Оливер Твист - Чарльз Диккенс

— Стой ты, трусливая собака! — крикнулъ разбойникъ Тоби Крекиту, удиравшему съ всею быстротой своихъ длинныхъ ногъ. — Стой!

Тоби остановился. Онъ не былъ хорошо увѣренъ, что находится внѣ выстрѣла, и зналъ, что съ Сайксомъ шутки плохи, когда онъ находится въ такомъ состояніи духа.

— Подержи-ка мальчика! — съ бѣшенствомъ крикнулъ Сайксъ. — Назадъ!

Тоби сдѣлалъ видъ, что хочетъ вернуться, но шелъ назадъ медленно, неохотно и что-то бормоталъ себѣ подъ носъ съ недовольнымъ видомъ.

— Ну, поворачивайся! — крикнулъ Сайксъ, укладывая мальчика въ сухую канаву и вынимая пистолетъ изъ кармана. — Со мною, братъ, шутки плохи.

Крики тѣмъ временемъ усилились и стали громче. Сайксъ, оглянувшись кругомъ, увидѣлъ, что люди, гнавшіеся за ними, уже перелѣзали изгородь того поля, гдѣ они стояли, и что впереди нихъ бѣгутъ двѣ собаки.

— Пропали мы, Биллъ! — крикнулъ Тоби. — Брось ребенка и удирай!

Съ этими словами мистеръ Крекитъ, предпочитавшій скорѣе быть убитымъ, чѣмъ попасть въ руки своихъ враговъ, пустился удирать во всѣ лопатки. Сайксъ стиснулъ зубы и оглянулся кругомъ. Прикрывъ затѣмъ Оливера плащемъ, въ который его завернули впопыхахъ, онъ бросился по направленію вдоль изгороди, чтобы отвлечь вниманіе отъ того мѣста, гдѣ лежалъ мальчикъ, остановился на секунду у того мѣста, гдѣ двѣ изгороди встрѣчались подъ угломъ, выстрѣлилъ на воздухъ изъ пистолета и, перескочивъ однимъ прыжкомъ черезъ изгородь, скрылся изъ виду.

— Го, гой сюда! — крикнулъ чей то голосъ. — Пинчеръ! Нептунъ! Сюда! сюда!

Собаки, которыя такъ же, повидимому, неохотно преслѣдовали воровъ, какъ и хозяева ихъ, немедленно повиновались. Трое мужчинъ, пробѣжавъ нѣсколько шаговъ по полю, остановились и стали совѣщаться между собою.

— Я совѣтую, или вѣрнѣе, приказываю вернуться домой, — сказалъ самый толстый изъ нихъ.

— Мнѣ всегда пріятно то, что пріятно мистеру Джайльсу, — сказалъ коротенькій, тоненькій человѣкъ съ блѣднымъ лицомъ и заискивающими маверами, какія всегда бываютъ у трусовъ.

— Я то же, джентльмены, не желаю противорѣчить, — сказалъ третій, который звалъ назадъ собакъ. — Мистеръ Джайльсъ знаетъ, что дѣлаетъ.

— Разумѣется, — отвѣчалъ коротенькій человѣкъ, — мы не имѣемъ права противорѣчить тому, что говоритъ мистеръ Джайльсъ. Нѣтъ, нѣтъ, я знаю свое положеніе. Мое дѣло знать всегда свое положеніе.

Сказать правду, маленькій человѣчекъ дѣйствительно понималъ свое положеніе и зналъ прекрасно, что въ данную минуту оно не вполнѣ безопасно, а потому зубы его такъ стучали, какъ въ лихорадкѣ.

— Вы боитесь, Бриттльсъ? — сказалъ мистеръ Джайльсъ.

— Нисколько, — сказалъ Бриттльсъ.

— Боитесь, — сказалъ Джайльсъ.

— «Вы» ошибаетесь, мистеръ Джайльсъ, — сказалъ Бриттльсъ.

— Нѣтъ, «вы» лжете, Бриттльсъ, — сказалъ мистеръ Джайльсъ.

