Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Благодаря безудержной контрпропаганде, которой занимались большевистские агитаторы, в действующих частях фронта началось массовое дезертирство. Генерал Головин в своих мемуарах писал: «Толпы бегущих с фронта заполонили все дороги, производя величайшие зверства, расстреливали попадавшихся на пути офицеров, грабили и убивали местных жителей, без различия сословия и достатка, хотя делалось все под внушенный большевиками лозунг “режь буржуя”». О масштабах падения дисциплины можно судить по такому факту. Ударный батальон, присланный в качестве заградотряда в тыл 11-й армии в местечке Волочиск, только за одну ночь задержал 12 тысяч дезертиров. 19 июля 1917 года, несмотря на серьезные проблемы такого же рода в своей армии, немцы перейдут в наступление на этом участке фронта.
04.07
В этот день – 21 июня 1917 года по старому стилю – Временное правительство приняло закон о предоставлении женщинам-юристам права вступать в адвокатуру, быть частными поверенными и присяжными стряпчими. «Фактически с этого момента словосочетание “женщина-адвокат” обрело реальный смысл», – писала газета «Утро России», уточняя, что «за несколько месяцев, прошедших после революции, то есть с февраля 17-го, в сословие присяжных поверенных было принято значительное количество женщин, но они были обречены на бездействие, поскольку суды не выдавали им свидетельств на право ведения чужих дел». Но главное, конечно, заключается в том, что равноправие между мужчинами и женщинами в столь важной сфере жизни, как судопроизводство, можно было считать достижением революции без каких-либо оговорок.
В те дни социальная и политическая активность женщин наглядно проявляла себя. Напомним, что днями ранее в Москве и Петрограде прошли собрания женщин, готовых пойти добровольцами в армию, началось формирование женских батальонов. Стали появляться и женские политические лидеры.
Громкую полемику вызвала публикация в большевистской «Правде» статьи Александры Коллонтай «Пленники русских империалистов», в которой предлагалось предоставить пленным солдатам и офицерам германской и австро-венгерской армий все свободы наравне с русскими гражданами. По той простой большевистской логике, что эти люди в свое время оказались заложниками своих империалистов, германских и австрийских, погнавших их силком на войну, а теперь они в положении пленников уже империалистов русских. В то время как общие цели и задачи пролетариата требуют объединить усилия, и сотни тысяч военнопленных вражеских армий, оказавшихся внутри России, – это потенциально мощный отряд в поддержку пролетарской революции. С жесткой критикой таких призывов, апеллируя к национальным, патриотическим чувствам, выступили две общественные организации. Кто бы помнил о них: это были Комитет бежавших из плена (председатель ефрейтор Медведев) и Союз инвалидов войны (председатель солдат Артемьев). В их заявлении говорилось: «Госпожа Коллонтай заботливо посвящает целую статью вражеским пленным, хотя в настоящее сложное время им уже неосторожно предоставлены свободы, о которых и мечтать не могут два миллиона наших злополучных товарищей, русских военнопленных, приниженных до скотского состояния и планомерно, всеми способами истребляемых в германских и австрийских лагерях. Но Коллонтай о них почему-то вовсе не вспоминает. Не говоря уже о том, что ее тезка – сердобольная царица-немка Александра Федоровна с придворными немцами и без того постоянно улучшали положение германских и австрийских пленных в России». Итак, первое заметное участие Александры Коллонтай, в будущем видного партийного и государственного деятеля, в событиях 1917 года выразилось в хитроумной попытке соединить антивоенные взгляды, призывы к человеколюбию с революционной экстремой сторонников диктатуры пролетариата.
05.07
В этот день – 22 июня 1917 года по старому стилю – начальник московской милиции Никитин подписал приказ, в котором говорилось: «Прошлого дня имел место случай обстрела чинов милиции вооруженными черкесами, нанятыми частным лицом для охраны своего владения. В результате возникшей перестрелки был ранен один милиционер. Считаю необходимым разъяснить, что наем частными лицами особых стражников, телохранителей, никоим образом не будет мною допущен в Москве. Всякие такого рода охранники должны быть немедленно распущены. Контроль за исполнением приказа возлагаю на участковых комиссаров милиции». Февральская революция упразднила не только монархию, одновременно была ликвидирована существовавшая при царизме система органов безопасности, охраны порядка. Были ликвидированы жандармские управления. Причем в первые послереволюционные дни прямо в газетах печатались списки тайных агентов и осведомителей охранного отделения (органа политического сыска). