Жизнь и судьба инженера-строителя - Анатолий Модылевский

неограниченном количестве и два бидона – один с мёдом, другой с молоком; у каждого из нас были свои миски и ложки, а мёд нам наливали черпаком, заполняя миски до краёв; правда, нас предупредили, что есть слишком много мёда не следует, т.к. молока, чтобы запивать, было мало; мы, не поняли сути предупреждения, наелись «от пуза» и поплатились за это; вечером было тепло, спать легли прямо на землю, подстелив свои вещи; ночью стало прохладно, всё-таки район предгорный, и все продрогли, а когда проснулись, оказалось, что никто не может нормально говорить, охрипли; от избытка съеденного мёда голос у всех сел, на оставшийся в мисках мёд никто не мог уже смотреть; кружками черпали чистейшую воду из реки и жадно пили, заедая хлебом, а голос начал появляться только днём, когда пригрело солнышко; но я не собираюсь рассказывать обо всех событиях, происшедших в течение нашего продолжительного путешествия, чтобы не утомлять читателя.

Далее мы ехали на восток по горной дороге, переезжая небольшие речушки вброд или по мостам; особенность дороги заключалась в том, что машинам приходилось часто спускаться вниз, а затем с трудом подниматься вверх; иногда, где было совсем круто, мы вылезали и толкали машину, помогая моторам; к вечеру, но ещё засветло, прибыли в большое старинное село Колывань. Где оно находится? Кто знает графически его положение на карте, тот поймёт, а кто не знает, тому нечего рассказывать, было так, как я говорю; остановились возле школы – места нашего приюта; слезли с машин, размялись и огляделись – какая красота вокруг! Село находится на берегу реки Белой, протекающей вдоль высоких отвесных скал; я с небольшой группой ребят пошёл прогуляться; сельчане встречали нас приветливо и первыми здоровались с незнакомыми, как это было приятно в прежние времена; подошли к реке и заметили на другом её берегу обнажённую часть скалы; мраморная порода отсвечивала в лучах заходящего солнца; завтра нам расскажут обо всём подробно, а пока мы решили искупаться; зайдя в тёплую воду, обнаружили очень вязкое дно, в котором было много довольно крупных раковин; вымыли их и взяли с собой в качестве сувениров; быстро, как обычно в горах, потемнело, мы вернулись, поужинали и легли спать.

Утром была экскурсия на камнерезную и гранильную фабрику имени Ивана Ивановича Ползунова, изобретателя паровой машины; стены здания фабрики выложены из гранита; плотина на реке была первой заводской плотиной на Алтае; это старинное производство по изготовлению украшений из драгоценных камней: зелёно-волокнистая яшма, каргонские порфиры разных цветов и оттенков, белорецкий кварцит, сургучная яшма и многие другие поделочные камни; здесь же была изготовлена самая большая в мире ваза, которая и сегодня находится в Эрмитаже.

Когда я зимой 1956 г. по время студенческих каникул впервые посетил музей Эрмитаж и увидел вазу, то с гордостью сказал экскурсоводу, что был там, где её изготовили. На Колыванской фабрике посмотрели мы, как работают огранщики драгоценных камней, удерживая их голыми руками и обтачивая, зарабатывая профессиональную болезнь от пыли (силикоз) и стирая пальцы; в музее фабрики нам показали уменьшенную копию знаменитой на весь мир петербургской вазы; прощаясь, нам разрешили взять с собой на память понравившиеся кусочки камней разных пород; когда мы вышли их цеха, я заметил на свалке трёхцветный камень размером с футбольный мяч; на нём были полосы породы шириной 5-6 см: красная, белая и синяя; сразу мелькнула мысль выточить дома фигуру футболиста с красной футболкой, белыми трусами и синими гетрами; хотя камень был тяжёлым, я его засунул в рюкзак, положил в кузов машины и привёз домой.

На следующий день мы приехали в шахтёрский посёлок, который располагался в 4 км от Колывани; в нём находился рудник и вольфрамовая обогатительная фабрика; экскурсию вёл пожилой главный инженер, который рассказал, что породу добывают в глубокой шахте, но, к сожалению, спуститься туда нам нельзя (а очень хотелось и мы просили), поскольку произошёл прорыв грунтовых вод, стало опасно; когда гид закончил рассказ, мы стали рассматривать Доску почёта с фотографиями передовиков; подписи были: забойчик, лекальчик и т.д., это вызвало наше недоумение, но учитель литературы Коробкова объяснила, что данные профессии написаны на местном диалекте; затем нас повели в цех фабрики, где методом флотации из породы отделяли чистый вольфрам: сверху ссыпалась размолотая порода на наклонные металлические столы с большой поверхностью, которые вибрировали, по ним обильно стекала вода, при этом более тяжёлый вольфрам сползал вниз, порода оставалась на металлической поверхности; далее процесс повторялся на следующих нижележащих наклонных столах и, наконец, на последнем оставался тёмно-серый порошок чистого почти без примесей вольфрама, его просушивали и затаривали в бумажные мешки; из школьной программы мы знали не только о применении вольфрама в нитях электрических лампочек, но и как добавку при выплавке танковой и самолётной брони; это было стратегическое сырьё и здесь нам рассказали, что его везли 200км до ближайшей железной дороги на грузовике под охраной четырёх автоматчиков, а сверху кабины был установлен пулемёт. И ещё: поскольку посёлок находился далеко в горах, где был суровый климат и короткое лето, все овощи, по рассказам местных жителей, были привозными и стоили дорого: например, помидоры 30-35 руб. за кг, а в Рубцовске – 2-3 руб. Вспомнил я это посещение вольфрамовой фабрики через два года, когда в РИСИ сдавал за первый курс экзамен по химии профессору Бастанжану; третьим вопросом моего билета был вольфрам, его свойства, характеристика и применение; я подробно остановился на добыче и производстве вольфрама методом флотации, о чём не было написано в учебники химии Глинки, по которому все студенты учились; рассказывая, я видел, с каким вниманием слушал профессор, наверняка сам никогда не бывавший на таком производстве – в результате в зачётке появилась пятёрка; второй раз вспомнил, когда в 1974 г. был в командировке в г. Сорске, что в Хакасии, и посетил современную обогатительную вольфрамовую фабрику, где перерабатывали породу, добытую не в шахте, а открытым способом в карьере глубиной 300 метров! Но чтобы не сделать повествование слишком скучным, я не буду здесь излагать все подробности, кроме одного наиболее интересного эпизода, о котором расскажу подробно.

Из шахтёрского посёлка наш путь лежал к Алтайским горам, и наиболее интересным было восхождение на вершину знаменитой горы Синюхи. Вся наша большая орава сначала поднималась по относительно пологому лесному горному склону; идти было неудобно, поскольку почва была каменистая с валунами; лес редкий, на привале нам объяснили, что при горнозаводчике Демидове лес нещадно вырубали (даже на каменистой почве, где лес восстанавливается в течение многих веков, как в этих местах, по