От легенды до легенды (сборник) - Алексей Мороз

— Нейл!

Оборванец застыл, шумно втягивая дым. Перси скосил глаза: в стороне стояла матушка Маллт, бледная как полотно. В руке она держала знакомую корзинку.

Безумец мелко затрясся и сел на землю, закрыв лицо ладонями. Матушка Маллт бросила корзинку и, присев, стала гладить его по голове, точно ребенка. Перси, зажимая обожженную руку, переводил взгляд со странной пары на рассыпавшиеся по траве ягоды шиповника и сверток, из которого выглядывал край лепешки. Голова гудела.

— Нейл, Нейл, что ж ты делаешь, — приговаривала старушка. — Простите его, мистер Перси, он несчастный, скорбный разумом.

Перси промолчал. И в этот момент небеса ударили.

Не далекий рокот прибоя — рев урагана понесся над ущельями, оглушительно врываясь в уши. Вой безумца потонул в нем, как щепка в водовороте. И в этом реве Перси с ужасом вдруг начал различать слова — непонятные, тяжелые, будто каменные глыбы, они, казалось, пронизывали все вокруг. Перси закрыл уши ладонями, но слова били в голове, разрывали виски дикой болью. И невероятно важно стало знать…

— Что он говорит? — закричал Перси. — Что он говорит???!

Голова Нейла билась о землю, по губам пузырилась пена, точно у больной бешенством собаки. Конвульсии сотрясали тело, будто изуродованная душа рвалась на волю. Безумец, хрипя, выплевывал слова, и Перси как-то ухитрялся различать сквозь грохот:

— Подлые твари… губящие плоть мою… рвущие тело мне… вот воля моя… первые идущие… на железном коне… сквозь чрево мое в Калан Гаэав… жизнью и кровью отдадут дань… Сильней проклятие, чем кости горные…

Голос смолк. Нейл осел тряпичной куклой. Перси еще сжимал виски ладонями, борясь с тошнотой.

— Вот беда-то, — прошептала матушка Маллт. — Заново. Беда.

День третий. Когда напрасны слова

Перси очнулся от кошмара — точно из омута вынырнул. Перед глазами еще стояла белесая пелена тумана, безумец у костра, выплевывавший проклятия вперемешку со слюной. И нечеловеческий голос, что вонзался в мозг, как бурав… Господи, голова сейчас расколется! Потом в кошмаре появлялся Ллевелин, небо качалось, и Перси качался в седле вместе с небом, а Дилан встревоженно всматривался ему в лицо. А еще была боль…

Впрочем, боль никуда не исчезла. Перси, лежа на перине, чувствовал себя так, будто по нему проскакал драгунский полк. Спину ломило, дышалось тяжело, то ли от синяков, то ли от насморка. Не хотелось ни двигаться, ни даже думать. Веселая вышла прогулка…

Перси точно ударили в солнечное сплетение. Он упал с лошади — это сном не было, боль тому порука. А все остальное? Кошмар или явь? Или кошмарная явь?

В дверь постучали, вошла Лакшми с кувшином и тазом для умывания. Она сочувственно посмотрела на Перси:

— Ой, сагиб, перепугались же мы. Привезли вас ночью, лицо расцарапано, одежда в грязи, сами вы точно бредите.

— Кто привез? — спросил Перси. — И который час?

— А лорд Ллевелин и привез. Они в кабинете с сагибом говорили, потом лорд ушел, а лошадь оставил. А времени сейчас за полдень. Мы вас не будили. Ой, сагиб, где ж вы так обожглись?

Перси тупо посмотрел на красный, пузырящийся волдырями ожог на руке пониже локтя. Кошмар стремительно обретал черты реальности.

— Где отец, Лакшми? — спросил он.

— Ты что, с ума сошел? — Сэр Генри отшвырнул газету. — Ты понимаешь, что говоришь? Я должен запретить движение поездов из-за какого-то кретина, которому было знамение?! Твой сумасбродный приятель Ллевелин и то просил о меньшем. Сговорились вы, что ли?

— Он говорил о проклятии?

— Он требовал перенести открытие на неделю. Пытался угрожать крушением. Черт возьми, раджа Имрал давал за мою голову рубин из короны, когда я возводил форты Агнипура, а тут мальчишка, щенок… Но уж от тебя я не ожидал. Et tu, Brute!

— Отец, пойми. Я и вправду слышал…

— Что ты слышал? Чей-то голос, болтающий неизвестно что! Ты даже не знаешь валлийского! Знаешь, Перси, чего мне стоило это строительство? И сколько раз меня пытались напугать сказками? Стоило разбить лагерь, как явилась вздорная старуха с бредовыми байками, потом венки, идиоты-рабочие, боящиеся собственной тени, и, наконец, апофеоз — твой дружок и ты сам! Но вот что я вам всем скажу: я построил дорогу, и завтра через тоннель пройдет поезд! И точка! И даже если бы я хотел что-то отменить — а я не хочу, — то это не в моей власти: лорд Клифтон-Ройс уже прибыл. Он и будет распоряжаться до приезда принца Уэльского.

