Строговы - Георгий Марков

– Ну как мне не знать, Дормидонт Ермилыч, – ответил сиплым тенорком шедший рядом с ним плюгавенький человек, – он самый. Он еще у нашего барчука гувернером был.

У Матвея бешено заколотилось сердце. По голосу в плюгавеньком человеке он узнал одного из приказчиков Кузьмина. Но ватага прошла, и скоро пьяные голоса затихли вдали. «Ищут квартиру Соколовского», – подумал Матвей.

Выйдя из ворот, он быстро пошел по улице в обратном направлении. Снег не хлестал в лицо и не мешал идти полным шагом. Но чем дальше удалялся Матвей от квартиры Соколовского, тем сильнее овладевало им беспокойство.

«Что-то замышляют, бандиты, против Федора Ильича, – шел и думал Матвей, – надо сейчас же предупредить Ольгу Львовну».

Первым же переулком он побежал к постоялому двору.

Не прошло и четверти часа, как Матвей выехал на перекресток и завернул в ту же улицу с тополями. Решил еще раз посмотреть, не вернулся ли Федор Ильич.

Вдруг лошадь шарахнулась в сторону и захрапела. На мостовой, скорчившись, лежал человек, полузанесенный снегом.

«Ничего себе нализался, и домой не дошел», – усмехнулся Матвей и дернул было вожжами, да вспомнил, что надо разбудить человека: не лето на дворе, и замерзнуть недолго.

Человек лежал на боку; Матвей, спрыгнув с саней, подошел к нему и толкнул его ногой в спину.

– Эй, приятель, вставай! Неладную ты постель себе выбрал!

Человек не отзывался. Сухой, промерзший снег осыпался со спины лежащего, и Матвей разглядел блестящие пуговицы.

Матвей нагнулся, схватил человека за плечо, перевернул его.

Это был Соколовский. В последнее время Федор Ильич опять ходил в студенческой форме, тщательно брил бороду.

Кровь похолодела у Матвея в жилах. Он опустился на колени перед трупом, не в силах отвести взгляда от лица человека, которого любил, в которого верил.

Метель не утихала. Снег кружился в воздухе. Под бешеными порывами ветра тополя скрипели, телеграфные столбы гудели, содрогались. Кругом была черная ночь. А Матвей стоял на коленях над трупом, и слезы мерзли на его щеках.

В третьем часу ночи сани остановились у дома, в котором Матвей когда-то отыскивал Федора Ильича и впервые встретил синеглазую женщину.

На звонок отозвались очень скоро, точно дожидались. В окнах вспыхнул свет, и на лестнице послышались легкие скорые шаги.

– Федя, ты?

Матвей узнал голос Ольги Львовны, быстро сошел с крыльца и поднял на плечо Федора Ильича.

– Строгов? – изумилась Ольга Львовна и, открыв засов, заторопилась обратно, сказав откуда-то сверху: – Закройте, пожалуйста, сами. Я с постели и не одета.

Когда Матвей открыл дверь в квартиру, Ольга Львовна, уже одетая, стояла в позе нетерпеливого, тревожного ожидания. Увидев на плече Матвея повисшее тело Соколовского, она вытянула перед собой руки, пошатнулась и со стоном рухнула на пол.

Этой же ночью на квартиру Ольги Львовны собрались извещенные Матвеем товарищи Соколовского: двое рабочих механического завода, студент и девушка-курсистка. Ольга Львовна сказала им, что на квартире Соколовского хранятся важные партийные документы: если они попадут в руки жандармов, подпольный комитет обречен на провал.

Все, кроме Ольги Львовны, тотчас же поехали на квартиру Соколовского.

Дверь открыла старуха, хозяйка квартиры. Сначала она приняла ночных гостей за грабителей, но, увидев среди них девушку, успокоилась.

Комната Федора Ильича оказалась на запоре. Матвей повернул замок и вырвал его вместе с кольцами. Потом взял лампу из рук старухи, прибавил фитиль и сказал:

– Начинайте, товарищи.

Через пятнадцать минут все нужные документы были собраны.

– Что же мне сказать-то Федору Ильичу? – обратилась старуха к Матвею, считая его, очевидно, за главного.

– В бога веруешь, мамаша? – спросил серьезно Матвей.

– Как же, батюшка, как же!

– И в архангелов веришь?

– И архангелов и фирувимов чту.

– А старик у тебя кто?

– Машинистом на чугунке работает.

– Ну вот, богу помолись, мамаша, за Федора Ильича. Умер он. А на архангелов плюнь. Скажи старику, чтобы остерегался их на улице. Это убийцы.

– О господи! – пробормотала старуха, так и не поняв ничего.

Под утро метель стихла. Ветер заметно ослабел. Небо местами прочистилось, и кое-где заискрились подслеповатые, мерцающие звезды.

