Эверест, юго-западная стена - Л Замятин

Володя — кремень. Он должен всё выдержать. А Эдик? Почему такой вопрос? Откуда он, разве есть сомнения? Нет. А всё же? И тут выплывает, пролезает откуда-то мысль о запрете. Как же она должна мешать Эдику спокойно работать!

В Москве на последнем этапе медицинского отбора его вдруг забраковали. Сколько было споров и пересудов! Сколько раз, на всех уровнях, возвращались к этому вопросу. В результате у меня сложилось твёрдое мнение, что это ошибка. Да и сам запрет был не полный и категоричный, с ясным объяснением, а что-то половинчатое и расплывчатое. Эдик поехал с нами, но мне была дана директива (уже не медиками): не выпускать выше 6000 метров. Однако события требовали другого, они же подтверждали мнение об ошибочности запрета. И он не был отстранён от работы наверху. Это вызвало раздражение руководства в Москве. Наконец оттуда в Катманду с особыми полномочиями командировали Ильдара Азисовича Калимулина. Удивлённый его неожиданным приездом и очередным запросом о Мысловском, 23 апреля я передал ему подробную радиограмму: “Хочу, чтобы вы чётко поняли ситуацию. Мы всегда говорили, что основным препятствием может быть погода. В этом сезоне она отвратительная. До сих пор ежедневно идёт снег, холодно. Говорят, даже в районе Тьянгбоче ещё не распустились цветы. Вам, наверное, уже сказали, что в Катманду лишь несколько дней назад открылись горы — месяц их там не видали. Это внизу, а на маршруте условия сверхтяжёлые — заснеженность, ветер и очень сильный холод. Создаётся впечатление, что в этом году нет предмуссонного периода, благоприятного для восхождений. Условия, близкие к зимним.

Я говорю это для того, чтобы стало ясно: ребятам приходится работать в тяжелейших условиях. Маршрут, как мы и ожидали, технически сложный даже для нормальных высот. Много участков высшей категории сложности. Убеждён, что этот маршрут (если его не повторит кто-нибудь в следующем году, когда будут ещё целы наши верёвки) долго не пройдёт ни одна группа. И если мы его одолеем, это будет действительно новое слово в высотном альпинизме.

Все участники работают на пределе возможностей: только так можно одолеть этот маршрут. А они, возможности, не у всех одинаковые.

В условиях, когда число выходов должно быть ограниченным, чтобы люди выдержали до конца, на первых порах не все справлялись с заданиями. Группы сократились из-за заболевших, а дело должно двигаться неукоснительно — иначе невозможен успех. Должны были появиться сильные лидеры, которые показали бы всем, что можно работать с запланированными заданиями. Такими лидерами оказались сначала двое — Мысловский и Балыбердин. Они, когда это стало необходимо, выполняли работу за четверых. Но надо было, чтобы в каждой группе появился такой лидер, способный доводить дело до конца. Иначе недоработка на выходе одной группы срывала всё дело.

Итак, когда дорог был просто каждый участник, способный работать на высоте, не говоря уже о лидерах, я должен был либо слепо руководствоваться директивой и снять с работы одного из выявившихся лидеров и тем самым вывести из строя целиком одну группу (в ней оставалось в то время только двое полностью трудоспособных), либо исходить из здравого смысла, условий на месте и интересов основной задачи (опасность для здоровья Мысловского здесь такая же, как и у других). Я, естественно, выбрал второй путь, и менять решение не могу и не вижу оснований. Очень прошу до окончания работы не возвращаться к этому вопросу. Сейчас наступила ответственная фаза и надо сосредоточиться не на полемике по уже решённому делу, а на очень трудных моментах сегодняшней работы: всё даётся нам с огромным трудом. И сейчас я опять выпускаю связку Мысловский — Балыбердин.

Предвидеть заранее, что они составят основную двойку на этом этапе работы, мы, конечно, не могли. Это уже просто естественный отбор, который, как всегда, происходит в тяжелейших условиях”.

Ильдар Азисович всё понял. Больше к этому вопросу никто не возвращался. Никто, кроме, наверное, нас с Эдиком. А вот теперь, ожидая вестей сверху, я думаю, что этот пресловутый запрет висит над ним как дамоклов меч и мешает спокойно работать.

Они вышли из базового лагеря 27 апреля с заданием обработать участок от 8250 до 8500 метров и установить лагерь-5, а если после этого хватит сил — выйти на штурм вершины. Оба проделали огромную работу и с чистой совестью могли сегодня утром начать спуск, но пошли вверх. И как бы ни было им трудно все эти дни, мы с Анатолием Георгиевичем верили, что так и поступят два этих очень разных, ярких человека, которых объединяет лишь высочайшее чувство ответственности и редкое умение “выкладываться” — отдавать всего себя без остатка, когда это нужно. А это бывает очень трудно делать изо дня в день, да ещё когда тебя никто не видит! Когда почти всё время под тобой многокилометровая пропасть. Когда ветер и стужа выдувают из тебя всё живое и стремятся сбросить вниз. Когда любой неверный шаг... — но об этом не думают. Когда короткий сон — не сон, а не приносящее отдыха забытье. Когда каждое движение (высота!) требует неимоверного напряжения. И когда к тому же никто не пожурит и ничего не скажет, если ты не выдюжишь и уйдёшь вниз.

Итак, в 15.35 они начали спуск с вершины. А вскоре Володя понял, что сил у них может не хватить. У Эдика кончался кислород. Сам Балыбердин днём всегда работал без кислорода.

Около 17 часов вновь заработала рация. Балыбердин вызвал базу. Его слушала и группа Валентина Иванова, уже поднявшаяся к этому времени в лагерь 5. Володя информировал, что движение происходит чрезвычайно медленно. Если дело пойдёт так и дальше, то не исключена холодная ночёвка. Это уже был сигнал тревоги. Холодная ночёвка вконец вымотанных людей, на высоте 8500 метров, без кислорода — практически невозможное дело. Вот отрывок записи этого сеанса связи.

Балыбердин. Я думаю, что до восьми тысяч четырёхсот метров мы не спустимся. Вышли бы навстречу с кислородом, что ли. И если есть у вас возможность, то что-нибудь горячее, чай какой-нибудь. Как поняли?

Иванов. Хорошо, мы сейчас что-нибудь сообразим.

Тамм. А где вы сейчас? На сколько вы от вершины спустились?

Балыбердин. Я оцениваю высоту восемь тысяч восемьсот метров.

За два часа они спустились только на пятьдесят метров! На равнине это эквивалентно примерно одному шагу в минуту.

Тамм. Понял, понял. Как идёт Эдик?

Балыбердин. У него кончается кислород.

Трудно не оценить деликатность ответа!

Тамм. Ясно, ясно! Имей в виду, что мы всё время на связи, но главное — с Валей связь поддерживай.

Разговор между Таммом, Балыбердиным и Ивановым продолжался ещё некоторое время, потом база вызвала Иванова.

Тамм. Валя, одной двойке надо выходить вверх. Второй, может быть, пока не двигаться. Запас кислорода взять из расчёта спуска двоих. Как понял?

Иванов. Понял.

Кислород в баллонах был основным грузом, который каждая группа, ценой больших усилий, выносила в верхний лагерь для того, чтобы идти затем на вершину. Кислород был здесь основной ценностью и дефицитом. Группе, выходящей навстречу первой двойке и спускающейся с ней, не должно было хватить кислорода (даже если останутся силы!) для того, чтобы вновь пойти потом на вершину. И это понимал, конечно, Балыбердин.

Балыбердин. Мне, видимо, кислорода не надо. Мне бы попить или поесть что-либо горячее, слегка так, восстановить силы.

Тамм. Володя, это пока, а позже нужен будет кислород. Сэкономишь — очень хорошо. А немножко подпитаться нужно. Сложно будет спускаться, а если ночь холодная — совсем трудно будет.

Молчание.

Балыбердин. Валя, решайте сами, а мы пока продолжим спуск.

Темнело. Вскоре Балыбердин вышел на связь и узнал, что двойка Бершов — Туркевич движется к ним с кислородом, питанием и медикаментами. Володя беспокоился, что они могут разминуться в темноте, из-за ветра не услышать друг друга. Удалось связать их с Бершовым, и с тех пор всё затихло.

Почти два часа от них ни звука. Я мотаюсь по лагерю и не могу отвести глаз от далёкого предвершинного гребня. Как и луна, он время от времени пропадает в жутком вихре несущихся там облаков. Кое-кто уже потянулся из “кают-компании” к своим палаткам. Очередной раз дойдя до “кхумбалатории”, собрался развернуться, когда наконец-то шипение прекратилось. Раздался голос Балыбердина. Он заметно торопился. Сразу же попросил отвечать без задержки, так как “питание сейчас сядет и связи не будет”. Сообщил, что они встретились, получили горячее и кислород. Теперь могут идти вниз сами. Потом неожиданно передал, что Бершов просит разрешить их двойке подняться на вершину: “Она здесь, рядом”.

Промелькнула мысль: “Тоже мне, придумали! До лагеря-5 уставшей двойке ещё идти да идти. Нельзя считать, что критическое положение миновало, ведь впереди ночь. А они — вверх!” Пока всё это ещё прокручивалось в сознании, ответил: “Нет!” И тут услышал голос Серёжи Бершова, прервавшего Балыбердина: “Евгений Игоревич, почему нет, сейчас луна светит и ветер стих. Мы быстро наверх — и догоним ребят”.