Дети Бога - Мэри Расселл

Муж заворчал, но Суукмел задумчиво добавила:

— Китери — человек, которого стоит узнать получше, мой господин. Даже если забыть о поэзии, годы ссылки, проведенные им во Дворце Галатны, по-видимому, не были потрачены впустую. У него есть, скажем так, тесные связи по всей его территории. — Ма фыркнул, развеселившись, а она с улыбкой продолжила: — Способные и энергичные люди, которые ныне поставляют Китери информацию и понимание. Идеи. Уже в первый сезон своего правления он учредил новые и беспрецедентные ведомства, назначив туда таких же людей, даже третьерожденных, причем осуществил это почти без противодействия радетелей традиций.

Перестав рыскать туда-сюда, Ма Гурах Ваадаи уставился на жену. Как и подобает, она опустила глаза, но лишь затем, чтобы вновь нацелить на него взгляд, прямой и пытливый.

— Любопытно, не так ли? Как ему это удалось? — спросила Суукмел удивленным голосом. — Возможно, мой дорогой господин откроет для себя нечто важное, наблюдая за ним? — предположила она. — Как бы то ни было, Китери больше не ищет жену.

— Конечно, нет. По всей видимости, он ищет новых бесхвостых монстров, чтобы совокупляться с… — И тут до него дошло. — Что ты слышала?

— Он помолвлен. С малышкой из Палкирна. Со старшей дочерью регента.

— Элли'нал? Она ж только из пеленок!

— Именно.

Опустив уши, муж уставился на Суукмел с открытым ртом.

— Это же мастерский удар — разве ты не согласен? — пояснила она. — Инброкар расположен в центре Тройственного союза; на западе он граничит с Мала Нджером, на востоке — с Палкирном. Брачный контракт с Элли'нал поддерживает спокойствие за спиной Китери, в Палкирне, — пока ребенок растет. Тем временем со своим западным соседом, Мала Нджером, он может вести дела на прагматичной основе. — Не сразу, но Ма это понял. — Мала Нджер может быть для Инброкара чем угодно. Покровителем. Партнером. Добычей. Возможно, Китери хочет пересмотреть условия нашего союза.

— Мне не сообщали об этом палкирнском браке, — сказал посол.

— И тем не менее…

Он проследил за ее взглядом, брошенным на Таксаю, ее рунскую служанку, сидевшую в углу, — прямо-таки эталон молчаливого, почтительного внимания к своей хозяйке. Которой можно было доверить заводить друзей среди ее соплеменников. Которая хорошо говорила на к'сане; которая многое слышала и докладывала обо всем. Которая была достаточно умна, чтобы казаться глупой, когда это полезно.

— В таком случае, — выпалил Ма в полном недоумении, — чего Китери хочет от моей дочери?

— Совершенно ничего, мой дорогой господин, — ласково сказала Суукмел. — Это не с твоей дочерью хочет встретиться Хлавин Китери, а с твоей женой.

Откинув голову назад, Ма захохотал.

— Ты шутишь! — воскликнул он.

— Я вполне серьезна, мой господин. Более того, я сама хотела бы встретиться с ним.

Трудно сказать, что тут было более шокирующим: употребление женщиной слова «я» или предположение, что муж Суукмел позволит ей встретиться с посторонним мужчиной, не говоря уже о таком мерзком типе, как Китери.

— Невозможно, — наконец выдавил Ма.

— И все-таки, — произнесла она, не отводя глаз.

Ни для кого не было тайной, что половиной, если не больше, своего внушительного успеха на дипломатическом поприще и почти всеми радостями жизни Ма Гурах Ваадаи обязан своей жене. Укрытая от чужих глаз, собирающая сведения, оценивающая, сравнивающая, действующая через посредников, госпожа Суукмел Чирот у Ваадаи и после шестнадцати лет брака продолжала удивлять своего мужа, а заодно пугать его и провоцировать. Не красавица, но знающая, искусная, желанная. «Не безумная, — подумал Ма, — и все же в том, что она предлагает, определенно есть…»

— Невозможно, — повторил он.

И тем не менее.

Спустя несколько дней Ма Гурах Ваадаи, посол территориального правительства Мала Нджера в Инброкаре, направился в резиденцию Китери, чтобы вручить свои верительные грамоты сорок восьмому Верховному — этому бесстыдному поэту, этому явному убийце, этому извращенному принцу, который хочет встретиться с Суукмел.

