Вихрь Бездны (СИ) - Ольга Ружникова

Темные круги под глазами, заострившиеся скулы. Не спал всю ночь? Из-за едва не отбросившего (наконец-то!) копыта врага?

А солнца, кстати, в лазарете нет — окно завешено. Просто после полной тьмы и сальная свеча кажется майским костром…

— Очнулся.

А глаза всё же лучше зажмурить! Почти.

— Пей! — рука врага подносит кружку. Слишком благородного врага.

Чем отдавать тебе долг, Тенмар?

Питье — горько-терпкое.

Действительно — легче. По чуть-чуть, по дюйму трясина разжимает ледяную хватку. И озноб проходит. Кажется…

— Опять болото?

И что отвечать?

— Да, — Роджер откинулся на подушки. Мягкие, теплые. И наконец-то можно вновь прикрыть глаза. Теперь всё будет хорошо. Хоть на какое-то время… — А еще — ты, — не удержался он. — Ты тоже мне снился.

— В кошмаре?

— Да. Я тонул в трясине, а ты победил баро. Только боги здесь не при чём. Это твоя Сила, Тенмар. Не волнуйся, я никому не скажу.

— Скажешь — хуже будет не мне. — Роджер и с закрытыми глазами отчетливо видел совсем легкое пожатие плеч… бывшего врага.

Если «не тебе» — для тебя это еще хуже, Тенмар. Но Роджер Ревинтер действительно никому не расскажет. Никогда и ничего.

— Четверо дали клятву и должны ее сдержать. Пятый не давал, но связан ею. Один из Четверых проклят, и Пятый проклят вместе с ним во веки веков.

Внезапно вернувшийся озноб заставил клацнуть зубы.

— Что это было, Ревинтер?

— Я… не знаю… — Роджер, закашлявшись, умолк.

Тенмар терпеливо ждет. Какие тяжелые у него глаза! Пронзительные, как обоюдоострые клинки. Агатово-черные. Кто придумал, что сын Ральфа Тенмара не похож на отца? На подаренном Арно Ильдани гербе подполковника Анри Тенмара — сокол, а не дракон. Но можно ошибиться, лишь видя обоих в полете. Поодиночке. Ты — дракон, Анри Тенмар. И подобие своего грозного отца, хочешь ты того или нет, чересчур благородный враг.

— Я действительно не знаю… Я уже рассказывал, что сам в этих кошмарах ничего не понимаю.

— Может, и не понимаешь… — взгляд Тенмара мягче не стал.

Он — нарочно или просто не замечает, каково людям под таким прищуром? У него это было всегда или… недавно?

— … или тебе так кажется.

— Я… не знаю. Но могу догадаться. Проклят, наверное, я. Но я не давал никаких клятв. Никогда — даже на пьяную голову. Я даже жениться на Эйде… девице Таррент не клялся. Пятым, кто проклят вместе со мной, может быть моя дочь… — Вот и выговорилось. — Как в Священных Свитках: «грехи отцов падут на головы детей».

И жить после такого не хочется точно. Еще сильнее, чем прежде.

— Если верить старым легендам — совсем необязательно клясться вслух. — А Тенмар — совершенно серьезен. — Достаточно сделать что-то схожее с клятвой, и будешь считаться принесшим обет.

Взгляд жжет Пламенем Вечной Бездны и режет каленым железом. Хочется исчезнуть прямо сейчас — раствориться вместе со всеми мыслями и деяниями. Нужен ли ответ, что именно посчитали за клятву те, кто с завидным постоянством напоминают о себе?

— Тенмар, вы… ты знаешь, что можно сделать? Раз ты читал эти легенды? Как снять проклятие с моей дочери⁈

— Ты верующий? Сходи в любую часовню, найди священника. Чем беднее, тем лучше. Центральный Храм Солнца — не советую.

Рассказать? Или примет за окончательно свихнувшегося? Да нет, если еще не принял — то и потом вряд ли.

— Ты тоже считаешь… там что-то не то?

— Там очень не то, если тебе интересно мое мнение. Не знаю, кому в этом Храме поклоняются, но уж точно не Творцу. А теперь, когда с твоими снами мы разобрались, — где ты был, Ревинтер?

А вот сейчас — лучше не врать. Совсем. Хотя бы потому, что и так не собирался.

Роджер подробно выложил всё. Включая то, что на родине с него сняты обвинения.

— Интересная новость, — усмехнулся Тенмар. — Но я бы на твоем месте сначала уточнил информацию. У кого-нибудь незаинтересованного.

— А такие есть? Осведомленные и при этом — незаинтересованные?

— Дождись вестей от своего отца. Вряд ли Бертольд Ревинтер не найдет способ известить сына об освобождении. Если оно, конечно, правда.

Ты опять честен, старый враг. Которого так хочется видеть другом.

Чего тоже не случится никогда.

— Я согласился шпионить на Андроника. Чтобы узнать его планы. Он устроит меня учителем языков в семью своих врагов. Мне пока неизвестно, кто они, но я не хочу им ничего дурного.

— Ты постараешься скрыть от него всё, что действительно важно?

— Да. И я стану говорить это тебе.

Тенмар, не молчи!

— Почему?

Потому что Анри Тенмар может не верить Ревинтеру, а вот у последнего — выбора нет.

— Потому что ты — единственный, кто может что-то сделать. Если захочет, конечно. Я больше не хочу быть орудием в руках очередного интригана.

— Вот как, — темная бровь чуть изогнулась. Незнакомо. — А стать моим орудием ты, очевидно, не боишься?

— Не боюсь, — честно признался Роджер.

4

Выбора у Роджера Ревинтера действительно не было — либо соглашаешься шпионить, либо тебя убивают, а шпионит кто-то другой. Из тех же бьёрнландцев. И это будет уже точно не проконтролировать.

А сейчас — можно? Кем ты себя возомнил, Тенмар? Ревинтером, который Бертольд? Или Валерианом Мальзери? Или хоть Всеславом? Ты всегда был никаким интриганом… но так вышло, что других здесь нет.

Итак, что мы имеем? Парня — будущего михаилита, его сестру, родителей-придворных. Против кого копает Андроник? Против всё еще официальной Церкви, конкретно михаилитов, или просто жаждет поживиться на конфискациях? Или ослабляет враждебную придворную группу? Еще бы знать, кто там против кого дружит…

Самый банальный вариант — Андроник положил свой весьма мерзкий глаз на девушку. Иди речь о Бертольде Ревинтере, Анри бы так не решил: тот ради подобного пустяка и усилий не приложит. Но этот хлыщ… он может. Еще с первой встречи напоминал собаку с пистолетом в пасти. Надушенную, напомаженную. Завитую. И никогда не знаешь, выстрелит или нет.

Вот и выходит, что всё ныне доступное Анри Тенмару — это ждать. Слушать доклады младшего Ревинтера. Исправлять их и молить Творца, чтобы Роджер не соврал, а сам Анри не ошибся.

Ревинтеру сложно поверить до конца — такое не изменить. Но это еще не повод отказать ему в помощи. Как и тем, кого он вдруг взялся защищать.

5

Лютена щерится бедными лачугами и ухмыляется богатыми особняками.

Эйда тоскливо огляделась. В аристократический квартал лучше не соваться. Но и в бедном найти мать с ребенком — вопрос времени. Учитывая, что ее знают в лицо.

Единственная, кому