Обвиняется в убийстве - Гарри Картрайт

Важно помнить и о том, продолжал Шэннон, что убийца выстрелил в Гаврела лишь после того, как Бев Басе сказала: "Это Каллен!" В этой связи уместно спросить, отреагировал бы так на это Хорас Коупленд или же продолжал бы спокойно идти дальше? Стрелявший заманивал их обоих в дом, но, услышав имя Каллена Дэвиса, выстрелил.

Тем же тоном уверенного в своей правоте проповедника, в каком выступил его противник, Шэннон напомнил присяжным, что защита пыталась опорочить даже Андрию Уилборн, намекнув, что "у той за дверью есть маленький кустик марихуаны".

Шэннон повернулся к Каллену Дэвису и посмотрел ему прямо в глаза. "То, что происходит у нас в суде, — сказал он, — не что иное, как попытка нейтрализовать и подавить каждого, кто стоит на пути у этого человека, то есть сделать то, что уже было сделано 2 августа. Тех, кто ему тогда мешал, он убрал — да-да, именно это он и сделал. Что же касается защиты, то она руководствовалась одним простым принципом — кто угодно, только не Каллен!"

Шэннон заметил, как судья Доулен стал нетерпеливо поглядывать на часы, и понял — время его истекло. Он уже говорил о вещественных доказательствах, поэтому решил сразу же перейти к главному, на его взгляд, аспекту обвинения — к заявлениям, сделанным двумя женщинами. Обе были охвачены ужасом, сказал он, и бежали в противоположных направлениях. Тем не менее обе сказали одно и то же: это был Каллен. "Когда люди пребывают в крайне возбужденном состоянии и чем-то потрясены, — сказал он присяжным, — они всегда говорят правду. Вот почему их заявления следует считать надежными доказательствами".

Когда обвинитель еще раз потянулся за цветной фотографией тела Андрии Уилборн, то постарался не смотреть в сторону Джека Уилборна. К этому времени все в зале суда уже знали, что всхлипывавший человек был отцом Андрии. Шэннон обратил внимание присяжных на кровь на голове у девочки. "Как могла попасть кровь на голову, если стреляли в грудь? — спросил он. — Я вам скажу как. Девочка упала на живот и лежала в луже собственной крови. Убийца перевернул ее на спину, чтобы убедиться, что та мертва. Так он сам испачкался кровью, а затем оставил кровавые следы на лестнице".

Оставалась еще одна загадка, которую Шэннон хотел объяснить присяжным. В течение всего этого времени всех мучил следующий вопрос: если Каллен пришел убивать Присциллу, почему тогда он не покончил с нею сразу? Если не удалось сделать это одним выстрелом, почему он не сделал второго?

"Я объясню и это, — сказал Шэннон, чуть понизив голос. — У него оставалась еще возможность причинить Присцилле дополнительную боль. Он хотел затащить ее в подвал и показать тело Андрии. Вот тогда он удовлетворился бы вполне. Это было бы его высшей местью".

Шэннон сделал эффектную паузу и закончил речь словами: "Власть! Алчность! Он хотел все сделать так, как решил сам. И в ту ночь именно это он и сделал, став одновременно судьей, присяжным и палачом".

Шэннон поблагодарил присяжных за внимание и долготерпение и вернулся на свое место. Он произнес превосходную речь и знал это. Знали это и все присутствовавшие, включая Ричарда Хейнса и других защитников. Может быть, потому, что он выступал последним, его речь произвела глубокое впечатление и на присяжных. Позже Гибсон признался: "Когда в тот вечер мы вернулись к себе, у всех у нас было несколько подавленное настроение".

17 ноября, в четверг, в 9.20 утра девять мужчин и три женщины, которым выпало решать судьбу Каллена Дэвиса, приступили к обсуждению вердикта, выбрав своим старшиной Гилберта Кеннеди, 41-летнего почтового служащего. Глубоко религиозный человек (его жена впоследствии сказала, что самым тяжким испытанием для него было не посещать все это время церковь), Кеннеди был выбран одиннадцатым по счету присяжным, что означало, что его изоляция длилась 101 день. Мэрилин Кей Хейсли была изолирована на 143 дня (ее выбрали 29 июня). Как бы там ни было, все присяжные стали своего рода рекордсменами — никто до них в Техасе еще не сидел под замком так долго, а Хейсли находилась в изоляции дольше всех. Учитывая это, никто не ожидал, что присяжные будут спешить с вынесением приговора, хотя все считали, что каждый из них для себя уже что-то решил. В баре "Ретт Батлерз" за день до этого пронесся слух, что десять из двенадцати присяжных считали подсудимого невиновным. Этот слух распространили люди Каллена.

Пока присяжные решали его дальнейшую судьбу, Каллен спокойно дожидался вместе со своими адвокатами в зале суда. Кен Дэвис, Карин Мастер, Рэй Хадсон, Рой Риммер и другие его друзья и знакомые тоже ждали в первом ряду в зале. Если кто и говорил что-то, то только шепотом. То и дело к Каллену подходил кто-нибудь из друзей, шептал что-то на ухо и хлопал по плечу. Если обвиняемый и знал что-то заранее о возможном решении присяжных, он этого не показывал.

