Башня вавилонская - Татьяна Апраксина

— Сейчас вы будете нас бить за сообразительность и оперативность. И почему я не удивлена? Меня в школе за это били… пытались, — усмехается она. — С момента звонка покойного Морана мы успели подумать, что могли бы сделать полезного — и составили заявленную концепцию образования. Я составила, лично. Ну я же не думала, что это никому не интересно, кроме господина Шварца? Видеть решительно во всем коварную интригу — дело увлекательное, но уж позвольте вас ненадолго отвлечь. Для начала я хотела бы поблагодарить господина декана — вы что, думаете, вашу отставку приняли? — Шварца за ясное изложение преамбулы.

Джастина делает вид, что чихает. Морщится, быстро щиплет себя за кончик носа. Хороший способ, надо запомнить. Невозможно же просто слушать. Не получается. Шварца не разглядишь, слишком сильно изворачиваться надо, а хотелось бы на него сейчас взглянуть.

Камински чего-то боится, до смерти и хуже смерти. У нее просто та же реакция, что у некоторых наших. Когда под огнем встают и идут навстречу, и еще рожи строят и приговаривают — «Эй, мазила, я здесь!». И тогда начинает бояться враг; Деметрио на его месте боялся бы — но он на своем и совершенно счастлив. Наконец-то есть чем дышать. Окружающий мир перестал быть разреженным как горный воздух.

— Господа, позвольте вас торжественно поздравить. Вы ждете от системы образования пяти невозможных вещей до завтрака, после завтрака и вместо завтрака. Вы хотите, чтобы вам сделали компетентных и тактически независимых специалистов в довольно жестоком деле. При этом, вы хотите иметь возможность контролировать их полностью. Вы их боитесь. И самой профессии, и людей, которые в ней преуспевают. Но компетентного и тактически независимого специалиста-безопасника трудно контролировать извне. А полностью — невозможно. А полагаться на них — невыносимо. Значит, контролировать нужно изнутри. В прежние времена к этим задачам порой подходили более здраво. Выводили бульдогов. Приручали гепардов. Но вы пошли другим путем. Решили вырастить себе… «сиротское войско». Одновременно, как водится, дав «сироткам» понять, что само их существование зависит от степени их нужности.

Даже не всегда так, думает Деметрио. Он не любил говорить о себе, но любил слушать о других, и вчера услышал довольно много. Пока они искали информацию, пока потрошили архивы биллинговой системы, выясняя, кто получил гонорар за авторство идеи. Об университете, о населяющих его людях, о работе в Совете. О любимом начальстве — тут ревновать впору.

Он улыбнулся внутри, под кожей, как привык для себя, а не для дела. Смеяться вслух он еще мог, улыбаться — почти никогда. Вспомнил все, что потом — и улыбнулся.

Джастина слушает, прищурившись. С утра треснула газетой по лбу, прошипела «Медиаманьяк!». Есть немного, хотя на такой эффект он не рассчитывал.

Не только от нужности, а от искренней услужливости. От восторженного… раболепия. Редкое слово вспоминалось с трудом, а вот его содержание — сразу. Неприятная штука.

— Но жить так не может никто. Вы все знаете, что такое синдром заложника. Так вот. Вы плодите его у ваших специалистов по безопасности. По отношению к себе. — Камински выплевывает последние слова как порцию яда, которая должна пролететь пятьдесят шагов и попасть жертве точно в глаза. — Как вы понимаете, такую ситуацию нельзя назвать… безопасной. По существу, это антоним.

Деметрио слушал внимательно: это касалось его лично… дважды. Не считая политических дел. Очень вовремя. Пусть ультиматум Винланда и кое-какие высказанные вслух фантазии хорошенько улягутся в головах, а там поглядим. Но это заголовок. Слоган. Девиз. Идеальный.

Слова «это касается лично меня» он повторил так же беззвучно, но с удовольствием. Касается. Теплыми ласковыми лапками. Царапается…

Мысленно попросил оратора перейти к способам исправления ситуации. Она словно услышала, и — что-то крупное на горе померло, — послушалась.

— Что делать с нынешним составом, я вам не скажу — этим занимается инспекция. Я даже не буду говорить сейчас, что нужно сделать с конкретными методиками, кафедрами, факультетами. Я говорю о концепции — и здесь мы упираемся в то, что обрисовал господин Шварц. Что вы будете делать с новым персоналом? — Чем меньше Камински валяет дурака, тем строже говорит. — Как разговаривать? Как поощрять? Как вы будете им, приученным к прямоте и честности во всем, кроме работы с противником, приказывать? Сколько эвфемизмов понадобится записать в словарь? И как скоро придется в очередной раз пожинать плоды?

