Свиток фараона - Филипп Ванденберг

Саад Заглюль считался надежным человеком. Британцы выслали его сначала на Мальту, как главу египетского национального движения, а потом на Сейшелы; его соратники по партии «Вафд»[11] были такими же уважаемыми людьми. Но среди экстремистов, которые числились в «Тадамане» и о которых говорили в основном только в связи с убийствами и покушениями, скрывались многие криминальные элементы, извлекавшие из этого собственную выгоду. Примкнуть к организации их подстегнули личные неудачи в жизни. Основным требованием «Тадамана» была анонимность его членов. Лишь немногие знали имена своих соратников. Но даже если этим немногим были известны имена, они понятия не имели, какое место в организации занимал тот или иной человек, кто кому подчинялся и отдавал приказы. Собственно, никто даже не знал, кто был главой «Тадамана», и это давало повод для слухов и домыслов. Но именно благодаря такой таинственности организация все еще продолжала существовать.

Омар, конечно, знал, что, если он выйдет из организации, в которую попал довольно странным способом, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Для него теперь во главе угла стоял вопрос: заявиться с бухты барахты к аль-Хусейну или затаиться, пока не возникнет удобный момент для бегства вместе с Халимой.

Если Омар спрячется, аль-Хусейн вместе со своими людьми будет его искать и не успокоится, пока не найдет, потому что это исчезновение станет лучшим доказательством его вины. Но если он сам придет к аль-Хусейну, то едва ли кто-нибудь прислушается к его доводам и поверит, что он не причастен к краже груза. К тому же существовала опасность, что аль-Хусейн узнает об Омаре все, в том числе и то, что он тот самый мальчик, из-за которого Халима вышла за него замуж.

Они не встретились, когда Омар стал жертвой роковой ошибки. Он не знал, известно ли аль-Хусейну вообще его имя. Может быть, преступник давно забыл, почему Халима вначале отказывалась от замужества, но потом все же согласилась принять его предложение. Аль-Хусейн не был человеком, который жил прошлым. Занимаясь делами, он прежде всего заботился о том, чтобы все шло так, как ему хочется, и не думал об остальном. В этом он резко отличался от Омара.

Омар же, как только немного улеглась страсть, засомневался, чувствовала ли Халима к нему то же, что и в юные годы. Не случилось ли так, что неожиданная встреча лишь на миг разожгла огонь из искры, питая его воспоминаниями? Эта мысль преследовала его в последующие дни, когда они встречались в той же лавке. Омар внимательно слушал ее, с недоверием ловил каждый, пусть кажущийся незначительным и случайным, жест, отыскивая во всем этом подтверждение своим мыслям.

Халима чутко реагировала на его поведение, и от нее не укрылось беспокойство Омара. Во время их третьего свидания, когда Омар находился в ее объятиях, Халима сказала, что заметила его тревогу.

Омар и не пытался отпираться. Что удивительного в том, что у него появились сомнения? Жизнь научила его, что чувства подобны шатающейся на ветру вершине дерева. С их первой встречи прошло уже много лет. Но Омара больше всего беспокоило их общее будущее. Халима вела жизнь состоятельной дамы, жила в роскошном доме, у нее в подчинении было множество слуг. Одна мысль о том, что Халима отправится с ним в бега и ее ждет жалкая жизнь без перспективы, быстро сделала Омара раздражительным. Те дни, когда они встречались в ковровой лавке, были полны разочарования.

Он много раз думал о том, чтобы убежать на следующий же день и больше никогда не возвращаться. Но потом все же забывал о наболевшем и с нетерпением ждал очередной встречи с возлюбленной.

Халима предупредила, чтобы Омар больше не возвращался на съемную квартиру в пригороде Каира. Она была уверена, что за домом давно наблюдают. Торговец коврами, добрый старичок с седой бородкой и маленькими очками с толстыми стеклами в роговой оправе, приютил Омара в одном из складских помещений во дворе. За это Омар помогал ему чистить ковры. Было очень тяжело тереть их грубой щеткой, намыленной вонючим мылом, от которого руки краснели и раздувались, как бесформенные резиновые шары.

