Золотое руно - Р. Грейвз

- Какая здесь необычная арена, - заметил Поллукс. - Она почти не оставляет место для маневров. И оба края ее сужаются до точки, словно нос и корма корабля.

- Для моего стиля она годится, - сказал Амик. - И могу добавить, что я всегда бьюсь спиной к скале. Не люблю, когда солнце светит мне в глаза.

- Рад это узнать, - сказал Поллукс. - В цивилизованных странах позиции обычно распределяются по жребию. Ну что же, господин мой, разденься и натяни перчатки!

Амик разделся. Он был бесформенным, как медведь, хотя и длинноногим. Мускулы его волосатых рук вздымались, как валуны, покрытые водорослями. Оруженосцы надели ему перчатки - большущие полосы кожи, утяжеленные свинцом и усеянные медными шипами.

Ясон широким шагом выступил вперед с протестом:

- Царь Амик, так не пойдет! В Греции металлические колючки на перчатках запрещены, это варварство. Это - состязание, а не драка.

- Здесь вам не Греция, - сказал Амик. Никому не дозволено обсуждать мои спортивные правила. Поллукс может взять у меня запасную пару перчаток.

Ясон поблагодарил Амика, который приказал рабу принести перчатки для Поллукса - такие же, как и те, которые он сам носил. Поллукс рассмеялся, глядя на раба, и покачал головой, ибо Кастор уже надел ему его мягкие тренировочные перчатки, которые предназначались для того, чтобы защитить его костяшки, дабы они не распухли, и обхватить запястья. Четыре пальца каждой руки охватывала петля, большой же оставался свободным и неприкрытым.

Ясон шепнул Кастору:

- Почему твой братец отказался от этих великолепных перчаток?

Кастор ответил:

- Чем тяжелей перчатка, тем медленней удар. Увидишь!

Соперники договорились начать схватку по сигналу трубы-раковины. Трубач поднялся на камень над лощиной, и все еще делал вид, будто распутывает нити, на которых висела у него на шее раковина, когда трубный звук другой раковины прозвучал из толпы, и Амик бросился на Поллукса, надеясь застичь его врасплох. Поллукс отскочил назад, избежав свинга правой, нацеленного ему в ухо, шагнул в сторону и стремительно развернулся. Амик, придя в себя, обнаружил, что солнце бьет ему в глаза. Амик был тяжелее по весу и на несколько лет моложе. Разъярившись, что его вынудили занять неудобную позицию, он, словно бык, налетел на Поллукса, обрушив на него оба кулака. Поллукс оттолкнул его, нанеся прямой удар левой вниз подбородка, и закрепил свое преимущество не ожидавшимся свингом правой, а вторым ударом левого кулака, от которого у Амика застучали зубы. Но этого оказалось недостаточно, чтобы остановить Амика. Он помчался, наклонив голову, защищая лицо от апперкота, боднул Поллукса в грудь и приготовился нанести два мощных удара его по почкам. Поллукс вовремя отскочил, и Амик попытался загнать его в затененный северный край долины, где бы солнце не помешало ни тому, ни другому. Но Поллукс не поддался и заставил Амика драться в точке, где солнце его особенно сильно беспокоило: на миг солнце заслонил камень, а в следующий оно опять полыхнуло над скалой, а Поллукс останавливал натиски Амика хуками, тычками, рубящими ударами и апперкотами. Поллукс бил то левой, то правой, ибо одинаково владел обеими руками - удивительное преимущество для бойца.

Состязание продолжалось столько времени, сколько заняла бы прогулка на расстояние мили, если идти размеренным шагом, а Поллукс был невредим, если не считать разодранного плеча, которое он подставил, забыв о колючках на перчатках Амика, чтобы защитить голову от внезапного свинга; Амик же сплевывал кровь распухшими губами, и оба его глаза заплыли. Амик дважды попытался нанести свой рубящий удар, поднимаясь на цыпочки и обрушивая свинг вниз правым кулаком; но каждый раз промахивался, а Поллукс выбивал его из равновесия и наказывал, ибо царь слишком близко ставил ноги.

Теперь Поллукс объявлял, в какое место намерен поразить Амика, и за каждым предупреждением немедленно следовал удар. Он не считал достойным наносить удары по корпусу, ибо это противоречило олимпийскому стилю, а всегда метил в голову. Он восклицал:

- Рот! Рот! Левый глаз, правый глаз, подбородок, снова рот!

Амик рычал почти так же громко, как Геркулес, ища Гиласа, но когда он начал выкрикивать непристойные угрозы, Поллукс рассердился. Он притворно замахнулся правым кулаком, а левым нанес тяжелый удар по Амиковой переносице. Он почувствовал, как под тяжестью удара хрустнули кость и хрящ.