Встреча была сугубо официальной: еще один занудливый образчик инброкарского протокола, столь же витиеватого и бессмысленного, как и сама резиденция Китери — с ее плохо гармонирующими башнями, ее палисадами и балконами, соединенными крутыми пандусами, ее взмывающими арками, ее галереями, украшенными лепкой и резьбой. Здесь жили многие поколения Китери, и каждый новый Верховный чествовал своего покойного отца переделанным профилем крыши, бессмысленной оборонительной башней или спиральной башенкой, дополнительным слоем резного орнамента, еще одним ярусом крытых мостиков. Весь дворец был вещественной демонстрацией глупости новизны. «Для династии Китери типично, — подумал Ма Гурах Ваадаи, — проповедовать неизменность и заниматься новаторством». Выведенный и взращенный для сражений, Ма ненавидел это место, как ненавидел лицемерие и притворство, даже несмотря на то, что его обязанностью сейчас было применять лицемерие и притворство. Лишь удовольствие, получаемое Суукмел от всего изысканного, оправдывало эту дурацкую игру.

Как Верховный, так и посол могли петь на высоком к'сане, хотя инброкарская традиция требовала, чтобы они притворялись, будто это не так, — дабы замедлить и усложнить ритуал. Но ответ Верховного на вступительную ораторию Ма был исполнен превосходно, и следовало признать, что рунские переводчики и специалисты по протоколу здесь отличные. У служанок Ма не было причин исправлять что-либо, сказанное от его имени инброкарской рунао, которой поручили переводить маланджу для Верховного; так же как не было ошибок и при переводе стихов Верховного. И хотя руна, как правило, ненавидят музыку, никто из персонала Верховного за все время церемонии ни разу даже не дернул ухом. Гораздо лучше знакомые с церемонией, чем оба джана'ата, на самом деле они, казалось, наслаждались ею и аккуратно направляли торжественное прохождение через величавый обмен детально разработанными приветствиями, подарками и обещаниями.

Ма Гурах Ваадаи как раз начал подумывать, не откинуться ли ему на хвост, чтобы вздремнуть в душной жаре этой царственной печи, когда перешли наконец к обмену прощаниями, и он вовремя очнулся, дабы пропеть, как и требовалось, в близкой гармонии с Верховным. Закончив это, Ма уже с облегчением приготовился сбежать, но тут Хлавин Китери поднялся с обитой мягким покрытием, выложенной подушками, позолоченной и украшенной драгоценными камнями лежанки и, сощурив веселые глаза, подошел к послу Мала Нджера.

— Ужасно, не правдали? — произнес Верховный, бросая взгляд на тесную и душную парадную комнату и демонстрируя смятение, схожее с тем, которое испытывал, хотя и тщательно скрывал Ваадаи. — Я начал подумывать о пожаре. Иной раз, чтобы выбраться из лабиринта, нужно обратить его в угли и пройти прямо по золе. — Улыбнувшись удивлению Ма, он продолжил: — Ну, а пока я велел разбить в горах летний лагерь. Может, вы присоединитесь ко мне там, дабы мы могли узнать друг друга в более комфортной обстановке?

Официальное приглашение прибыло в резиденцию посла на следующее утро, а через шесть дней Ма Гурах Ваадаи уже плыл на посольской барже вверх по реке, сопровождаемый своим официальным переводчиком, своим личным переводчиком, своим секретарем, своим поваром, своим костюмером и служанкой своей жены, Таксаю.

Он полагал, что Верховный, упомянув про свой «лагерь», всего лишь позволил себе инброкарское преуменьшение. Ма ожидал увидеть место столь же вычурное и ужасное, как дворцы Китери, но, к его удивлению, лагерь оказался просто группой шатров, рассредоточенных по всей долине, остужаемой горными ветрами. Если не считать, что палатки были сделаны из золоченой ткани, поддерживаемой посеребренными шестами, а диваны в них были обиты самой мягкой и нежной материей, которую Ваадаиг когда-либо осязал, — лагерь был аскетичен, точно военный бивуак.

— Полагаю, это более отвечает вкусу солдата Мала Нджера, — крикнул Китери, без всякого эскорта подходя к причалу, пока закрепляли баржу. Улыбнувшись явному удивлению посла, Китери протянул руку, помогая Ма сойти с баржи. — Вы еще не ели?

И то был не последний раз, когда этот человек застал посла Ма Гурах Ваадаи врасплох. На отдыхе, в неформальной обстановке, одиозный Хлавин Китери оказался вполне светской и приятной личностью. Его гости были умными и интересными людьми, а торжественное пиршество по случаю открытия лагеря было великолепным и изысканным.

— Вы столь любезны, — промурлыкал Китери, когда посол выразил восхищение едой. — Я рад, что вам понравилось. Это результат новой забавы. Или, вернее, возрождения древнего искусства. Я устроил здесь, на холмах, охотничий заповедник.

— За мясом пришлось погоняться, — доверительно сообщил один из гостей. — Отличный тренинг, а после — и превосходная еда.