Двести третий день зимы - Ольга Птицева

ней дверь. Мужчина оторвался от книжек и посмотрел на нее. Лицо его, сероватое и блестящее, казалось, было обмазано лаком.

– Вы у нас… – протянул он и замолчал, ожидая подсказки.

– Синицына. – Нюта постаралась, чтобы голос не дрожал, и вроде бы у нее получилось.

– Ага, Синицына. – Мужчина полистал папки, лежащие на столе. – Да вы садитесь.

Нюта потянула молнию пуховика, сняла его и сложила на тумбочке. Подошла к столу. Колени, кажется, начали гнуться сразу во все стороны. Нюта схватилась за спинку стула, оперлась на нее и с трудом опустилась на сиденье. Оно было холодным и скользким, ей пришлось обхватить пальцами край, чтобы не сползти на пол.

– Руки на стол положите, – велел мужчина.

Нюта вскинула глаза. Он равнодушно смотрел на нее, дожидаясь, пока она вытащит руки и положит перед собой. Нюта втянула носом воздух и поняла, что в комнате пахнет только пылью, бумагой и ее потным испугом. От мужчины не пахло совсем, даже стиральным порошком. Он весь был абсолютно невыразительный. Разве что его полнота, плохо скрываемая костюмной тканью, выдавала в нем человека, а не исполнителя определенных задач.

– Капитан Милютин, – представился он. – Министерство сохранения снежного покрова, департамент научно-технологической политики и образования.

Какого черта в этом департаменте, который до зимовья относился к Министерству сельского хозяйства и занимался, в частности, разработкой различных программ агрокомплекса, вдруг оказался капитан с отмороженным лицом холодовика, Нюта уточнять не стала. Кивнула и уставилась на свои пальцы. Ногти следовало подстричь. Или хотя бы почистить.

– Итак, Анна Степановна, правильно ли я понимаю, что вы присутствовали на выездном осмотре места происшествия в районе парка Зарядье вместе с Радионовым Глебом Павловичем?

Нюта кивнула. Капитан Милютин что-то пометил в папке.

– Вами был проведен осмотр. Что вы там обнаружили?

– Отчет у вас в папке есть, скорее всего, – огрызнулась Нюта и замерла, не понимая, откуда в ней вообще взялась злость, если внутри не осталось ничего, кроме мерзлого онемения.

Милютин поднял глаза и воззрился на нее. Радужки у него были серые с темными крапинками. Смотрел он равнодушно.

– Что вы там обнаружили, Синицына? Перескажите.

Молчание затянулось, Милютин, не сводя с нее глаз, начал постукивать ботинком по полу.

– Отказываетесь говорить? – уточнил он.

Нюта покачала головой.

– Просто не понимаю зачем, если у вас все есть. Хорошо. – Она набрала побольше воздуха. – Нас с Глебом Павловичем привезли на место происшествия. Там уже собралось много людей, почти все – в форме холодовиков. Нас провели через ограждение, показали сугроб, в котором росли нарциссы.

– Это были настоящие нарциссы? Не муляж? – переспросил Милютин и занес ручку над листом, куда старательно записывал ее слова.

– Не муляж, – подумав, ответила Нюта. – По всем признакам – живые нарциссы. Голый стебель, лентообразные листья, околоцветник лепестковидный, похожий на трубчатую воронку, тычинок шесть. Луковицы находились под снегом. Мы раскопали место, думали, что их просто в сугроб запихнули для вида. – Нюта помолчала, но решила все-таки не врать. – Оказалось, что нарциссы проросли через замерзшую почву. Каким образом – непонятно. Продолжать?

Милютин дописал предложение, поставил точку и задумался.

– А с Радионовым Глебом Павловичем вы вступили в преступный сговор до или после прибытия на место происшествия?

Нюта попыталась улыбнуться, но лицо свело судорогой.

– Что, простите?

Милютин снова сделал пометку на листке и повторил:

– В преступный сговор с Радионовым вы когда вступили?

– Какой сговор?

