Туманность Ориона - Андрей Ливадный

– Фрайг… Как некстати… – огорчился Сергей. – Что мне теперь делать?.. Ну, может, у тебя есть хоть что-то? Над чем ты работаешь? – вдруг, как утопающий за соломинку, ухватился он за мелькнувшую мысль.

– Да ну… Это даже поделкой не назовешь… Какой-то бред на тему последствий войны.

– Да? А что там? – живо заинтересовал Сергей, и по его тону стало совершенно очевидно – нет, не отстанет.

– Я говорю тебе, бред. Космос. Кладбище мертвых, раскуроченных кораблей. Всякие обломки…

– И трупы, да? – горячо подхватил его мысль Сергей. – Такие окоченевшие, с растопыренными руками?..

– Нет, трупов нет. Их не заказывали.

– Хм… А почему? С трупами интереснее…

Джой ненадолго задумался, а потом ответил:

– Наверное, потому, что они все уже убраны. Помнишь последнюю акцию Аллорской Администрации? «Память» называлась? Тогда они, по-моему, убрали все тела с кладбищ кораблей.

– Ну так это же в реальности… – разочарованно напомнил Сергей. – Ну ладно, а еще что? – жадно спохватился он.

– Пустыня какая-то, – пожал плечами Джой. – Техника разная. И тоже корабли, старые, дырявые, только на этот раз полузарывшиеся в песке. Автоматы всякие ремонтные шляются.

– Но все работает, да? По этим реальностям можно ходить?

– Работать-то работает, – с сомнением протянул Джой, а потом мысленно махнул рукой – будь что будет. Все равно Серега не отстанет, да и парень он был неплохой, почему бы и не помочь? Пусть пудрит мозги своей знакомой, авось что и получится у него.

– Ладно… – вслух произнес он, вызвав шумный вздох облегчения на том конце связи. – Знаешь что? Посылать я тебе ничего не буду, ты приводи свою девчонку сюда. Я настрою Дженифер, она тебя впустит, покажет, что надо, даже «хозяином» пару раз назовет. Только учти, реальности «сыроватые», так что за возможные сбои не отвечаю.

– Да по фигу!.. – обрадовался Сергей. – Сырые еще круче пойдут!

Скриммер мысленно усмехнулся, но комментировать вслух не стал. Вечно Серега во что-нибудь встрянет… Покоритель женских сердец.

– Только учти, никакого бардака и секса! Понял? – насмешливо спросил он, осторожно вынимая разъем из имплантированного в правую височную область гнезда биоинтерфейса. Кладбище древних кораблей, все это время маячившее перед «внутренним взором», исчезло, словно растворившись в душном воздухе прокуренной комнаты.

На экране внешней связи, вмонтированном в компьютерный терминал, лицо Сергея Изотова расплылось в улыбке.

– Да понял я! Не дурак ведь.

– Тогда давай условимся так – придешь через час, все будет в ажуре. – Джой протянул руку, коснулся сенсорной клавиатуры, набрал команду. – Можешь не стесняться, – чувствуя, как после отключения биоинтерфейса наваливается черная усталость, произнес он, – я пойду прогуляюсь.

– Спасибо, Джо, выручил! Я тебе потом…

– Ладно, не суетись, – махнул рукой Скриммер. Сейчас ему хотелось только одного, чтобы лицо Сергея поскорее сгинуло с экрана, оставив его наедине с собой. Усталость после нескольких часов работы казалась черной стеной, которая грозит вот-вот обрушиться и похоронить под собой все без остатка – и мысли, и чувства, и рассудок…

Сергей говорил еще что-то, но Джой уже не слушал его – махнув рукой, – мол, извини, хреново себя чувствую, – он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и сказал:

– Дженифер, отбой…

Джеф была хорошим представителем семейства «очеловеченных» операционных систем. Она воспринимала голосовой ряд не хуже, чем набранную в командной строке последовательность. Сухо щелкнул статикой, отключаясь, прибор коммуникации, огни на терминале потемнели – одни погасли совсем, иные налились сочными цветами резерва.

Скриммер протянул руку, нашарил сигареты, прикурил. Первая затяжка показалась горькой до тошноты. Немного кружилась голова, перед закрытыми глазами, как обычно, плавали какие-то смутные образы: осколки той реальности, которую только что покинул.

Не любил он подобных проектов – хоть тресни. Мозг Джоя не находил в них ничего сложного, но и притягательного, пленяющего воображение – тоже. После работы усталость была не приятной, а какой-то чугунной, давящей. От разбросанных в космосе обломков кораблей исходило ощущение законченной, трагичной безысходности. Что странно, пустынные пейзажи с деловитыми, снующими туда-сюда, ползающими по обшивке кораблей механизмами имели ту же самую эмоциональную тональность. С той лишь разницей, что она теряла угрюмую окончательность и становилась похожа на что-то запретное, нехорошее, будто разрытая грабителями могила.