Едва Омар и Халима все обдумали и уже были готовы бежать в Европу, как на парня вновь накатила хандра. Халима сообщила ему о возвращении аль-Хусейна. Он был раздосадован безрезультатной поездкой и, встретившись с Халимой, вел себя бесцеремонно и грубо. С этого времени Омара охватывало то нетерпение, то безудержная ненависть к аль-Хусейну. Одна мысль о том, что Халима после нескольких часов их совместного счастья должна была идти к этому человеку, просто сводила Омара с ума. В такие моменты он, исполненный отчаяния, вскакивал и начинал ходить по тесной комнате из угла в угол, сжав кулаки, как заключенный. «Рано или поздно, — повторял он снова и снова, — я убью его, я убью его!» Гнев аль-Хусейна был беспределен, когда его лакеи сообщили, что эк-Кассару удалось сбежать из заточения поле того, как он необъяснимым способом освободился от пут. Аль-Хусейн бушевал. Он швырнул стул в того, кто принес ему эту новость, вытащил револьвер, который всегда носил с собой, и стал бесцельно палить в потолок комнаты. Халима боялась гнева аль-Хусейна, но страх лишь способствовал тому, что в ней крепла уверенность в необходимости уйти от мужа.

Халима предвидела, что день, когда аль-Хусейн направит свой гнев на нее, обязательно наступит, ибо рано или поздно он узнает об их встречах с Омаром. И это будет для нее смертным приговором.

Они любили друг друга каждый день, когда встречались, потому что их тела требовали этого, — они были ненасытны, как земля после долгой засухи. Но эта любовь среди перевязанных бечевками ковров уже больше походила на акт отчаяния: молодые люди ни на минуту не забывали об испытываемом ими страхе.

Халима не могла сказать, кто стоял за освобождением эк-Кассара. То ли у него были пособники, то ли ему самому как-то удалось выбраться.

Никто ни в чем не был уверен, и это очень подрывало их отношения.

Нагиб эк-Кассар повидал мир, он долгие годы жил в Европе и, конечно, был бы очень полезен Омару и Халиме, если бы они попытались найти убежище в чужой, неизвестной стране. Но где же им теперь искать Нагиба? Однажды Омар вспомнил о микассахе. Калека у гостиницы «Мена Хаус» был единственным, кто мог помочь. Эк-Кассар знал об их дружбе с микассахом, знал, что ему можно доверять, и, без сомнения, попросил бы у старика помощи, если бы искал Омара.

Халима сунула Омару довольно большую сумму денег, от которой тот сначала с возмущением отказался, но потом все же принял с благодарностью. Теперь он был рад, что может позволить себе отправиться в долгий путь к пирамидам на омнибусе. Хассан сидел на привычном месте. Казалось, годы шли мимо него. С тех пор как Омар помнил микассаха, тот ничуть не изменился.

Хассан сразу заметил растерянность Омара и молча указал в сторону парковой скамейки, которая в зарослях олеандра была почти не заметна со стороны входа в отель.

— О тебе уже спрашивали, — сказал микассах после того, как, опершись крепкими руками, взгромоздился на скамейку.

— Нагиб эк-Кассар?

Калека кивнул.

— Где он?

— Не знаю, — ответил Хассан, покусывая оторванный им лист олеандра. — У него был очень странный, даже подозрительный вид. На все вопросы отвечал коротко, общими фразами. Я не знал, чего мне от него ждать. В конце разговора он сказал, что придет снова. Чудной тип!

Омар стал рассказывать, что произошло с тех пор, как они виделись в последний раз: о таинственном задании от аль-Хусейна, о безрезультатной слежке за двумя британскими агентами и о неожиданной встрече с Халимой. Омар поведал также и о любовных приключениях с Халимой, и о совместных планах побега в Европу, и о ее неуверенности. После этого у него на душе стало легче.

Сначала Хассан молча смотрел на Омара. Потом начал медленно качать загорелой лысой головой из стороны в сторону, словно у него еще не сложилось окончательного мнения. После этого микассах глубоко вздохнул и поднялся, так что его короткое коренастое тело чуть не потеряло равновесия. Не глядя на Омара, он произнес:

— Тебе не надо этого делать.

— Что? — закричал Омар.

— Она — его жена. Тебе не стоит забирать у него жену.

— Но ведь он преступник. Он мучает ее, и я боюсь, что когда-нибудь просто убьет, если узнает о том, что мы встречались за его спиной!

— И все же перед Аллахом всемогущим и всемилостивейшим Халима — законная жена Али ибн аль-Хусейна, и ни у кого ни на этом берегу Нила, ни на том нет права отнимать ее у него.

— Но я же тебе рассказал, как состоялась их свадьба!

— Священные законы Корана следует соблюдать независимо от обстоятельств. Халима сама согласилась стать его женой?

— Да, но…

— Значит, она его законная женщина, и никто, даже ты, не в силах оспаривать право на нее.