Туманность Ориона - Андрей Ливадный

Он молча обернулся на шум, который подняли его зрячие коллеги.

В этот момент человек с кейсом, видимо, принял решение о том, каким видом транспорта им двигаться дальше, и тронул своего спутника за рукав.

– Пошли, Ваби, нам светит вон та мутно-желтая колымага, сечешь?

Его спутник кивнул и тут же осведомился:

– Эрни, а если будет плохо говорить, а? – он бросил невинный взгляд на свои ножи.

Эрни Рорих вздохнул, присел на корточки и сказал:

– Ваби, ты выучил то слово, что я тебя просил?

Карлик угрюмо кивнул.

– Повтори его, пожалуйста.

Мутант скорчил отвратительную гримасу, но все же ответил, растягивая звуки по слогам:

– Тер-пи-мость.

– Вот именно, мой друг. Терпимость. Очень хорошее, правильное слово. Когда тебя бьют ногами по ребрам, разрешаю забыть и не вспоминать о нем. Но когда мы с тобой сядем в машину вон к тому смуглолицему джентльмену, то, прошу, вспоминай его почаще, ладно?

– Если он будет кричать что-то про мою маму, я его убью.

– Хорошо, тогда пойдем пешком. Пять километров, по пыльной дороге, пешком.

Ваби насупился. На его лице нарисовался мучительный мысленный процесс.

Рорих тем временем решил закрепить свой педагогический успех и назидательно произнес:

– Человек человеку друг, товарищ и…

– Волк, – угрюмо завершил его мысль Ваби.

– Что-о? Где это ты нахватался?

– Так говорила Эйзиз.

– А, ну конечно, Ледышка для тебя…

– Все, – оборвал его карлик. – Я буду делать, как скажешь.

– Ну, наконец-то. – Рорих уже начал раздражаться от этого бессмысленного спора на жаре. Трудно быть терпеливым педагогом для отсталого по рамкам цивилизованного развития, но сильного, ловкого и бесстрашного по своей внутренней сути мутанта. Его родина – планета Везелвул, покрытая радиоактивными и токсичными отходами – не самое лучшее место во Вселенной для того, чтобы ее обитатели постигали культуру межпланетного общения, ибо главным аргументом на той свалке было не слово, а нож. Именно поэтому Ваби испытывал определенные трудности в общении и не имел никаких проблем в драке.

Эрни очень хорошо знал это. И был терпелив с Ваби. Маленький мутант не раз спасал его жизнь на Везелвуле, а Рорих никогда не забывал подобных вещей. Сейчас он разогнулся и собирался было махнуть рукой топтавшемуся неподалеку ганианцу – хозяину грязно-желтой машины, которую Эрни высмотрел несколько минут назад, но его внимание внезапно отвлек тот самый нищий, который, неподвижно застыв, сидел на нижней ступени ободранной лестницы.

В первый момент в здоровом глазу Рориха мелькнуло безграничное удивление, затем появился и тут же исчез огонек страха… и лишь потом он удивленно сощурился, будто не зная, верить тому, что он видит, или же нет?

– Вадим?! – не очень уверенно произнес он на интеранглийском. – Полуэктов?!

Трудно описать перемену, произошедшую в облике нищего, который минуту назад безучастно сидел на ступенях. Несчастному попрошайке уже нечего было ожидать в жизни, он съежился, сник, представляя собой обломки существа, которое когда-то именовалось человеком, но сейчас…

Нищий вздрогнул, встрепенулся, будто произнесенное вслух имя хлестнуло по нему ударом бича. Его позвоночник выгнулся, он слепо поворачивал голову, одновременно пытаясь шарить руками по горячим ступеням лестницы. При этом его растрескавшиеся пересохшие губы прошептали:

– Эрни… дружище… я не ослышался…

Рорих сделал нетерпеливый жест Ваби – отстань на минуту, затем шагнул вперед и присел на корточки, заглянув в изуродованное, лишенное глаз лицо.

Гримаса страдания исказила черты Эрни Рориха. Живая половина лица побледнела, став неотличимой от скверной пеноплоти, и соединяющий их шрам почти исчез.

Крохотная видеокамера за правым искусственным глазом с тонким визгом поворачивалась из стороны в сторону.

Без сомнения, это был он, сержант Вадим Полуэктов…

– Вадим… – Эрни удивлялся редко, но сейчас он был потрясен. – Дьяволы Элио! Мы ведь думали… думали, что ты мертв!

