Проклятие Гийома Завоевателя - Виктор Васильевич Бушмин

и честная девица, сир! – Клюнув на удочку, произнес Годфруа де Лузиньян. В его голове уже созрел план, как, используя возможность брака своей сестры, упрочить и округлить земли семейства.

– Порядочная и честная, говоришь… Это хорошо. Очень хорошо. А отец твой не будет, случаем, против твоего варианта? Вдруг, он присмотрел ей какого-нибудь женишка из местных? Неприлично тогда получится… – произнес Людовик, изображая заинтересованность.

Лузиньян покраснел от напоминания того, что не он, а его отец решал все, пока еще, в их семье. Он привстал с постели и гордо произнес:

– Клянусь Вам, сир, что никто не получит руки моей сестры, кроме моего названного брата и тезки, мессира Годфруа де Леви, сенешаля графства Дрё, посвященного в рыцари самим королем Филиппом Первым Французским! Я, Годфруа, наследник сеньории Лузиньян, скорее перенесу свой оммаж сарацинам, чем позволю принизить мои слова!

«Да, гордец он ещё тот! Этот факт всегда можно будет использовать с пользой для короны!» – подумал Людовик, но вслух произнес:

– Мессир Годфруа де Лузиньян! Мы нисколько не сомневаемся в весомости ваших слов. Но, может быть, есть такая необходимость спросить желание нашего доброго слуги, сенешаля де Леви, и вашей милейшей сестрицы? – Он повернулся к де Леви, вид которого был непроницаем, но сердце готово было выпрыгнуть из груди от неожиданно свалившегося на него титула, должности, привилегий, знатности и, прежде всего, счастья видеть и обладать, недостижимой, до сего момента, Луизой де Лузиньян, самой прекрасной и желанной из женщин на свете! – Вы, я надеюсь, не против, мессир сенешаль?

– Приму с великой честью породниться с таким благороднейшим родом Франции. – Потупи взор, произнес Годфруа.

– Ну, вот и все! Факт сговора и помолвки можно считать свершившимся. Осталось так, самая малость, обменяться какими-нибудь безделушками в знак согласия сторон. – Улыбнулся довольный удачным и, самое главное, быстрым сватовством принц.

– Прими от меня, тёзка, наш фамильный перстень. Пусть это будет залогом нашей будущей дружбы и согласия! – Протянул перстень с фамильным гербом Лузиньян.

Годфруа снял с пояса кошель, в котором хранились великолепные бусы, серьги и три перстня, все украшенные алмазами, рубинами и жемчугом, и протянул Лузиньяну:

– Возьми и ты, брат мой названный, эти скромные дары для твоей сестры Луизы, в знак моего согласия и обещания жить с ней по законам Божьим, чтить и уважать отца твоего и весь ваш род, как своих родных!

– Молодцы! Вот это вообще, словно из древней «песни о Роланде» вышло! – Засмеялся Людовик. – Выздоравливайте, мессир Лузиньян. Мне еще понадобятся ваш меч и ваши вьючные лошади для богатых трофеев!

Они поклонились и пошли к палатке принца. По дороге Людовик толкнул локтем замечтавшегося новоиспеченного сенешаля Годфруа и сказал:

– Ну что, «Фома Неверующий»! Изволил, подлец, сомневаться в словах своего хозяина!..

Годфруа до сих пор не верил в свалившееся на него счастье, ответил:

– Что Вы, сир!.. Я…

– Ладно, молчи. Я понимаю, что ты сейчас переживаешь. От всего этого можно и умом тронуться! Давай лучше перекусим чуть-чуть. Что-то я проголодался! Заодно попробуем разных специй, которые хотел стащить мессир Лузиньян! Я тоже обожаю перец и «все-такое-прочее»!

Они подошли к палатке, возле которой слуги уже заканчивали сервировать стол. Принц повелел подать море вина и изжарить пять молодых бычков, пригласив за стол всех находившихся в лагере командиров. Рыцарям Людовик приказал приготовить с десяток баранов и пятерку молодых хряков, выкатив для запивки дюжину бочонков вина, отнятого у графа де Руси в числе трофеев.

– Пейте, ешьте, наслаждайтесь жизнью победителей! Ни в чем себе не отказывайте, Мессиры рыцари! – Поблагодарил он своих рыцарей за верную службу. – Мессир де Нанси! Прикажите вон ту катапульту заряжать костями и объедками с нашего общего стола и «возвращать» добро, отнятое у графа де Руси, его владельцу!..

Рыцари весело засмеялись и принялись за мясо и вино. Катапульта стала производить выстрелы в сторону замка, посылая вместо камней обглоданные кости животных, принадлежавших раньше графу де Руси. Хохот и веселье продолжалось до полуночи…

Отойдя от рыцарей сотни Годфруа и других командиров, принц Людовик вернулся к своему столу, где его с нетерпением поджидали собравшиеся командиры. Он повелел налить себе большой золотой кубок прекрасного анжуйского вина и произнес:

– Мои славные мессиры рыцари! Поднимаю кубок за ваше здоровье! Пусть удача не оставляет меня и вас, как в эти благословенные весенние дни 1102 года!

Он выпил до дна большой кубок вина. Своим, богато инкрустированным, кинжалом принц поддел кусок прекрасно прожаренного мяса, обильно сдобренного трофейными приправами и специями и, откусив большой кусок, произнес:

– Мессиры! Предлагаю следующий тост за нашего шевалье де Леви! Нового сенешаля графства Дрё, моей вотчины!..

Стол утонул в приветственных криках радости, несущихся из глоток рыцарей принца. Все наперебой поздравляли Годфруа с назначением на такой высокий и значительный пост. Когда все выпили за данное назначение их товарища, Людовик поднял свой кубок и сказал:

– Мессиры! Это ещё не всё!!! Поздравьте нашего «рыжего» сенешаля с предстоящей женитьбой на одной из родовитейших невест королевства! Наш малыш «взял приступом» гордый дом Лузиньянов!

Стол буквально взорвался восторженными возгласами одобрения и поздравлений в адрес их товарища, на голову которого фортуна, руками благодарного и щедрого принца, осыпала в одночасье столько благ!

Людовик сел и, выпив вина, стал кушать, наблюдая за своими рыцарями.

«Боже мой! Как мало надо людям для счастья… – подумалось ему. – Дай им землицы кусок, жену и титул, и они горы свернут для тебя…»

Рыцари, опьянев от выпитого вина, запели веселую походную песню, принц подхватил её вместе со всеми. Через мгновение лагерь утонул в громком хоре веселья и счастья, охватившем всю равнину возле замка графа де Руси…

Замок графа де Руси.

Эбл стоял на верхушке башни и смотрел на лагерь принца, где, словно издеваясь над ним, рыцари накрыли большие столы и принялись пить его вино, поедать его скотину, а, словно в издевку, бросали обглоданные кости своей катапультой в его замок, словно собаке. Ненависть к этому молодому повесе, прохвосту и везунчику Людовику застилала глаза графу. Лучники, которым он приказал, во что бы то ни стало, попасть в принца и его спутника, прогуливавшихся возле его рва, словно сговорись и мазали мимо двух отчетливо видных целей. Граф не решался напасть днем на лагерь принца, слишком очевидно было превосходство войск Людовика над его отрядом, особенно в дисциплине и четкости организации охранения. Эбл решил выждать несколько дней, чтобы потом, усыпив бдительность, решительно атаковать ночью и разбить врага или самому погибнуть.

Отпущенные Людовиком пленные докладывали о ширящихся погромах, потравах