Романы. Рассказы - Варткес Тевекелян

Первые дни они с увлечением осматривали город, многочисленные памятники старины, музеи, развалины Акрополя. Уроки древней истории живо восстанавливались в памяти. Но по мере того как заработанные таким тяжелым трудом деньги таяли, их тревога за будущее увеличивалась с каждым днем.

Как-то на улице они увидели высокое здание с вывеской «Почта и телеграф» и, вспомнив о Качазе, зашли туда. Накрашенная девушка за окном долго копалась в ящиках, наконец вынула пожелтевший конверт и протянула ожидающему Мураду.

— Ребята! Письмо! — радостно крикнул он и тут же, на почте, прочел письмо Качаза вслух.

«16 июля 1926 года

Франция. Марсель.

Дорогие друзья!

Пишу наугад, не знаю, где вы и что с вами. Временами ругаю себя за то, что так необдуманно расстался с вами. Как ни говорите, жить одному в чужой стране тяжело. Хотя мои товарищи по работе, французы, ребята общительные, но мы друг друга мало понимаем, больше объясняемся при помощи рук, чем языком. Удивительное дело: вокруг народу тьма, а я одинок. На заводе, где я сейчас работаю, есть несколько армян, но и с ними я не сумел сойтись, они почему-то меня чуждаются. Подождите, вы так ничего и не поймете из моего письма, лучше напишу по порядку.

Через неделю после вашего отъезда я тайком пробрался на отходящий пароход и спрятался в трюме. Поверите, я даже не спросил, что за пароход и куда он направляется. Мне было совершенно безразлично, куда ехать, хоть к черту на рога, лишь бы уехать из благословенного Стамбула, — уж очень опротивел мне этот город, а без вас он и вовсе показался проклятым.

Когда пароход благополучно прошел Дарданеллы и вышел в открытое море, я вылез из своего тайника: мне опасаться было нечего, самое большее, что могли со мной сделать, — это высадить в первом порту. Но на этот раз впервые в жизни мне по-настоящему повезло. На пароходе заболел кочегар, и помощник капитана, узнав, что я немного бывал на море и не боюсь качки, предложил занять место больного. Разумеется, я долго просить себя не заставил. Но кочегар выздоровел, и в Марселе я решил, что мне придется покинуть пароход и пойти искать себе работу в доках. С работой кочегара я немного свыкся, — хоть она и тяжелая, но в общем ничего. Я обратился к судовому механику с просьбой дать мне справку, что я с работой кочегара справлялся хорошо. «Разве ты думаешь поступать в кочегары? Если так, тогда, пожалуйста, можешь остаться у нас», — сказал он. Итак, я стал кочегаром на французском пароходе «Роз нуар». Потом мы поплыли в Африку. Были в Александрии, два раза заходили в Стамбул. За это плавание я увидел много интересного, о чем напишу вам в другой раз, когда получу от вас ответ. В общем все шло хорошо, и я решил было стать моряком, но странное дело — мне почему-то платили меньше всех, наравне с неграми, а это почти наполовину меньше заработка белого матроса. В феврале, когда мы снова стояли в Марселе, я попросил механика объяснить мне причину такой несправедливости.

— Матрос без документов хуже негра, — сказал он мне. — И если ты недоволен, то можешь проваливать на все четыре стороны.

После этого мне пришлось уйти.

Один матрос, с которым я подружился во время плавания, устроил меня в доках, где я работаю клепальщиком, вернее — учусь.

Здесь много безработных, и каждый рабочий дрожит за свое место. В любую минуту можно остаться за бортом, а это страшно, в особенности для нашего брата эмигранта: ведь никакой закон нас не защищает, не говоря уже о том, что нам пособия по безработице не полагается.

Вот какие мои дела. Очень хотелось бы узнать о вас: как вы устроились, как живете? Вам, наверное, легче, чем мне: вы греческий язык знаете не хуже самих греков.

Ребята, напишите поскорее, подробно опишите свое житье-бытье. Я буду ждать вашего ответа с нетерпением.

Ваш Качаз.

P. S. Мурад, если вам туго, то напиши. Франков двести я могу выслать. Хотел пригласить вас сюда, да боюсь. Во-первых, очень сложно получить визу (другое дело, если бы вы могли путешествовать, как я), во-вторых — а это, пожалуй, самое главное, — боясь, что вы здесь не сумеете найти работу, тем более без знания языка. Пиши.

К.».

— Ай да Качаз! Молодец, не то что мы! Сам устроился, работает, да еще денег нам предлагает! — восторгался Мушег.