– Пре-ступ-ный, – медленно и внятно сказал Милютин. – По сокрытию его экстремистской деятельности. Или вы активно в ней участвовали, Анна Степановна? Непосредственно помогали своему руководителю выводить морозоустойчивые луковицы? А может, просто связной являлись? Передавали посылки от него каким-нибудь невзрачным типчикам на парковке, а?

Карточка от ячейки на Восточном вокзале, лежащая в нагрудном кармане, в секунду стала горячей и задвигалась, словно живая. Нюта дернулась и прижала к ней ладонь.

– Нечего за сердце хвататься, Синицына, – скривился Милютин. – Раньше следовало думать. А теперь вам только чистосердечное признание остается. Так что начинайте рассказывать.

Нюта медленно опустила руку обратно на стол, выпрямилась и постаралась вложить в голос максимум оставшихся у нее сил.

– Ни о какой преступной деятельности Радионова я не знаю.

– Врешь! – Милютин легко перешел на «ты». – Я тебя, суку, в колонию отправлю. Будешь лед зубами грызть. Поняла меня?

Он поднялся со стула, схватил Нюту за плечо, вывернул ей руку и прижал лицом к столу. Она не успела даже пискнуть, как впечаталась носом в столешницу. Попыталась приподняться, но руки Милютина крепко удерживали ее так – лицом вниз. Больно Нюте не было, скорее неловко и странно. Почему этот блеклый мужчина в костюме вдруг хватает ее своими пухлыми ладонями и бьет об стол? Наверное, это какая-то ошибка. Так же не бывает. Сейчас до него это дойдет, он смутится, начнет извиняться. Покраснеет, может, станет потным…

– А может, это ты придумала? Подговорила старого пердуна, чтобы он дружкам твоим из «Оттепели» помогал, а? – зашипел ей на ухо Милютин. – Мне так записать? Так? Что Радионов у нас исполнитель, а ты, пигалица драная, организатор? Пришьем тебе террористическую деятельность с целью нарушения снежного покрова. Цветочки эти тебе знаешь, куда засунут? А? Знаешь куда?..

Нюта дернулась сильнее, в шее что-то натянулось и расползлось болью. Она схватила воздух ртом, рванулась в сторону. Милютин чертыхнулся и надавил сильнее.

– Отпустите! – просипела Нюта. – Я ничего не знаю, отпустите…

Плечо хрустело в суставе. Нюта застонала, судорожно соображая, помогут ли ей слезы? Вдруг Милютин сжалится? И уже почти собралась расплакаться, как дверь со стуком распахнулась и в комнату кто-то вошел. Милютин тут же ослабил хватку и выпрямился.

– Отставить, – приказал вошедший. – Идите, капитан. Я тут разберусь.

Милютин растворился раньше, чем Нюта сумела выпрямиться. Рука слушалась плохо – повисла вдоль тела, налилась тяжелой болью. Нос, кажется, слегка распух, Нюта ощупала его послушной рукой и наконец оглянулась на спасителя. Лысин смотрел на нее с сочувствием.

– Ты уж прости, Анечка, что так вышло, – сказал он, отодвигая для себя стул. – Дело серьезное, люди на взводе. Капитан, конечно, полномочия свои превысил, я с ним беседу проведу, ты не волнуйся…

Нюта тупо кивала, чувствуя, как разливается болью каждое движение. Слезы, которые она планировала выдавить, теперь лились сами собой, но показывать их Лысину Нюта не хотела. Впрочем, он их все равно заметил. Заботливо протянул пачку сухих платков – такие раньше лежали на кассах во всех супермаркетах, а потом исчезли вместе с теми самыми супермаркетами. Нюта вытащила один платок, протянула пачку обратно, но Лысин взмахнул рукой, мол, оставь себе. Они молчали, пока Нюта утирала лицо и ощупывала поврежденное плечо. Лысин смотрел куда-то в сторону, словно обдумывая что-то.

– Спасибо, – наконец выдавила Нюта. – Я вообще не поняла, что происходит. Отвечала на