Доктор смотрит в зал, точно как дантист при виде руин во рту какого-нибудь шахтера. Тут постарались нищета, невежество, свинец, война, еще война и сам шахтер, убежденный, что зубы чистить — это для неженок. А дантисту теперь…

— Но можно не отвечать на эти вопросы. Можно задать себе другой и искать ответ уже на него. А вопрос этот прост и делится на три части: для чего нам сейчас нужны службы безопасности? Какие задачи они решают? Какую проблему обслуживает нынешняя гонка вооружений в этой области?

Зал медленно врубается в то, что это вопрос. Зато говорят с мест и хором. Начальная школа.

— Антитеррорис…

— …ленный шпионаж!

— Великолепно! — усмехается Камински. — А на практике?

И тишина. Потому что не скажешь же — мы хотим знать, что против нас замышляет Совет, а мы — что замышляют корпорации, а нам нужен агент у боевиков, а нам — тоже. Управленцы и корпоранты могли бы наговорить друг другу как две соседние деревни у одного водопоя. Депутаты тихо шелестят папками.

— Все присутствующие, включая террористов, получили достаточно терпимое образование. Поэтому я думаю, что только вежливость удерживает всех, в том числе и господина Шварца, от слова «Афины». По буквам. А-фи-ны. Политическая система, большая часть ресурсов которой уходит на то, чтобы помешать любой группировке полностью захватить власть. Вот сами мы не афиняне — мы предпочитаем недорогие театрализованные конфликты с ограниченным количеством участников. «Мстителей» мы предпочитаем и «31 этаж». Но для решения этих задач нужна вовсе не служба безопасности. Не так ли?

Это она все экспромтом. Без подготовки.

Камински оглядывает зал — играет, конечно, оттуда почти ничего не видно, свет слепит, — словно строгая учительница детишек. Кивает, мол, благодарю за внимание. Вставляет в щель карточку, жмет на кнопку — доклад со всеми графиками, а большой же, падает на мониторы при каждом кресле. Доктор Камински сходит с трибуны, возвращается на место.

Тишина.

Тишина.

— А что все сидят? Перерыв уже начался, — этак шаловливо говорит дедушка председатель.

— А они ждут. Когда опустят занавес. — с удовольствием поясняет Деметрио.

Поймав улыбку председателя, он поднялся — торопиться тут нельзя и через ступеньки прыгать тоже, хватит дразнить гусей. Вышел в фойе, присел у колонны в тени, прижался затылком к прохладному камню.

Вот сейчас Эулалио выйдет, а за ним…

Он увидел ее чуть позже — торопливый шаг и движение навстречу, полуулыбка, горящие глаза. Посмотрел в ту же сторону. Увидел, к кому она торопилась, и все понял.

Синдром заложника, говорите? Наведенная влюбленность в начальство… ну, может, и есть. Тут и начальство такое, что поди не влюбись. Но вот тебе, пожалуйста, бежит к Фелипе и подпрыгивает так, что сейчас в воздухе повиснет. И светится вся. Знакомым таким светом.

Ну что — не такой плохой человек для корпоранта. Но вы меня, сеньора, обидели. Хоть бы попрощались, что ли. Или приключения на одну ночь утром кончаются, а днем уже песня другая? Ладно. Подождем и пойдем. Шум нам ни к чему и драка тоже.

— Сеньор Трастамара! Вы по-прежнему готовы пройти ради меня по перилам?

— Да, — улыбается, кивает, — конечно, сеньорита.

— Ответьте мне лучше на пару вопросов, только это не проще.

Опять кивает, пожимает плечами:

— Спрашивайте. Если можно, давайте спустимся в кафе? Очень пить хочется. — Обезоруживающая улыбка, интересно, природная или долго учили?..

Черт побери, хотелось спросить действительно по-быстрому, но выходит слишком неловко, так попросту неприлично. Надо помнить, всегда надо помнить, что живые люди — не база данных. Особенно не очень интересные живые люди, просто источник полезных сведений. Они требуют деликатного обращения, а то могут отказаться функционировать и уж точно не ответят на запрос.

Он заказывает большой графин лимонада, здесь отличный лимонад, кислый и с лохматыми кусочками лимонов; раз — и нет трети графина. Надо же, не врал. Хотя с чего она это взяла? Многое можно сделать для маскировки. Что там выхлебать залпом пол-литра лимонада? Не такое уж тяжелое дело.

— Скажите, а зачем вам все это нужно? Я имею в виду вашу… благотворительность. — Он, конечно, не вкладывает вдвое больше, чем получает, но по отчетам Совета прибыль почти нулевая; есть предположение, что данные занижены. — Подражаете Сфорца?