— Милорд в городе?

— В усадьбе Аргел. Перси, стой! Не смей меня позорить! Стой, я сказал!

У изгороди заржала Фиалка.

Перси мерил шагами просторный холл помещичьего дома. Он ждал уже около часа, но ни разу не присел, несмотря на увещевания секретаря милорда. Надо было собраться, приготовить новые аргументы, такие, которые не смогли бы оставить сановника равнодушным. Но мысли разбегались в стороны, точно бестолковые овцы. Да и что, в сущности, он мог предъявить? Старую легенду? Кленовый венок? Эхо и вопли безумца? Собственные опасения? Перси и сам не знал, правильно ли поступает, но что-то внутри грызло душу, заставляя ругаться с отцом, нестись сюда, нарезать круги по дубовому паркету.

Секретарь прошел в кабинет и тут же вернулся, сделав рукой приглашающий знак. Перси шагнул в светлую, богато обставленную комнату.

Лорд Клифтон-Ройс восседал за столом, скрестив руки на парадном мундире, и угрюмо взирал на Перси. На обширной лысине плясали солнечные зайчики.

— Ну, мистер Уотертон, излагайте ваше дело, — бросил он, едва ответив на поклон. — Вас прислал сэр Генри, не так ли? Только говорите быстрей, я чертовски устал. Представьте себе, меня подняли сегодня посреди ночи какие-то сумасшедшие. Назвались лордом и леди Ллевелин и несли полную чушь про какое-то местное проклятие. Дескать, нужно перенести церемонию открытия. Идиоты! Я велел выставить парочку вон…

Он уставился на Перси, и юноша почувствовал: все слова будут напрасны.

— Я прибыл засвидетельствовать вам свое почтение, милорд, — безжизненным тоном произнес он.

В город Перси вернулся, когда солнце уже обливало склоны багряным предзакатным огнем. Лихорадочное нетерпение схлынуло, оставив усталость. Фиалка, точно почуяв состояние всадника, понуро рысила по дороге. Юноша подозревал, что Ллевелин нарочно оставил ему лошадь, чтобы Перси не тратил время на поиски. Ллевелин… Какова его роль в этой истории? Куда он и Карис исчезли? Чего на самом деле добивается лорд? Случайна ли встреча у дома миссис Маллт?

Возможно, все это лишь часть плана, призванного сорвать открытие дороги. Масштабный спектакль. А если нет? Если проклятие и впрямь подействует? Тогда пассажиры завтрашнего почетного поезда погибнут, и он не сможет спасти их, уберечь отца, тетю, Фло. Но он должен что-то сделать. Должен. Должен.

Дома его ждала короткая записка. Сэр Генри сообщал, что они приглашены на ужин к мэру, призывал остыть и присоединиться к ним. Внизу была приписка: «Я не сержусь. Отец». Перси положил записку на стол.

Он должен что-то сделать. И он сделает. И уж тогда либо придет с покаянием, как блудный сын, либо… Решение становилось твердым, как кристаллы льда в мороз.

В доме стояла мягкая сумеречная тишина. И только Лакшми, стиравшая пыль с мебели, видела сквозь приоткрытую дверь кабинета, как молодой сагиб торопливо пишет. Вот он перечитал написанное, отшвырнул перо, поднес бумагу к пламени свечи и кинул горящий листок в пепельницу. Бросился прочь из комнаты.

Дверь на улицу с грохотом закрылась. Горничная подняла брови и, помедлив, прошла в кабинет.

Над письменным столом вился дымок от превратившегося в пепел письма.

Колокол давно отзвонил, и долина обезлюдела. Перси намеренно быстро (насколько позволяли ноющие ноги) шагал по насыпи. Не потому, что поджимало время, нет, просто нельзя было позволить ледяному кристаллу в груди предательски подтаять.

Маленькая станция, выстроенная в миле от городка, была пустынна. В окне горел свет: сторож коротал вечер за бутылкой пива и пасьянсом. Перси прошелся по чисто выметенной платформе и без труда обнаружил то, что требовалось для выполнения плана. Теперь оставалось лишь ждать. Перси присел на скамью. Сумерки плыли над долиной, ветер звенел проводами телеграфа, и Перси чувствовал себя совсем одиноким в певучей мгле.

Вдалеке, у тоннеля замигали огоньки. Вскоре послышались шаги, ветер донес отзвуки голосов. Несколько минут, и на платформу, переговариваясь, вышли рабочие под предводительством сэра Гилберта. Они несли с собой фонари, некоторые прикрепили масляные лампы на шапки. Перси поднялся навстречу.

— Персиваль, а вы что тут делаете? Разве вы не на ужине? — удивился сэр Гилберт. — Все, ребята, по домам.