Амик опрокинулся и рухнул на спину. Поллукс прыгнул вперед, чтобы поразить его на месте, ибо хотя во время дружеских учебных схваток кулачных бойцов следует великодушно удерживаться от того, чтобы бить лежачего, на публичных состязаниях считается дураком боец, который не преследует противника до конца. Амик быстро перевернулся и вскочил на ноги. Но удары его теперь стали порывистыми и беспорядочными, перчатки казались ему тяжелыми, как якорные камни; а Поллукс не щадил его сломанного носа, и постоянно бил по нему то справа, то слева, то прямо. Амик в отчаянии схватился левой рукой за левый кулак Поллукса, когда тот готовился нанести удар, и дернул за него, одновременно приготовившись к жуткому свингу правой; Поллукс, который ожидал нечестного шага, бросился в том же направлении, в котором его дернули; и Амик, рассчитывавший, что Поллукс воспротивится рывку и тем самым подставит голову под удар, ударил в воздух. Прежде, чем он смог опомниться, Поллукс наградил его мощным хуком правой в висок, за которым последовал апперкот левой в кончик подбородка.

Амик утратил бдительность, он не мог больше бороться. Он стоял, пошатываясь, в то время как Поллукс наносил ему в голову мерные удары, словно дровосек, который лениво подрубает высокую сосну, и наконец отступает, чтобы посмотреть, как она с треском падает, ломая подлесок. Последний удар, нанесенный левой, почти что с уровня земли, сломал противнику височные кости и принес ему верную смерть. Аргонавты возопили в изумлении и восторге.

Бебрики держались совершенно тихо во время схватки, не веря, что Амика одолевают. Он и прежде часто развлекал их, пошатываясь, прикидываясь, будто противник ранил его, а затем внезапно оживал и превращал соперника в кровавое месиво. Но когда Поллукс начал колотить Амика, как ему вздумается, они забеспокоились, перебирая в пальцах копья и покручивая дубинки. Когда Амик упал, они бросились вперед, чтобы отомстить, и пущенный кем-то дротик оцарапал Поллуксу бедро. Аргонавты кинулись на арену, чтобы защитить своего борца, и вспыхнула битва, недолгая, но кровавая. Поллукс присоединился к своим, в чем и как был, и показал, что в драке без правил он так же искусен, как и в кулачном бою. Он лягался, боролся, кусался, орудовал кулаками и головой, а когда уложил человека, который бросил в него копье, лягнув его в живот, сразу же прыгнул на него и выдавил глаза. Кастор встал над братом, и одним ударом длинного меча расколол бебрику череп так аккуратно, что казалось - половинки сейчас разлетятся и попадают с плеч.

Идас во главе небольшой группы аргонавтов, вооруженных копьями, пробежал вдоль края долины и взял бебриков в клещи. Они дрогнули и бежали через рощу земляничных деревьев, словно выкуренный пчелиный рой. Ясон, Фалер и Аталанта осыпали отстающих стрелами; Мелеагр без устали разил их своим стремительным дротиком. Бебрики бросились в глубь страны, лишенные предводителя и потрясенные, оставив на поле битвы сорок убитых и раненых, но Калаид и Зет долго преследовали их, как преследуют коршуны стаю лесных голубей.

Ясон созвал своих, из которых трое или четверо были легко ранены - фокийца Ифита оглушили дубинкой, Акаст с гордостью показывал рану от копья с внутренней стороны бедра, которая здорово кровоточила и мешала ему нормально ходить, а Фалер оцарапал себе бедро камнем.

Затем аргонавты дружно побежали во дворец Амика в поисках добычи. Там они нашли золото, серебро и самоцветы, которые распределили между собой по жребию, и большие запасы провизии, включая несколько длинных кувшинов лесбосского вина. Геркулес почти что осушил запасы на "Арго", так что вино их обрадовало.

В тот вечер, увенчанные лаврами с дерева, к которому был пришвартован "Арго", они роскошно пировали нежной говядиной и бараниной, а чтобы враг не вернулся, вооружили нескольких мариандинов, которых захватил в плен Амик, и расставили их по городу. Но бебрики напасть не отважились.

Ясон был озабочен, как бы ему не оскорбить Посейдона. На следующее утро, по его предложению, старый Навплий из Аргоса, Периклимен из Пилоса и Эргин из Милета, все - сыновья Посейдона, стали готовить жертву своему отцу. У них не было недостатка в скоте, поскольку все стада Амика были теперь в распоряжении аргонавтов, и то, что они не могли съесть, пришлось бы неизбежно оставить. Обратив необходимость в добродетель, они пожертвовали Посейдону не менее, чем двадцать отличных быков рыжей фракийской породы, полностью сожгя их и не попробовав ни кусочка, помимо тех животных, которые были обычным способом пожертвованы другим богам.