Золотое руно - Р. Грейвз

- В море! В море! - вскричали аргонавты.

- Пусть никто не оглядывается на курганы, - сказал Идмон, - а не то как бы духи не узнали вас и не догадались об обмане. - Но он забыл положить в общий ряд бревно вместо себя и назвать его Идмоном. Призрак долиона по имени Мегабронт, которого он сам убил в сражении, прокрался за ним, взошел на борт "Арго" и заполз в рундук, под сиденьем кормчего. Там он затаился в надежде на месть. Линкей видел, как призрак не сводил горящих глаз с Идмона, но никому ничего не сказал, не желая привлекать внимания призрака к себе.

Скоро они были в открытом море, юго-западный ветер надувал им парус, и Орфей играл мелодию без слов в честь Богини с Диндима, столь сладостную, что море казалось каждому из слушателей усеянным цветами. Сияющий зимородок взлетел с оконечности Медвежьего острова, когда они его огибали, уселся на рее и принялся щебетать и отряхивать свои короткие крылышки.

Орфей опустил лиру. Все накинулись с вопросами на Мопса:

- Что говорит эта птица? У нее - послание от Богини?

Мопс ответил:

- Она снова и снова повторяет одно и тоже: "Дети, больше не грешите".

А долионы продлили траур на целый месяц, не зажигая огней и довольствуясь сырой пищей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Геркулес начал брюзжать:

- Царь Эврисфей, конечно, уже послал за мной своего вестника Талфибия с приказом совершить какой-то новый Подвиг. Если у нас случатся еще задержки, вроде последней, вестник настигнет меня неотвратимо, это судьба. Я не удивлюсь, если обнаружу, что он поджидает меня, взобравшись на скалу в устье Босфора. "Благороднейший Геркулес, добрая встреча! Мой повелитель, царь Эврисфей Микенский, твой господин, послал меня передать тебе свой последний приказ. Ты должен подняться на Луну и принести ему оттуда спелой земляники - проверь, чтобы она была спелая!" Тьфу! И с чего бы ему хотеть лунной земляники, скажите-ка мне! Или ее мало растет у него в долинах? Священные Змеи, какие дурацкие задания дает мне этот лопоухий идиот! Но самое худшее в этих шутках, что я должен всерьез выполнять их.

Ясон сказал, чтобы его подбодрить:

- Да, князь Геркулес, мы едва ли можем себе позволить потерять тебя. Лучше нам поторопиться, как ты говоришь!

Геркулес ответил:

- Возьми-ка для разнообразия весло, мальчик, и пусть Орфей будет сегодня нашим капитаном. Кажется, у него больше мозгов, чем у любого другого на этом корабле, если не считать малыша Гиласа. Возьми Идмона, а Идмон пусть даст отдых Тифию, у которого сегодня глаза больной собаки, и которому надо бы лечь поуютней, завернувшись в одеяло.

Ясон взял весло, а Тифий согласился позволить Идмону править вместо себя. Тифий становился с каждым днем все слабей. С горы Диндим Геркулес вынужден был нести его на плечах.

- А теперь, - сказал Геркулес, - давайте-ка поспешим. Я преподнесу серебряную чашу, которую завоевал на играх, человеку, который сможет грести со мной в такт, пока мы не подойдем к берегу сегодня вечером. Сыграй нам что-нибудь, Орфей.

Орфей заиграл песнь гребцов, низкую и ритмичную, и начал импровизировать слова о Солнце, которое каждый день пересекает небо, следуя с востока на запад в огненной колеснице; и каждую ночь возвращается по Океану, несомое в золотой лодочке, имеющей форму кувшинки и спящее всю дорогу. Он пел также о Колхийской Эа, где отдыхают в конюшне белые лошади Солнца, жуют золотое зерно и обрызгивают пол конюшни белой пеной. Каждая строфа была повторением предыдущей, только в начале ее стояла новая строчка. В этом приеме таились чары, побуждавшие людей на веслах продолжать грести. Час за часом налегали они на весла, и каждый с гордостью говорил себе, что перестанет грести последним.

Геркулес сидел с потухшим взором и греб словно во сне, и все же время от времени присоединялся к хору, издавая хриплый вой. Так они плыли вперед, строфа за строфой и миновали поросшее тростником устье реки Риндакос и ее болота, оглашаемые криками диких птиц, и поросший лесами остров Бебискос в семи милях к северу от реки. Море здесь кишело всякого рода рыбой, хотя многие рыбы были незнакомы грекам, отличались необычной формой и цветом. День был жаркий, и около полудня Большой Анкей сказал своему соседу Геркулесу, нарушив очарование напева:

- Дорогой товарищ, давай перестанем грести ненадолго и перехватим немного вина и ячменных лепешек.

