Друг и лейтенант Робина Гуда (СИ) - Овчинникова Анна Георгиевна

Поправив кожаный щиток на предплечье, я прицелился в небольшой мешок с шерстью, подвешенный к ветке осины, — свою обычную мишень. Сейчас я мог с полным правом сказать, что стреляю не хуже самого Робина Гуда, но это не доставляло мне радости. Отнюдь. В последнее время мое настроение вполне соответствовало осенним пасмурным дням.

Все говорили, что в этом году осень выдалась на редкость теплой, и все же аутло уже подумывали о пристанище на зиму. Кеннет собирался провести зиму в Хокнелле, у сестры, Барсук — у дальних родичей в Дербишире; он звал с собой и Дика Бентли. Аллан заранее сочинял душераздирающие песни, готовясь к разлуке с Рози: менестрель отправлялся в предместье Йорка учиться музыке у глимена на покое. Нам оставалось только пожелать бедному старику дотянуть до весны — если, конечно, тот не был абсолютно глухим.

Самое лучшее местечко облюбовал себе, пожалуй, брат Тук. Он сдружился с веселым ключарем аббатства Киркби и намеревался провести зиму за кружкой отличного эля и хлебом с ветчиной из монастырских запасов, обсуждая богословские вопросы и труды мудрейшего Аристотеля.

Локсли ничего не говорил о своих планах на зиму. Главарь разбойников всегда шагал по жизни от поворота до поворота, но если раньше он шел по жизненной дороге так, словно за каждым поворотом его ожидал очередной подарок судьбы, то теперь он то ли вовсе не интересовался тем, что бросит ему под ноги судьба, то ли не ждал от нее ничего хорошего…

Я пустил стрелу, всадил ее на ладонь слева от предыдущей и пошел выдергивать все стрелы из мишени.

Когда я вернулся, Робин уже исчерпал запас ругательств и только с безмолвной ненавистью смотрел на свой лук.

— Я ставлю двадцать золотых, Кладу на край стола, Оленя за пятьсот шагов Убьет моя стрела, —

пропел я куплет известной дерри-даун, снова прицеливаясь в мешок. —

Но не успел никто из них Ни охнуть, ни моргнуть, Как Робин за пятьсот шагов Попал оленю в грудь![42]

А как насчет того, чтобы попасть в ту штуковину за тридцать шагов, а, Робин?

Локсли молча взглянул на меня, повесил лук через плечо и зашагал прочь.

Я медленно ослабил тетиву.

Небо было хмурым с самого утра, а теперь его еще больше затянули серые облака, и ветер трепал кроны деревьев, срывая с них красно-желтые листья.

Да, зима уже не за горами! Говорят, в иные годы в Ноттингемшире снегу выпадает по колено и выше. А в последние годы проклятой смуты Стефана и Матильды несколько жестоких зим подряд уничтожили половину яблоневых деревьев в графстве.

Над Лисьим Яром с громкими криками пролетела стая диких гусей, я заколебался, не попытать ли удачи, но здравый смысл одержал верх. Решив не тратить попусту стрелу, я вернул ее в колчан и пустился догонять Робина. Можно было поставить пять пенни против одного — он снова отправился в Блидворс.

Сегодня клиентуру «Весельчака» составляли трое почтенных местных старцев, молодой бочар с перевязанной ногой, громко жалующийся хозяину на тяжелую жизнь, и два незнакомых субъекта в дальнем углу. Почти все обитатели Блидворса, кроме самых маленьких детей, немощных и стариков, сейчас трудились на полях — вплоть до Михайлова дня каждый виллан обязан был работать на своего господина не по три дня в неделю, как обычно, а по пять.

