Закон Долга. Вестница - Гюрза Левантская

всего лишь баронесса! Только начала свою военную дорогу! Не всякий опытный воин выдержит тренировки, необходимые для этой должности! Видят Сёстры, убить тебя сейчас милосерднее!

В ответ она взяла королеву-мать за руку и приложила ее пальцы к своей груди рядом с ножом.

— Моя жизнь уже ваша. Вам решать, что с ней делать.

— Лекаря! — приказала Латнерия, поймав начавшую оседать от потери крови женщину.

Дар был принят.

Баронессу отправили на обучение. Самое страшное из всех, предназначенное для тех, кому доверено хранить тайны высшего командования. Умение терпеть пытки всех уровней и унижения. Способность выдерживать голод, жажду, тренировка не передаваемой словами выносливости. Тётя была права, лишь единицы могли его вынести. Мрат вынесла. И Альтариэн тоже. Его мать делала всё, чтобы он приносил пользу для престола. И это стало очередным пунктом в её списке. Если бы за эту «учёбу» было принято ставить оценку, то в его бумагах значилось бы — «обучение пройдено», а в бумагах Мрат — «пройдено с отличием».

Мритнерилия вышла из пыточного подвала, приобретя новые навыки и привычку молчать. Редко кто слышал её голос. Поначалу все считали, что она сломалась, но несколько дуэлей быстро заставили прекратить подобные пересуды. Военная школа после всего казалась настолько незначительной, что даже мысли сравнивать не появлялось. Её она тоже окончила с отличием.

Единственное что обескураживало наставников, — это способ убийства, который использовала женщина. Поскольку вся жизнь эйуна — военное поприще, что не оставляло времени на полноценное занятие искусством, если не считать пения и музыки, то их искусством стала война. Умение нанести зрелищный удар или красиво убить — для иных народов такая постановка задачи звучала странно. От воинов эйуна требовали ювелирной точности в ударах, храброго взгляда в глаза противника и умения улыбаться Маяре. Мяснические повадки не приветствовались. Мритнерилия убивала так, что противник не успевал осознать, что его жизнь уже завершена. Она не одаривала его последним взглядом, не стремилась увидеть страха или осознания поражения в глазах. В тот момент, когда жизнь врага кончалась, он переставал для неё существовать. Ей пытались внушить, что достойным противникам и честь отдать не грех, но она, не поднимая голос выше шёпота, отвечала: «Нет такого. Появится — умру у него на руках».

Вот такая она была — Мритнерилия, которой он втайне восхищался. Короткое прозвище ей дала Латнерия. После случая на приёме и успешного окончания обучения она не называла её иначе чем «мой мрат». Нет, она не вошла в число телохранительниц и не получила повышения. Она стала правой рукой. Той, кому доверена личная переписка королевы-матери. Отдавая очередное письмо в руки Мрат, Латнерия была уверена, что ни единая буква не окажется в чужих руках, а сказанное на словах никому не будет озвучено. Такого доверия не удостаивался никто из ближней свиты.

Когда тётя подняла на Альтариэна глаза, её лицо осветилось улыбкой.

— Мне бы хотелось поговорить с племянником наедине, — произнесла она. Конечно, пятёрка не замедлила послушаться, словно получила прямой приказ, хотя тётя высказала его ровно так, как положено под пологом Каро-Эль-Тана, — просьбой. Уходя, женщины ещё раз бросили на герцога заинтересованный взгляд, а он напоследок вежливо им кивнул, давая понять, что рад принять подобные знаки внимания. Мрат осталась в комнате, но просьба Латнерии её и не касалась.

— Я был в Колыбели, тётя, — сказал он, усаживаясь напротив. — Вместе с вестницей.

— Вот как? Завидую. Узнал что-то новое?

— До сих пор не могу прийти в себя. Вчера это был почти ребёнок, не способный себя защитить без чужой помощи, а сегодня — женщина, что разговаривает с Сёстрами, используя учёные понятия, которые я никогда в жизни не слышал. Существо, с которым богини говорят о сложных вещах, а она их понимает! Ириан рассказала, какую школу проходят у них дома. Такое количество наук преподают разве что в Соборе Карража или у нас Хранителям истории.

Латнерия усмехнулась:

— Тебя удивило, что амелутка способна так учиться? А ведь я не единожды говорила тебе, не скидывай их женщин со счетов.

— Сравнили! Женщины-амелуту Рахидэтели и творец. Мне, конечно, трудно привыкнуть к тому, что не способная несколько дней назад и два слова правильно связать на всеобщем столько знает. Но всё же одно дело вестница, а другое — эти ни на что не способные, прячущиеся под покрывалами выдрессированные создания.

— Ох, Альтариэн… Заблуждаешься. Да, конечно, вековые традиции амелуту не дали их женщинам развернуться во всю силу своих возможностей, но именно из-под этих покрывал на высшие посты приходят такие достойные соперники, как Мерини Дэбальт.

— Исключение. Она одарённая.

— Нет, мой хороший. Вопрос лишь в том, на что пускают свои гибкие умы женщины амелуту. Поверь мне, если завтра мир изменится, они не пропадут. И ещё смогут удивить тебя. Но это вопрос философии, а меня волнует другое: какие же вести несёт нам новый день? Тебе удалось узнать планы творца?

— Она приняла решение сопровождать дайна-ви в Руин-Ло. Тётя, я хотел бы вас попросить.

— Ты едешь с ней?

— Я бы хотел.

— Не «хотел», милый. А «решил».

Герцог поджал губу. И кого он пытался ввести в заблуждение?

— Да. Я хочу поехать. Не знаю, надолго ли… Но должен убедиться, что рядом с братом останется добрый советчик. То есть вы, тётушка.

— Ты мог бы и не просить, — она потрепала его по волосам, — Ты возмужал у меня на глазах, прошёл строгую школу матери. Но в одном моя сношеница[16] ошибалась — ты создан не для того, чтобы стоять на ступенях престола. Хотя с лёгкостью выполняешь эту работу. Ты вырос среди ветров Пустыни, они воспитали твою волю. И нет силы, что надолго удержит тебя на месте.

— Потому я до сих пор чувствую вину перед матушкой, что не оправдал её ожиданий. И после вчерашнего… не знаю, как жить с этим знанием теперь. Мне всегда казалось, что никогда не достичь тех же высот чести, что управляли её жизнью, а оказалось, что её поступки столь страшны, что вызвали гнев Карающей.

— Ты любил свою мать. Пытался оправдать её надежды. Старался быть лучшим. И это правильно. Но надо помнить, что всегда наступает момент, когда мы начинаем принимать решения самостоятельно. У тебя иной характер, что под наставничеством матери стал оковами, которые не сразу удалось сбросить. Ты открыл в себе новые таланты. У тебя склонность к языкам, ты прекрасно владеешь ораторским искусством и пером. И да, я знаю, что ты пишешь стихи. Редкий дар среди эйуна.

— Эти таланты я раскрыл не без вашей помощи, тётя.