счастье победы. Это было как пророчество. Потом, в другие дни, мы встречали остальных. И каждый раз переживали всё заново. Как будто мы снова и снова возвращались домой с ними вместе и это опять была единственная встреча победителей. Мы радовались, ждали новых успехов и не придали большого значения разговору, состоявшемуся 7 мая с Катманду.

Калимулин. Очень хорошо отозвались о вашем восхождении президент Международной федерации альпинизма господин Боссю, англичанин Хант — организатор многих экспедиций в Гималаях. Идут широкие отклики на ваши восхождения. Учитывая, что ожидается дальнейшее ухудшение погоды, будьте очень внимательны, надо всё очень хорошо закончить. Надо принять решительные меры, чтобы исключить всякую опасность.

Тамм. Что касается выхода новых групп — это ясно. Мы его отменили, тем более что речь шла только о двойке, которая должна была идти без хорошей подстраховки (имелась в виду двойка Коля Чёрный — Володя Шопин). Что же касается продолжения восхождения, то мы его будем продолжать. Продолжать будем. Группы на маршруте, и они завершат начатое дело. Завершат.

Калимулин. Понял. Запишите сводку погоды на завтра.

Сводка была тревожной. Предсказывалось ухудшение обстановки.

Калимулин. Улучшения погоды ждать нельзя.

По-видимому, ребятам придётся тяжело. Поэтому подумайте ещё раз, как быть с ними.

Тамм. Ясно, ясно. Придётся тяжело, ничего не сделаешь — это альпинизм.

Во время вечерней связи Казбек сообщил, что прошёл час, как они вторично покинули палатку лагеря-5. Погода немного успокоилась. Они уже на западном гребне.

Сначала наверху развиднелось, солнце осветило Гималаи. Горы были залиты охрой, и только долины и сравнительно низкие вершины пропали в сплошной облачности. Постепенно краски внизу темнели, стали синими. Потом совсем чёрными. Вскоре и большие вершины потухли, и только гребень Эвереста пламенел впереди, зазывая наверх.

Здесь, внизу, мы не сразу заметили, что Эверест скинул белые флаги. Да и гул наверху затих. Хотя недовольное ворчание ещё продолжалось. Зная время, затраченное другими двойками на участке от лагеря-5 до вершины, мы ожидали, что не раньше 22.00, но никак не позже полуночи, ребята будут на вершине. Рации вновь работали на приёме.

В этот вечер группа Хомутова поднялась в лагерь-3, а двойка Ильинского — в пятый. На мой вопрос, как чувствует себя Серёжа Чепчев, Эрик ответил, что у них всё нормально. Возможно, вчерашний эпизод лишь случайность. Правда, рассказы Вали Иванова и особенно Ефимова, который видел Серёжу последним, настораживали. Но так или иначе, Эрик с Серёжей поднялись в лагерь-5. Учитывая тревожный прогноз, они даже запросили разрешение продолжить подъём к вершине. Разговор, состоявшийся уже после 18.00, ретранслировался через группу Валерия Хомутова.

Тамм. Завтра ожидается усиление ветра. Это подчёркивалось несколько раз. Учитывая состояние двойки Ильинского, вызывающее у меня опасение, не рекомендую им выходить даже завтра утром. Не рекомендую. Вам, группе Хомутова, предлагаю завтра подняться в четвёртый лагерь.

Продолжая переговоры, мы условились с Ильинским, что до тех пор, пока утром мы не обсудим с ним ситуацию, они остаются в лагере-5.

...К 22 часам (в который уже раз!) в голове только мысли о ребятах, пробивающихся сейчас к вершине. Рация молчит, а вот Эверест не хочет ей подражать. Временами кажется, что наверху ветер стихает, но потом гул опять усиливается. Гребень всё чаще и чаще закрывается облаками.

Странно: всё это видишь и слышишь, фиксируешь сознанием, но большой тревоги не возникает. Быть может, потому, что двойка Валиев — Хрищатый всегда вызывала у меня чувство большого доверия и уважения.

Казбек Валиев не производит впечатления могучего, хотя в своей команде получил прозвище “Толстый”, в отличие от постоянного напарника по связке Валерия Хрищатого — “Худого”. Казбек, как правило, спокойный, немногословный и упрямый. Его неброская манера такова, что сразу заставляет верить ему. Поэтому он может быть лидером, тем более в альпинизме, где знает и умеет практически всё. Качества лидера сочетаются у него с умением воспринимать указания тех, кто в данный момент им руководит. Эта черта особенно ценна в сборных командах типа нашей экспедиции. Судьба удачно распорядилась, соединив вместе Казбека и Валеру Хрищатого. Внешне совершенно разные, они удивительно подходят друг другу и, по-видимому, испытывают большое удовлетворение” работая в одной связке. Вместе в горах они давно стали родными.

Валера действительно худой, даже тощий, и, на первый взгляд, застенчивый “слабак”. Однако скоро становится ясно, какой это волевой, сильный и интересный человек. Он очень наблюдателен, умеет обобщать наблюдения и делает нетривиальные выводы. С ним полезно спорить и обсуждать возникающие проблемы. Я не раз пользовался этим, пытаясь опровергнуть или подтвердить ту или иную точку зрения. И всегда получал большое удовлетворение от такого общения. Такая пара, казалось мне, справится с серьёзной и тяжёлой задачей, которую сейчас они решали.

Время шло, а известий сверху не поступало. Ужа минуло 23 часа. Потом полночь. И какие бы надежды на них ни возлагались, тревога всё же появилась. Уже не только моя, но и рация радиста включена на приём. Во всех палатках, где есть “воки-токи”, их слушали и время от времени проверяли исправность аппаратуры. Постепенно в этих палатках начали собираться соседи. Разговоры шли, конечно, о посторонних вещах.

В час ночи я не выдержал — назначил ночное дежурство, просил разбудить меня, когда будут новости, и ушёл спать. И действительно уснул. Правда, сразу же услышал, что кто-то идёт в мою сторону. Окликнул. Оказалось, это Дима Коваленко (он дежурил с Шопиным). Было начало шестого. Только что Ильинский из лагеря-5 сообщил, что ребята не вернулись, я спрашивал, что делать. Пока мы с дежурными ждали повторной связи я узнал, что около двух часов ночи кто-то вызывал базу но слышимости не было. Когда начался разговор с Ильинским, я спросил, не он ли это был. Оказалось, что не он. Значит, Валиев и Хрищатый. По что они хотели передать?!