Вместо ответа Геркулес прорычал следующую строфу на самых высоких нотах, и ни Анкей, ни кто-либо еще не осмелился больше заикнуться о том, чтобы перекусить. И вот они гребли час за часом, попадая в такт Геркулесу. Они миновали фригийское поселение Мирлея, выстроенное на ровном берегу, позади которого виднелись покрытые садами и полями холмы; и все жаждали здесь высадиться, ибо разглядели длинные полосы ухоженных виноградников на покрытых террасами склонах позади города, но безжалостный напев привязывал их к веслам. Долопр Эвридан и его напарник, гиртонец Корон, сдались первыми, бесстыдно втянув свои весла в весельные отверстия. Эргин Милетский и Аскалаф, сын Ареса, последовали их примеру. Когда афинянин Фалер заметил, что все четверо - урожденные минии, он поддел их, сказав:

- Если бы в это плавание пустились только минии, сомневаюсь, увидели бы мы когда-нибудь, как уходят за горизонт берега Греции.

Так он возбудил дух соперничества между настоящими миниями и теми, кто стал миниями, лишь пройдя обряд усыновления. Среди следующих десяти, которые подняли весла, были сам Фалер и его товарищ Бут. Но напев взлетел еще раз и хрипло угас, когда они входили в Кианийский залив; те, кто выбыл из состязания, перестали петь от усталости. Большой Анкей рухнул без сознания на свое весло, а Маленький Анкей поднял весло и привел в чувство своего тезку, брызнув ему в лицо морской воды. По левому борту через залив круто вздымался запретный хребет одетых в шапки из снега и платье сосновых рощ Аргантонийских гор, где встречаются медведи гигантских размеров.

Когда они все еще были на расстоянии пяти миль от своей цели - устья мелкой, но буйной реки Киос в начале залива, только Кастор, Поллукс, Ясон и Геркулес еще держались. Как только все победители стали сушить весла, задача, выпавшая оставшимся гребцам, стала тяжелее, а сильная зыбь добавила им работы. Вскоре Кастор и Поллукс одновременно перестали грести, ибо ни один не желал перещеголять другого, а сила Кастора была на исходе. Ясон с натруженными от гребли руками угрюмо продолжал грести, не желая уступать первенство Геркулесу. Еще полмили, и соревнование бы закончилось. Но весло Ясона не уходило в воду так глубоко, как Геркулесово, и Идмону стало трудно держать курс.

Геркулес пел все громче и громче, Ясон - все глуше и глуше. Наконец Ясон пропустил удар и опрокинулся на спину. Теперь из гребцов остался один Геркулес. Илистая вода Киоса своим течением тормозила "Арго". Геркулес упорно сопротивлялся ему и изо всех сил пытался двигать корабль вперед. Внезапно раздался громкий треск, а за ним - гул. Его весло разломилось надвое, и Геркулес столь мощно ударил себя в грудь его комлем, что полетел, отшвырнув Зета, который сидел позади него, в объятия Мелеагра, а Мелеагр - в объятия Навплия. Геркулес пришел в себя, огляделся и воскликнул:

- Львы и Леопардицы! Дайте мне настоящее весло, а не гнилую щепку, вроде этой!

Аргус ответил за других:

- Нет, благородный Геркулес! Дело не в весле. Твоя удивительная сила, противостоявшая бурной реке, расколола бы крепчайшее весло в мире. Ну, минии, один последний рывок - и мы заночуем сегодня на тех прелестных лужайках, усеянных белыми цветами!

Утомленные гребцы просунули свои весла в весельные отверстия, и Геркулес взял весло Ясона из его онемевшей руки. "Арго" снова рванулся вперед, и Идмон направил его в лагуну. Здесь они бросили якорь, сошли на прибрежную траву и начали собирать сухое прибойное дерево для костра, который Авгий развел своими палочками; он был самый большой мастак в Греции разводить огонь в сырую или ветреную погоду, хотя никто не догадался бы об этом, глядя на его пухлые руки и ленивые движения. Они наполнили корабельный котел речной водой, чтобы сварить в ней дюжину больших рыб, которых поймал Тифий, забрасывая удочку с поплавком и наживкой позади корабля; но он был так слаб, что звал Гиласа втаскивать в лодку каждую рыбу, которая клевала. Рыба, сваренная с ячменной кашей и душистыми травами, хорошо всех согрела, но Геркулес объявил, что хотя речной ил мог и не испортить вкуса кушанья, ему нужна чистая вода хотя бы для того, чтобы разбавить вино. Другие аргонавты слишком устали, чтобы обращать внимание на то, что они пьют; однако Гилас вызвался отыскать чистый родник и принести Геркулесу воды. Он снова взобрался на "Арго" за кувшином, но заодно прихватил и мешок с серебряной пряжкой, золотыми украшениями и запасом мяса и фиг. Наконец-то ему представилась возможность бежать! Все аргонавты, кроме Геркулеса, слишком устали, чтобы его преследовать, а Геркулеса, он был уверен, он сможет провести.