В течение последующих трех часов присяжные послали Доулену несколько записок с различными просьбами. В первой записке они спрашивали, на какой высоте пробита дверь, через которую был сделан первый выстрел в Фарра. "Пусть хорошенько посмотрят", — сказал судья и приказал вкатить на тележке огромную, чуть ли не трехметровую дверь.

Где-то после часа дня Доулен подозвал всех юристов и серьезным тоном сказал: "Я получил еще одну записку от присяжных. Они хотят еще раз осмотреть место преступления".

Выполнение такой просьбы было связано с огромными трудностями, если не сказать больше. Хейнс с досады чуть не откусил кончик своей любимой трубки.

"Ну, хорошо-хорошо, я пошутил", — сказал Доулен, выдержав небольшую паузу. Затем он прочитал то, что действительно содержалось в записке. В ней говорилось: "Пришлите нам восемь бутылок кока-колы и четыре бутылки лимонада".

В 2.32, когда один из клерков разыскивал какую-то дополнительную информацию, затребованную присяжными, в зал суда неожиданно вошел Доулен в своей судейской мантии и объявил: "Дамы и господа! Присяжные вынесли решение". Публика тут же ринулась на свои места, и Доулен вновь предупредил всех о необходимости сдерживать эмоции. В 2.38 присяжные вошли в зал суда в последний раз. Доулен приказал Каллену Дэвису встать. Хотя тот неоднократно и говорил, что ни капельки не сомневается, что будет признан невиновным, его лицо, и без того осунувшееся за 15 месяцев пребывания в тюрьме, стало мертвенно-бледным.

Доулен зачитал вердикт: "Мы, присяжные, признаем обвиняемого Томаса Каллена Дэвиса невиновным",

Несмотря на предупреждение Доулена, зал разразился аплодисментами и возгласами ликования. В течение последующих нескольких минут почти все обнимали друг друга и целовались. Каллен обнял сразу двоих — Самнера и Хейнса. "Спасибо! Огромное вам спасибо!" — проговорил он. Карин Мастер плакала, Хейнс тоже еле сдерживал слезы.

Джо Шэннон, похудевший на 16 килограммов с тех пор, как приехал в Амарилло, стоял в стороне и машинально считал мелочь в кармане брюк. Когда кто-то спросил его, о чем он сейчас думает, тот натянуто улыбнулся и ответил: "Я подумал, что у меня в кармане ровно 18 центов. Странная эта штука, жизнь! Не так ли, старина?" Несколько месяцев спустя, когда страсти уже улеглись, Шэннон позволил себе еще одно замечание, которое не так-то просто было сделать человеку стойких консервативных убеждений. "Я никогда не думал, что придется когда-нибудь это сказать, — признался обвинитель, — но мне кажется, что у нас действительно существуют две системы правосудия: одна — для богатых, другая — для бедных".

Кое-кому из присяжных, согласившихся дать интервью, был задан вопрос, как это им удалось так быстро вынести решение по сложнейшему делу, длившемуся несколько месяцев. Отвечая на него, каждый из них ссылался на два понятия, фигурировавшие в напутственном слове судьи Доулена. Этими понятиями были: "моральная уверенность" и "разумное сомнение". "Я думаю, что не все из нас считают его невиновным, — сказал Карл Пра, служащий авиакомпании "Бранифф". — Но у многих возникло "разумное сомнение", а нам ведь разъяснили, что его не должно быть". Пра и другие присяжные совершенно недвусмысленно заявили, что источником такого сомнения стали показания Присциллы Дэвис на суде. "Я ей просто не верил", — сказал Пра. Другой присяжный, Джеймс Уоткинс, с этим полностью согласился: "Я не верил многому из того, что она нам здесь говорила. Может быть, она и не лгала, но до конца правдивой тоже не была".

Любопытно отметить, что распространенный за день до этого слух о том, что десять против двух присяжных выступали за вынесение оправдательного приговора, полностью подтвердился. При первом голосовании Кеннеди и Джонс отметили в своих бюллетенях "виновен". Как потом заявил Джонс в интервью корреспонденту "Форт-Уэрт стар телеграм" Гленну Гуццо, он не мог согласиться с выдвинутой защитой теорией о сговоре — ведь показания Присциллы и Бев Басе, данные совершенно независимо друг от друга, оказались почти идентичными. Поэтому он и проголосовал "виновен". "Я просто не мог себе представить, как они могли сговориться и рассказывать абсолютно одно и то же", — сказал Джонс. Когда он отмечал в своем бюллетене "виновен", то подумал, что, видимо, был единственным, принявшим такое решение. Даже когда он узнал, что еще один присяжный проголосовал так же, он все равно чувствовал, что не сможет противостоять большинству. "Когда встают 10 человек и в один голос заявляют: "Невиновен", начинаешь думать, а не забыл ли ты чего-нибудь чрезвычайно важного. Если бы соотношение было относительно равным, мы, наверное, совещались бы там и сейчас". Ни Кеннеди, ни Джонс не разделяли мнения защиты о том, что главной целью убийцы был Стэн Фарр. Их "разумное сомнение" не основывалось также и на предположении, что убийства совершил Хорас Коупленд или кто-то еще. Оки изменили свое первоначальное решение лишь потому, что возникла путаница во времени, а также потому, что в момент убийства два свидетеля видели, как большая дорогая машина (или машины) въезжала на территорию особняка и выезжала оттуда.