— Когда это было! Смотри, письмо написано шестнадцатого июля, а сейчас конец ноября. За это время он мог десять раз потерять работу, — умерил восторг товарища Мурад.

— Все равно. Качаз не пропадет, я в этом уверен.

— Мы тоже не пропадем. Только не унывайте. Пошли искать Теоредиса, — может, он нам поможет. Мы люди не гордые, примемся за любую работу, а там видно будет, — успокоил Мурад своих упавших духом товарищей.

В адресном столе Теоредиса не числилось.

— Наверное, ваш знакомый живет на пустыре, где дома без номеров, а улиц совсем нет; поищите его там, если вы твердо знаете, что он в Афинах, — посоветовала добродушная женщина, долго рывшаяся в картотеке.

На окраине города громоздилось множество бесформенных лачужек, сколоченных из разбитых ящиков и железных листов, без окон и дверей, кузовов старых автомашин, землянок. Издали все это напоминало цыганский табор. Здесь жила афинская беднота.

После долгих и настойчивых расспросов Мураду наконец посчастливилось натолкнуться на человека, знающего Теоредиса.

— Знаю, как же! Вместе работаем на текстильной фабрике, только в разных цехах. Он сейчас на работе, отправляйтесь туда и попросите в проходной, может быть, сторожа вызовут его, — сказал рабочий и взялся показать дорогу на фабрику.

В проходной Теоредиса вызвать отказались и грубо предложили не путаться под ногами. Делать было нечего. Юноши устроились на краю тротуара, напротив ворот, и стали ждать конца смены.

Часа через два раздался протяжный гудок, извещающий о конце смены, и вскоре у ворот показалась знакомая фигура бывшего погонщика мулов; сейчас он был в запачканной спецовке. Мурад еще издали закричал:

— Дядя Яни!

Теоредис от неожиданности растерялся, но сразу же пришел в себя и стал радостно обнимать ребят.

— Вот так встреча! Никак не думал увидеть вас здесь! — Он долго тряс руку Мурада. — Вижу, вас трое, — где же остальные? Тот, черный, что у нашего попа жил, брат, кажется, твой, и другой, высокий?

— Высокого больше нет в живых, а от черного только что получили письмо — он в Марселе.

— Пойдемте ко мне, там вы мне все расскажете, — предложил Теоредис. — Кстати, мы обсудим, как вас устроить. Подумать только: судьба нас в третий раз сводит вместе!

По дороге Теоредис говорил без умолку. Оказалось, что он работает молотобойцем и надеется вскоре стать кузнецом.

— Знаешь, Мурад, я женился, — наконец сообщил он. — Жена моя тоже на фабрике работает, она ткачиха. — И, смутившись, добавил: — Скоро у нас ребенок будет!

— Я очень рад за вас, дядя Яни! — искренне сказал Мурад.

Теоредис привел их в лачужку, где ютился он с женой.

Жена Теоредиса, круглолицая, маленького роста женщина, встретила их приветливо.

— Яни не раз рассказывал мне вашу историю, как он тогда спас и увел вас к себе в деревню, как вы там жили, как встретили его на железной дороге и вместе уехали в Константинополь, — говорила она сочувственно.

Вспомнили родину, караван Гугаса, греческую деревню, мать Теоредиса и его сестру Марту, деревенского попа, который непременно хотел крестить ребят. За это время хозяйка приготовила скромный обед и угостила всю компанию.

— А теперь пойдем на фабрику, к управляющему, поговорим насчет работы, авось он примет вас, — предложил Теоредис.

Управляющий, солидный человек с большим животом, согласился принять на работу Мурада и Мушега — первого в качество ткача, а второго учеником слесаря в ремонтную бригаду — и направил их в общежитие. Но Каро не принял.

— Для ткача он мал ростом, до батана не достанет, а для другой работы слаб, — сказал он.

Напрасно Мурад просил — ничего не помогло, управляющий остался неумолимым.

Ребята вышли на улицу счастливые. Только Каро стоял растерянный.

— Ничего, Каро, ты не падай духом. Пока поживешь с нами, а там найдешь себе какую-нибудь работу, — сказал Мурад.

Общежитие, куда они переехали жить на следующий день, напоминало ночлежку в Пирее, с той разницей только, что здесь вместо коек были двухэтажные нары. Семейные рабочие отгородились от холостяков ситцевыми занавесками. В узком проходе между нарами женщины готовили обед, стирали белье. Тут же бегали полуголые детишки.

Найдя себе свободное место на нарах и оставив свои вещи на попечение Каро, Мушег с Мурадом отправились на фабрику.