Ярость валькирии - Ирина Мельникова

— Так он же не с бабой, — проследив за ее взглядом, ответил Никита. — С ним мужик какой-то!

Юле показалось, что он насторожился.

— Что с тобой? — подозрительно спросила она.

— Все в порядке! — буркнул Никита. — Пойду-ка я, того… Нанесу визит окрестным кустам!

Он вытер рот салфеткой, встал и направился в сторону туалета, но при этом избрал странный извилистый маршрут. Похоже, Никита специально проложил его так, чтобы пройти мимо столика Денисова.

Вернулись Валерий и Женя.

— Где Никита? — спросила девушка.

— В туалет ушел, — недружелюбно ответила Юля.

Никита вернулся с озадаченным видом, уселся на свое место, растерянно улыбнулся Жене и заявил, словно ни к кому не обращаясь:

— Меня терзают смутные сомнения, что страсти по этому делу вот-вот разгорятся не по-детски!

Валерий впился ледяным взглядом в Шмелева.

— Вы ни в какие дела не полезете! — грозно сказал он и посмотрел на жену. — Особенно ты! Хватит нам проблем!

— Конечно не полезем! — беззаботно ответила Юля и потянулась к бокалу. — Зачем? Каждый получил, что хотел. Давайте выпьем, как-никак праздник сегодня! Верно?

— Верно! — Глаза Никиты блеснули, но он опустил взгляд. Правда, краем глаза заметил ответную вспышку в Юлиных глазах.

А вот Валерий и Женя, кажется, это проворонили.

Глава 38

Кречинский был не просто растерян. Кириллу показалось, что художник абсолютно дезориентирован и толком не представляет, где находится и тем более за что. Наутро он слегка протрезвел, но по-прежнему ничего не соображал. Пришлось определить его в ИВС. Результаты экспертизы подоспели лишь после обеда, и тогда Навоев решил допросить Кречинского.

Примостившись в углу кабинета, Кирилл мрачно рассматривал художника. Несколько часов в изоляторе дались Кречинскому нелегко. Опустив плечи, он вздрагивал, смотрел перед собой потухшим взглядом и то и дело нервно обнюхивал грязные ладони. Под глазом живописца наливался грозовой синевой огромный бланш. Скорее всего, приложил кто-то из сокамерников.

— В конце концов, я могу узнать, в чем вы обвиняете моего подзащитного? — раздраженно поинтересовалась адвокат Галина Орлова, здоровенная феминистка с тройным подбородком и необхватной талией. Это она привезла утром справку о Верином заболевании.

— Ваш подзащитный подозревается в убийстве Марии Сотниковой, а также в нападении на пятерых женщин с причинением им тяжких телесных повреждений. Одно из нападений также привело к смерти потерпевшей Чупиловой, — скучным голосом пояснил Навоев.

— Бред какой-то! — фыркнула адвокат. — Кстати, молодой человек, — произнесла она высокомерно. — Я показала вам медицинскую справку не для того, чтобы вы кричали о заболевании Гавриловой на всю страну. Это, между прочим, врачебная тайна. Вы, как сотрудник правоохранительных органов, должны это знать. Как и то, что я вас элементарно засужу.

— Неужели? — любезно справился Навоев. — Таки засудите?

— Можете не сомневаться!

— Прекрасно! А мы возбудим уголовное дело против вашей подзащитной. Ни ваши магические пассы, ни пресса ее не спасут, потому как применение насилия в отношении представителя власти — уголовно наказуемое деяние. И за него в статье 318 УК РФ предусмотрено лишение свободы сроком до десяти лет.

Орлова запыхтела от ярости, отчего затряслись три ее подбородка.

— Патовая ситуация, не так ли? — ласково поинтересовался Навоев.

— Посмотрим! — процедила Орлова.

Миронов в душе позавидовал недюжинной выдержке Навоева. Орлова слыла черной мамбой в адвокатской среде и не чуралась любых способов в достижении целей.

А вот Верин демарш оказался провальным.

Только один телеканал показал мало-мальски лояльный сюжет об акции протеста. Однако канал был кабельным, новости на нем выходили вечером и в крайне неудобное время, когда по другому каналу шел яркий музыкальный проект. На другом канале сюжет показали в полдень, но для Веры он был, как гром среди ясного неба.

— Акция по освобождению художника Кречинского, задержанного утром полицией, приобрела пикантное продолжение, — сообщила ведущая новостей. — Обвиняя сотрудников правоохранительных органов в произволе, супруга Кречинского, журналистка Вера Гаврилова сама набросилась на сотрудника полиции. Подробности в нашем сюжете.