Однако на хозяина «Весельчака», Лысого Бена, эта повинность не распространялась. Он зарабатывал достаточно, чтобы откупиться и от барщины, и от аверерта, ему даже не пришлось ломать голову, как уплатить разоривший половину Англии чрезвычайный сбор. Финансовые вопросы перестали тревожить Бена с тех пор, как в Шервуде обосновалась шайка Локсли, — теперь большую часть своих доходов этот шустрый тип получал не от торговли элем, а от торговли информацией и от сбыта награбленного шервудскими «волками» добра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Такое сотрудничество было выгодным для обеих сторон. Владелец питейного заведения знал, казалось, обо всем, что происходило в Ноттингемшире от Раттингтона до Блиса: Блидворс лежал неподалеку от Королевского Пути, и в «Весельчаке» частыми гостями были не только местные жители, но и путники, желавшие промочить глотку или найти пристанище на ночь. В двенадцатом веке мало кому приходило в голову, что информация тоже может быть товаром, причем одним из самых ценных; но Лысый Бен с его идеальным нюхом на поживу хорошо это знал. И к тому же он имел достаточно осторожности и изворотливости, чтобы потратить нажитое, не обеспечив себе крупных неприятностей.

Едва перешагнув через порог «Весельчака», я отыскал глазами хозяина и насторожился при виде выражения его лица. В ответ на мои вопросительно приподнятые брови Бен чуть заметно кивнул на незнакомцев в углу, я быстро окинул их взглядом и согласился с оценкой лысого пройдохи.

Будь я один, я бы просто развернулся и вышел, однако Робин сейчас вряд ли обратил бы внимание даже на целый отряд стражников, расположись шерифские псы пировать в полутемной комнате «Весельчака». Не глядя ни вправо, ни влево, Локсли направился к ближайшему столу, прислонил к стене лук и шлепнулся на табурет.

— Эля! — коротко бросил он.

Бен безмолвно испарился. У бочара тоже хватило ума, чтобы не показать, что он нас знает; парень только пересел за стол к старикам и заныл еще громче, после каждой жалобы оглядываясь через плечо.

Старики не обращали на него внимания.

Мы тоже.

И все-таки зануда не унимался, не теряя надежды, что растроганный повествованием о его тяжелой жизни Робин Гуд швырнет ему пригоршню монет.

В бытность свою командиром наемников я наслушался самых невероятных рассказов о безмерной щедрости Локсли. И дня не проходило, чтобы в «Пути в Иерусалим» кто-нибудь не рассказал новую историю о том, как нищая старушка, или бедный виллан, или разорившийся сокмен разбогатели благодаря помощи Робина Гуда. С каждым днем размеры бескорыстного вспомоществования главаря разбойников росли, как трава на весеннем лугу, словно в Шервуде скрывалась настоящая пещера Али-бабы. Народная фантазия не желала считаться ни с логикой, ни со здравым смыслом; людям просто хотелось верить, что рядом с ними живет тот, кто вознаграждает хороших и наказывает дурных… Настоятель церкви Святой Марии жаловался, что его паства предпочитает надеяться на милость Робина Гуда, а не на милость Господа Бога.

Однако надеждам блидворского бочара сегодня не суждено было сбыться.

Не замечая ни его, ни его заунывных вздохов, главарь аутло смотрел на грубо оструганные доски стола перед собой, такой же отрешенно-понурый, как здешние старики.

Таким образом, на мою долю выпало бдеть за двоих — в который раз.

Не выпуская из поля зрения дорогу за распахнутой дверью, я время от времени поглядывал на двух типов в углу, и те тоже бросали быстрые взгляды в нашу сторону, понемногу прихлебывая из кружек.

Двое бородачей в коротких коттах с капюшонами, высоких наголенниках и мягких сапогах не походили ни на торговцев, ни на пилигримов, ни на крестьян, по одежде и снаряжению они скорее смахивали на охотников. Но в пределах королевского заповедника никто, кроме господ, стражи, наемников и лесников, не имел права носить луки и охотничьи ножи, даже собакам в здешних деревнях вырывали по три когтя на передних лапах, чтобы они не могли преследовать дичь…

Я взглянул на наши с Робином луки, прислоненные к стене, и ухмыльнулся забавной мысли. Может, подойти к этой парочке и потребовать ответа, по какому праву они шляются вооруженными по лесу, принадлежащему королю Ричарду? Я поправил у пояса меч, обмозговывая эту идею. Рейнольд Гринлиф был всецело за, однако Маленький Джон насмешливо утверждал, что выпивка не окупит разбитой посуды.