Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика) - Василий Минаков

Так я примерно думал в тот день.

Так, вероятно, думали и все мои товарищи. [206]

Часть вторая. Идет война...

Продолжение одной записи

«С боевого задания не вернулись...»

Такая запись в журнале боевых действий полка означала, как правило, то же, что и «сбит в воздушном бою», «сгорел в воздухе», «взорвался от попадания снаряда»... Разница в том, что свидетелей не было: или вылет был одиночный, или самолет отбился от группы и уже после взорвался, сгорел, упал...

В наземных войсках этой записи соответствовало «пропал без вести». Горькие слова, оставляющие каплю надежды. До сих пор еще ждут «пропавших» во многих семьях, во многих домах.

Были случаи, возвращались...

Были случаи и у нас.

Ранее я рассказал об экипаже одного из лучших летчиков полка капитана Федора Клименко. 19 декабря 1942 года в журнале боевых действий против его фамилии и фамилий его товарищей появилась эта печальная запись: «С боевого задания не вернулись...» Их считали погибшими. Но оказалось не так.

Расскажу все по порядку, как рассказали мне они сами, в частности штурман Михаил Гордеев, с которым я был знаком ближе всех.

* * *

Это был их двести пятьдесят седьмой боевой вылет. Вечером Клименко и его штурман были по тревоге вызваны в штаб. [207]

— Что бы это значило? — гадал по пути Гордеев. — Ведь мы только что прилетели с боевого задания.

— Потерпи, Миша, — отвечал спокойный Клименко. — В замыслы начальства все равно не проникнешь. Во всяком случае, думаю, спать нам сегодня с тобой не придется.

Вот и штаб.

— Как себя чувствует экипаж? — с порога спросил подполковник Канарев.

— Готовы исполнить любой приказ! — в один голос ответили Клименко с Гордеевым.

— Хорошо, — внимательно оглядел их командир. — Необходимо срочно выполнить специальное задание. Свободных экипажей, подготовленных к ночному полету в сложных метеоусловиях, сейчас нет. Придется лететь вам. Подойдите к карте...

Задание заключалось в том, чтобы сбросить парашютиста на территорию, занятую противником, в строго определенном районе. В целях маскировки нанести бомбовый удар по железнодорожной станции Мелитополь. Маршрут предоставлялось выбрать самим. Высоту для выброски определить на месте в зависимости от погоды, но не менее четырехсот метров. Вылетать немедленно на уже подготовленном самолете другого экипажа.

— Есть! — уточнив район выброски, ответил Клименко.

Тут же в штабе Гордеев проложил маршрут, произвел все расчеты.

— Порядок, штурман? — спросил Клименко.

— Карта мелковата, командир. Трудно выйти по ней на эту деревню, много их там...

Пошли к начальнику штаба. Тот без разговоров отдал свою крупномасштабную карту. На ней Гордеев без труда наметил характерные ориентиры на подходах к деревне Троицкое, в восьмидесяти километрах восточнее Мелитополя. [208]

На аэродром приехали уже ночью. У самолета стояли парашютист и начальник парашютно-десантной службы бригады капитан Соломашенко.

— Самолет к полету готов! — доложил техник.

— Все данные для связи и опознавательные «свой-чужой» имею! — отрапортовал стрелок-радист Гусев.

Клименко вопросительно обернулся к пассажирам. Соломашенко молча кивнул.

— По местам!

Майор с парашютистом заняли кабину воздушного стрелка: его в этот полет не взяли.

Погода была скверная, видимости почти никакой. Резкий, порывистый ветер.

Взлетели. Сплошная облачность высотой триста — четыреста метров. Самолет приходится вести вслепую, по приборам. Клименко не привыкать. Опытный летчик, воюет с первых дней войны. Гордеев — тоже.

— Будем надеяться, командир, что в районе Керченского полуострова погодка разгуляется.

Но этого не случилось. Дальше меж облаков лететь было нельзя: впереди горы.

— Что будем делать, Миша?

— Нужно пробиваться вверх, командир!

Моторы загудели с натугой. Стрелка высотомера отсчитывала одну сотню метров за другой. Вышли за облака. Пройдя Керченский полуостров и часть Азовского моря, стали снижаться: впереди в двух десятках километров должна находиться цель.

— С какой высоты будем бомбить? — посоветовался Клименко со штурманом.

— Держи пятьсот!

Земля здесь просматривалась хорошо. Слева тянулась железная дорога на Мелитополь. На станцию зашли с юга. Гордеев увидел товарные эшелоны, решил бомбить с ходу.

— Ложимся на боевой! [209]

Зенитного огня не было. Очевидно, появление бомбардировщика оказалось для противника неожиданностью.

— Сброс.

Тут же засверкали разрывы зенитных снарядов. Один блеснул совсем близко, машину тряхнуло. Правый мотор стал давать перебои, в кабине запахло маслом. Клименко вывел машину на основной курс — к месту выброски парашютиста. Оглянувшись назад, увидел: на станции горели вагоны...

Штурман все чаще сличал свою крупномасштабную карту с местностью. Надо было обеспечить наиболее точное приземление разведчика, чтобы, не теряя времени, он вышел к условленной явке. В стороне осталось село Троицкое. Михаил подал команду стрелку-радисту Гусеву:

— Приготовить пассажира к прыжку!

— Все готово!

— Прыгать! — скомандовал штурман, спустя полминуты.

Но парашютист не выпрыгнул. Клименко и штурман подумали, что он замешкался. Еще дважды заходил на цель поврежденный самолет, но парашютист так и не покинул кабины. Наконец Гусев доложил, что у разведчика плохо с сердцем.

На последнем заходе правый мотор заклинило полностью.

На землю полетела радиограмма: «Имею неисправность, возвращаюсь!» Командир решил в темную ночь, в сложных метеорологических условиях добраться на израненной машине до своего аэродрома.

Вскоре самолет стал заваливаться на крыло. Клименко передал Гордееву, что у него не хватает сил удерживать машину в горизонтальном полете. Штурман поставил в своей кабине ручку в рабочее положение, откинул педали. Еще некоторое время они вдвоем кое-как [210] удерживали самолет в нормальном положении. Но машина катастрофически теряла высоту, А внизу было море....

Через полчаса стрелка высотомера подошла к нулю. Дальше лететь было нельзя: машина неизбежно врежется в воду. Летчик включил крыльевую фару: до воды оставалось метров десять — пятнадцать. Остановил мотор и, высоко подняв нос самолета, пошел на посадку.

Самолет коснулся поверхности воды хвостовой частью. От удара хвост отвалился. В тот же момент Гордеев услышал крик. Кричал парашютист: он вывалился через образовавшееся в фюзеляже отверстие. Спасательного жилета не нем не было...