Матвей, вернувшись на постоялый двор, поспал часа два и снова поехал к Ольге Львовне, чтобы предложить ей свою помощь.

5

Похороны Соколовского превратились в большую политическую демонстрацию. По пути на кладбище к похоронной процессии присоединились рабочие фабрик и заводов, в воздухе зареяли красные знамена, в колоннах зазвучали революционные песни. Казаки и конные отряды полиции носились по соседним улицам и переулкам на пути следования процессии, но нападать на демонстрантов не решались. Волна общественного возмущения, вызванная зверским убийством Соколовского черносотенцами, очевидно, удерживала власти от нового кровопролития.

На кладбище состоялся многотысячный митинг. Матвей не слышал речей ораторов. Вместе с боевой дружиной Антона Топилкина он все время патрулировал между колоннами демонстрантов и державшимися на расстоянии отрядами казаков и полиции.

Домой Матвей вернулся с одной мыслью: скорее в село, ближе к мужикам, к народу. С народом ничто не страшно.

Никогда еще не видела Анна мужа в таком мрачном, подавленном состоянии. Против переезда в село она больше не возражала.

Дед Фишка, узнав о решении Матвея, совсем упал духом. В течение нескольких дней он молчал и лишь изредка бросал на Матвея из-под насупленных бровей сердитые взгляды. Наконец он решил серьезно поговорить с племянником.

– Что же, выходит, прощай и тайга, и охота, и клады? – начал он, выбрав момент, когда Агафья и Анна ушли из дому. – Мужиком земляным теперь заделаешься?

– Выходит, что так, – недовольно буркнул Матвей.

– А не лучше ли, Матюша, на Юксу перебраться, а? – сразу меняя тон, заговорил дед Фишка, и в голосе его послышались теплые нотки. – Завели бы там новую пасеку, охотились бы, почитай, круглый год! А может, посчастливилось бы и… – Но достаточно было ему коснуться заветной мечты, как он вспомнил об испытанном осенью унижении и стал на чем свет стоит клясть Зимовского, призывая на него все кары, небесные и земные.

Когда Матвею надоело слушать его заклинания, он сказал:

– Не то, дядя, говоришь.

Старик вспылил на Матвея, – кажется, первый раз в жизни.

– Как «не то»? По-твоему, отдай тайгу Зимовскому, а сам, нычит, как знаешь? Ты что, Матюша, в уме или рехнулся?

– Что Зимовской! Разве дело только в нем? Доведись ему найти что-нибудь, так мигом нагрянут всякие прибыткины и Кузьмины. Тут надо бить наверняка, всех разом. Народ надо против них поднимать. Вот о чем я.

Матвей произнес это твердо, как давно продуманное и раз навсегда решенное.

Дед Фишка взглянул в постаревшее лицо племянника. Нет, племянник не отступит от тайги, не из таких он. Матвей замышлял что-то новое и грозное.

6

В Волчьих Норах Матвей купил полуразвалившийся пятистенный дом с обветшалой надворной постройкой. К весне Строговы перебрались туда со всем скарбом.

Пришлось обратиться к обществу с прошением о выделении пахотной земли и лугов. Староста собрал сход. Строго соблюдая стародавний обычай, Матвей поставил ведро водки. Мужики пили, похваливали Матвея, желали ему счастья на новом месте, вспоминали щедрого, добродушного Захара.

Только один Евдоким Юткин не прикоснулся к водке. Недоволен он был зятем, Матвей поступил наперекор его желаниям. Евдокиму хотелось, чтоб Матвей выпросил себе надел рядом с его землей. Но Строгов понял, куда клонил тесть. Быть работником Юткиных Матвей не собирался. Анна была тоже против этого.

Мало-помалу начали обживаться на новом месте.

К Матвею потянулись мужики. Шли они с самыми разнообразными нуждами. Одному неправильно подати начислили, другого оштрафовали за потраву лугов, о которой он ни сном ни духом не ведал, на третьего взвалили непосильные мирские работы, от которых выгода одному старосте.

– Посоветуй, Захарыч. Ты все ж таки в городе живал, грамоту, не в пример другим, знаешь. Да и нужда тебя, сказывают, тоже поодаль не обходит, – говорили сельчане Матвею.

Он давал им советы, а многим собственноручно писал прошения. Но всякий раз при этом Матвей говорил, что прошениями не добиться мужикам лучшей доли.

По воскресеньям на завалинке пятистенного дома Строговых собирались мужики со всего села. Матвей охотно вступал с ними в разговор, рассказывал о городских событиях, о расстреле рабочих в Петербурге, о крестьянских волнениях в России, о революции, в которой рабочие и крестьяне должны идти рука об РУКУ.

Не по нраву все это пришлось Евдокиму Юткину. Замышлял он в недалеком будущем открыть торговлю и, будь зять покорным, пристроил бы его в этом деле за главного.