Устал… Просто устал… Зачухался…

Забытая сигарета дотлела до пальцев, обожгла их.

Джой открыл глаза, кинул окурок в пепельницу и посмотрел на часы.

Таймер весело указывал, что уже за полночь.

Усталость не отпускала, она лишь стала глуше, убралась куда-то внутрь разума. Поднявшись с кресла, он подошел к окну, отдернул плотную штору (окно было завешено, чтобы не бликовали экраны), толкнул раму.

Ночь ворвалась в комнату, проскользнув внутрь холодным языком влажного воздуха, омыла лицо, заклубилась, столкнувшись с теплым, прокуренным квартирным смогом, где застарелый запах табака смешивался со специфическими флюидами аппаратуры.

Джой посмотрел на уплывающие вдаль, змеящиеся по ущельям улиц огни, и ему вдруг нестерпимо захотелось туда – в эту влажную, моросящую сырую муть…

– Джеф, я ухожу, – негромко произнес он. – Утренний таймер отмени. На работу не нужно, завтра выходной, потом отпуск. Закажи продукты, стандартный набор. Звонки записывай.

На терминале понятливо заморгал индикатор. Система восприняла команды и теперь записывала их в планировщик заданий.

На улице действительно шел дождь. Климат-контроль работал с точностью, по которой вполне можно было сверять часы. Ночью город умывался. Днем же, наоборот, будет тепло, небо останется ясным, лишь поутру в провалах между многоэтажными зданиями станет куриться пар, расплываясь робкими полосками тумана, но их быстро всосут в себя зарешеченные зевы городской вентиляции. Природа подчинилась людям, и теперь дождь шел только по ночам.

Джой остановил лифт на десятом уровне, вышел из здания на влажный тротуар, по краю которого были высажены неприхотливые городские кустарники. Кроме них, широкую пешеходную полосу, вьющуюся вдоль фасадов зданий, отделяли от пропасти-улицы еще и система охранной сигнализации да метровые перила, столбики и перекладины которых замаскировала умытая дождем зелень, так что упасть вниз по рассеянности было бы довольно трудно.

В этот час пешеходов и машин на улицах было мало, в непривычной для слуха городской тишине отчетливо слышались звуки, кажущиеся чуть ли не экзотичными, – вот мягко прошуршал статикой вагончик магнитного монорельса, процокали по покрытию улицы чьи-то каблучки, на неопределенной высоте открылось вдруг окно, и оттуда в тишину выплеснулись неразборчивые возбужденные голоса, чей-то смех…

Джой неторопливо шел, дыша полной грудью. Время для своей прогулки он выбрал удачное – в период, когда над городом шел дождь, движение замирало. Водителям не рекомендовалось летать в непогоду, так что на два часа таинственная тишина и влажный сумрак окутывали чудовищный мегаполис, и эту хрупкую, искусственную тишину нарушали лишь непривычные слуху городского жителя шумы.

Скриммер знал, пройдет еще час, кончится дождь, и город снова оживет, засияет огнями, запульсирует в бешеном фейерверке голографических реклам, его улицы зальет мертвенно-белый свет, тысячи аэромобилей воспарят со своих стоянок, и этот гвалт будет продолжаться до самого утра, пока не станет всходить солнце. Тогда огромный человеческий муравейник снова затихнет, но ненадолго – ночные его обитатели исчезнут, а тем, кому с утра на работу, придут им на смену, хлынут на улицы новым потоком машин и лиц.

Через полчаса Джой почувствовал, что замерз.

Он был истинным городским жителем, таким, у кого от долгого пребывания на свежем воздухе начинает кружиться голова. Медики давно придумали этому явлению свое название. Они объясняли его тем, что человеческий организм на протяжении многих поколений приспосабливался к урбанистической среде обитания. В городах, чьи дома подпирают небеса, а население исчисляется миллиардами, как ни бейся, но нормальной экологии не получишь. Процент кислорода тут ниже, доля вредных примесей выше, химический состав воздуха изменен. Издали любой мегаполис кажется ступенчатой горой, которую окружает зыбкое полупрозрачное марево.

Сейчас, когда идет дождь, город на два часа превращается в исполинский насос – из-за разницы температур вследствие наступившей прохлады он начинает выкачивать воздушные массы из окрестностей, в то время как его воздух, отравленный дневной жизнедеятельностью, жадно всасывают исполинские заборники, расположенные где-то в недрах цокольного этажа. Этот отработанный воздух по специальным тоннелям отводится прочь, за сотни километров от городской черты, в районы гидропонических ферм, чьи опять-таки жадные до площади, а потому многоэтажные сооружения способны очистить его и обогатить кислородом в процессе естественного фотосинтеза растений…