Синхрон за кадром бодро поведал, что полиция наконец-то задержала подозреваемого в нападениях на женщин. Им оказался художник Кречинский — личность в городе известная и эпатажная. С тем же воодушевлением невидимая журналистка рассказала, что во время незаконного пикета супруга художника вела себя крайне агрессивно.

— Вы видели? Он меня ударил! — вопила Вера с экрана.

— Как показал покадровый анализ снятого материала, заявление журналистки Гавриловой не имело под собой оснований, — с легким злорадством прокомментировала уже знакомая Миронову корреспондентка канала. — На кадрах отчетливо видно, что Вера Гаврилова упала оттого, что поскользнулась, а затем, когда начальник одного из отделов угрозыска майор Миронов помог ей подняться, нанесла ему удар ногой.

На экране крупным планом показали Кирилла в тот момент, когда Вера врезала ему по голени, и он натурально скорчился от боли. Следом на экране возник Навоев с постным, как у лютеранского проповедника, лицом.

— По всем канонам мы должны возбудить два дела. Одно — административное — по поводу организации несанкционированного митинга. Второе — уголовное, — сообщил он на камеру. — Адвокатом была представлена медицинская справка о том, что Вера Петровна Гаврилова страдает психическим расстройством, но любая угроза физической расправы или нападение на сотрудника полиции признается совершенным преступлением. И, следовательно, уголовное преследование не заставит себя долго ждать, даже если деяние совершено необдуманно или при помутнении рассудка.

Навоев помахал в воздухе справкой. На секунду она возникла на экранах крупным планом.

— Что касается задержанного Владимира Кречинского, то на сегодняшний момент никаких обвинений ему пока не предъявлено. В интересах следствия иная информация не разглашается…

Далее корреспондентка традиционно вопросила: доколе по российским городам будут бегать психи с ножами? И завершила сюжет тоже ритуальными фразами:

— Виноват художник Кречинский в нападениях на женщин или нет, покажет время. А мы будем следить за ходом следствия…

К моменту, когда Кречинского привезли на допрос, местные и региональные интернет-порталы также опубликовали новостную информацию о том, что в городе орудовал художник-маньяк, которому потворствовала психически больная жена. О журналистской солидарности все дружно забыли. Во-первых, уж больно жирным был сюжет, во-вторых, коллеги Веру, мягко сказать, не любили и радовались возможности ей напакостить…

— Посмотрим, посмотрим, — ухмыльнулся Навоев в ответ на запальчивые речи адвоката Орловой. — А пока, может быть, перейдем к делу гражданина Кречинского? Владимир Сергеевич, где вы были двадцать первого ноября прошлого года?

— Не отвечайте! — предупредила Орлова.

Но раздавленный Кречинский тихо ответил:

— Не помню.

— Не помните? — огорчился Навоев и заглянул в свой ежедневник. — И мыслей никаких нет?

Кречинский мотнул головой, снова поднес ладони к лицу и скривился.

— Идем дальше. Двенадцатое декабря прошлого года?

— Не знаю… Может быть, дома… Или в мастерской. Я никуда не хожу, разве что в магазин или в аптеку.

— Так и запишем… А тридцатое декабря, накануне Нового года? Это должны помнить, правда? Или совсем недавно, шестнадцатое января? Кстати, двадцать третье и двадцать шестое января и вовсе рядышком! Неужто их тоже запамятовали?

Кречинский не ответил. Орлова жарко задышала и смерила гневным взглядом Навоева, который смотрелся вполовину меньше ее.

— Это все, о чем вы хотели спросить моего подзащитного? Боюсь, что вы тоже не в состоянии будете вспомнить сразу, чем занимались в те или иные дни, если вас неожиданно спросят об этом. Понимаете, что это не основание для задержания!

Не обращая внимания на ее выпады, Навоев выложил на стол фото Тамары Чупиловой и резко спросил:

— Вам знакома эта женщина?

Кречинский посмотрел на него тусклым взглядом и промолчал.

— То есть отвечать не хотите? — поджал губы Навоев, и поверх фото легло еще одно. — Хорошо! Возможно, это выведет вас из ступора?

На снимке снова была Чупилова, но уже мертвая, с изуродованным лицом. Кречинский бросил на фотографию быстрый взгляд, застыл, а затем начал медленно зеленеть.

— Узнаете? — язвительно уточнил Навоев. — Ваших рук дело?

— Господин следователь, я прошу держать себя в рамках! — воскликнула Орлова. — На каком основании вы делаете такие заявления?