Нищий, хоть и ориентировался по голосу, но совсем не так уверенно, как это делает опытный слепец, – его рука несколько секунд шарила в воздухе, потом наткнулась на лицо Рориха, пальцы задрожали, остановились на миг, а потом медленно скользнули по рельефу лицевых мышц, вернее того, что от них осталось, – он безошибочно угадал пеноплоть по ее бархатистому холоду, на миг коснулся линзы неживого глаза, потом отнял дрожащую руку от лица Эрни…

В горле Рориха стоял сухой непроглатываемый ком. Решение пришло мгновенно.

– Давай, Вадим, поднимайся. – Рорих наклонился к нищему, собираясь помочь ему подняться, но тот, улучив момент, вдруг шепнул ему на ухо, совершенно иным, уже абсолютно не дрожащим голосом:

– Эрни, дружище, я рад, но не надо поднимать шум. Давай встретимся вечером, после захода солнца. Скажи, где – я приду.

Перемена в голосе Вадима была столь разительна, что Рорих на секунду опешил.

Внимательно посмотрев на потерянного много лет назад друга, он так же тихо, но внятно ответил:

– Я понял. Ты видишь?

Вадим едва заметно пожал плечами.

– На углу, вон за тем сараем с вывеской «Бар». Я подъеду на машине ближе к полуночи.

Дождавшись утвердительного кивка, он выпрямился.

– Эй, Ваби! Поехали.

Вечер подкрался тихо, незаметно.

Звезда Халиф мутной, кровавой каплей стекла за горизонт, и окрестности космопорта погрузились в густеющие сумерки.

Нищие, отсидевшие день на раскаленных ступенях, сдав положенную мзду, медленно разбредались кто куда.

Последним с паперти ушел тот слепец, с которым разговаривал Эрни Рорих.

Космопорт Ганио за столетия эксплуатации сильно видоизменился. Бетонный забор, окружавший некогда автоматизированные склады, растрескался под лучами беспощадного Халифа, местами и вовсе рассыпавшись в щебень. Остатки ограждения торчали из песка, как сломанные зубы.

Нищий в грязной, замызганной одежде неуверенной походкой брел вдоль останков бетонного ограждения, прощупывая пространство перед собой обломком трости.

Вот в заборе обнаружился первый провал, и он свернул в него, споткнувшись о выпирающую из песка груду бетона.

Разгрузочные терминалы высились вокруг мрачными прямоугольными коробками. Гонимый ветром песок, шурша, облизывал их стены. Где-то скрипел оторванный лист облицовки. Редкие фонари между зданиями давали лишь иллюзию света, и основная часть посадочных полей оставалась погруженной во мрак.

Жизнь ганианского космического порта протекала очень своеобразно. Днем здесь совершали взлеты и посадки в основном пассажирские челноки, а транспортные корабли грузились и разгружались ночью. Для такого режима было несколько причин, но главная из них заключалась в том, что автоматика порта без надлежащего ухода давным-давно пришла в полнейший упадок, превратившись в горы раскиданного по периметру ржавого железа, и львиную долю работ приходилось производить вручную.

Разгружать корабли под немилосердными лучами Халифа было делом немыслимым. Приходилось ждать сумерек, когда диск яростной звезды скатывался за горизонт.

Вот и сейчас, с наступлением прохладной темноты, здесь в разных местах начали оживать снующие туда-сюда тени, бледными пятнами вспыхивали бортовые прожекторы транспортных судов, освещая площадки, на которых работали люди, из темноты раздавались крики команд и невнятная брань, изредка к освещенным площадкам подъезжали машины.

Нищий брел среди этих островков ночной жизни порта, привычно постукивая по растрескавшемуся стеклобетону обломком трости. Время от времени он сворачивал, ориентируясь на голоса, подходил к громадным кораблям, подле которых суетились люди, и останавливался, выпрашивая еду.

Как правило, его гнали прочь, но иногда бедняге удавалось перехватить кое-что, и тогда он подолгу стоял на границе света и тьмы, медленно пережевывая подачку…

Рабочие на площадках в основном были инопланетниками. Коренные ганианцы среди них встречались крайне редко. Жители планеты, кичливо выставлявшие себя воинами, не могли унижаться работой.

– Эй, ну-ка, посторонись!

Нищий, к которому был обращен окрик, повернулся на голос.

– Я сказал, прочь отсюда! – на этот раз слова охранника были подкреплены ощутимым пинком.

Поднявшись на ноги, нищий долго шарил руками по земле в поисках оброненной трости, потом, не произнеся ни слова, медленно заковылял прочь.

Охранник молча сплюнул ему вслед и отвернулся, не заметив, что тот, скрывшись в сумраке, сразу остановился, присев в глубокой, черной тени штабелированных ящиков.

На погрузочной площадке намечалось что-то необычное.

По ту сторону освещенного прожекторами круга, подле открытой грузовой рампы космического корабля стояли сразу три легковые машины.

Спустя несколько минут туда же подъехали два трейлера.