Насмѣшка мистера Джайльса была главной причиной этихъ пререканій, а насмѣшка мистера Джайльса была вызвана тѣмъ, что всѣ ссылались на него, говоря о возвращеніи домой. Третій человѣкъ закончилъ этотъ споръ самымъ философскимъ образомъ.

— Знаете, что я вамъ скажу, джентльмены, — сказалъ онъ, — мы всѣ трусимъ.

— Говорите за себя, сэръ, — сказалъ мистеръ Джайльсъ, самый блѣдный изъ всѣхъ трехъ.

— Такъ я и дѣлаю, — отвѣчалъ третій. — Ничего нѣтъ удивительнаго, что мы трусимъ при такихъ обстоятельствахъ. Я трушу.

— И я также, — сказалъ Бриттльсъ, — только никогда не слѣдуетъ упрекать въ этомъ человѣка.

Такое искреннее сознаніе смягчило мистера Джайльса, который признался также, что боится, послѣ чего всѣ трое оглянулись кругомъ и съ полнымъ единодушенъ пустились обратно домой и бѣжали до тѣхъ поръ, пока мистеръ Джайльсъ (который былъ вооруженъ вилами и запыхался скорѣе всѣхъ) настоялъ самымъ любезнымъ образомъ, что слѣдуетъ остановится и отдохнуть, тѣмъ болѣе что онъ хочетъ извиниться въ предыдущихъ словахъ своихъ.

— Удивительно, — сказалъ мистеръ Джайльсъ, — чего только не сдѣлаетъ человѣкъ, когда кровь у него расходится. Я могъ бы совершить убійство… знаю, что могъ-бы…. поймай я только одного изъ этихъ негодяевъ.

Когда оба товарища его высказались въ томъ же смыслѣ, и кровь ихъ также нѣсколько успокоилась, они заговорили о причинѣ такой внезапной перемѣнѣ въ ихъ темпераментѣ.

— Знаю, знаю причину, — сказалъ мистеръ Джайльсъ, — изгородь!

— А, пожалуй, что такъ! — воскликнулъ мистеръ Бриттльсь, пораженный этимъ заключеніемъ.

— Вы навѣрное согласитесь со мною, — сказалъ Джайльсъ, — что только изгородь сдержала потокъ нашихъ чувствъ. Какъ только я перелѣзъ, такъ кровь моя сразу остыла.

По странному стеченію обстоятельствъ и остальные оба сознались, что въ ту же минуту они испытали такое же чувство. Было, слѣдовательно, очевидно, что всему причиной изгородь, особенно если принятъ во вниманіе моментъ такой перемѣны, ибо всѣ трое прекрасно помнили, что случилось это въ ту именно минуту, когда они увидѣли разбойниковъ.

Разговоръ этотъ происходилъ между двумя мужчинами, которые услышали воровъ и прохожимъ котельщикомъ, ночевавшимъ въ пристройкѣ и присоединившимся потомъ къ нимъ вмѣстѣ съ двумя своими собаками. Мистеръ Джайльсъ исполнялъ обязанности дворецкаго и управляющаго дѣлами старой леди; Бриттльсъ былъ лакеемъ. Такъ какъ онъ поступилъ на службу, будучи еще ребенкомъ, то съ нимъ до сихъ поръ обращались, какъ съ мальчикомъ, не смотря на то, что ему исполнилось уже тридцать лѣтъ.

Ободряя себя такими разговорами, они все время тѣсно держались другъ къ другу и при малѣйшемъ шелестѣ подозрительно осматривались кругомъ. Всѣ трое по окончаніи разговора поспѣшили къ дереву, позади котораго они спрятали фонарь, чтобы воры не видѣли огня и не знали бы въ какомъ направленіи имъ стрѣлять. Они взяли фонарь и во всѣ лопатки пустились домой. Долго еще послѣ того, какъ исчезли изъ виду очертанія ихъ фигуръ, мерцалъ вдали огонекъ, напоминая собой блуждающіе огоньки болотистой ночи.

Воздухъ становился холоднѣе, предвѣщая приближеніе дня, и туманъ стлался по землѣ подобно густому облаку дыма. Трава была мокрая; тропинки и ямки были покрыты жидкой грязью и водой, сырой вѣтеръ завывалъ глухо и тоскливо. Неподвижный и безчувственный Оливеръ все еще лежалъ тамъ, гдѣ его положилъ Сайксъ.

Утро приближалось. Воздухъ становился болѣе рѣзкимъ и холоднымъ, какъ это всегда бываетъ передъ разсвѣтомъ, блѣдные признаки котораго еле мерцали на небѣ…. Ночь умирала, но день еще не рождался. Предметы, казавшіеся такими ужасными среди ночного мрака, принимали все болѣе и болѣе ясныя очертанія и свои обычный видъ. Дождь падалъ крупными, частыми каплями и шумѣлъ среди кустовъ, лишенныхъ уже листьевъ. Но Оливеръ не чувствовалъ, какъ онъ падалъ на него, и продолжалъ лежать безъ чувствъ и безъ сознанія на своемъ глиняномъ ложѣ.

Но вотъ болѣзненный крикъ нарушилъ окружающую тишину и мальчикъ, крикнувъ, очнулся. Лѣвая рука его, крѣпко перевязанная платкомъ, болталась сбоку и вся повязка на ней была пропитана кровью. Онъ былъ такъ слабъ, что съ трудомъ приподнялся и сѣлъ; оглянувшись кругомъ, онъ застоналъ отъ боли. Дрожа всѣмъ тѣломъ отъ холода и слабости, онъ сдѣлалъ усиліе, чтобы встать, но, вздрогнувъ съ головы до ногъ, снова упалъ на землю.

Полежавъ нѣсколько минутъ, Оливеръ почувствовалъ, что сердце его слабѣетъ и, подумавъ, что онъ непремѣнно умретъ, если по прежнему будетъ лежать здѣсь, рѣшился снова встать на ноги и попытаться идти. Въ головѣ у него шумѣло и онъ шатался изъ стороны въ сторону, какъ пьяный. Но онъ удержался на ногахъ и, опустивъ тяжелую голову на грудь, двинулся впередъ, самъ не зная, куда идетъ.

Мысли и видѣнія самымъ причудливымъ образомъ проходили въ его головѣ. Ему казалось, что онъ идетъ между Сайксомъ и Крекитомъ; они сердито смотрятъ… онъ ясно слышитъ ихъ слова… И когда онъ приходилъ въ себя, дѣлая усиліе, чтобы не упасть, то ловилъ себя на томъ, что это онъ говорилъ съ ними. Затѣмъ онъ былъ съ однимъ Сайксомъ, какъ наканунѣ; мимо нихъ проходили люди и онъ чувствовалъ, какъ разбойникъ сжимаетъ ему руку. Вдругъ онъ остановился при видѣ оружія… воздухъ задрожалъ отъ громкихъ криковъ и выстрѣловъ… передъ глазами блеснули огни… шумъ, грохотъ… Кто то поспѣшно потащилъ его. И среди всѣхъ этихъ видѣній онъ испытывалъ, хотя неясное и неопредѣленное, но тѣмъ не менѣе непрерывное ощущеніе нестерпимой боли.

Тутъ онъ остановился и затѣмъ совершенно машинально пролѣзъ между перекладинами воротъ, а быть можетъ и изгороди, и вышелъ на дорогу. Дождь теперь усилился и привелъ его въ себя.

Онъ оглянулся кругомъ и увидѣлъ домъ, который находился такъ близко, что ему не трудно было добраться до него. Тамъ, быть можетъ, сжалятся надъ нимъ, а если не сжалятся, думалъ онъ, то все же лучше умереть вблизи человѣческаго жилья, чѣмъ въ открытомъ полѣ. Онъ собрался съ послѣдними силами и повернулъ къ дому.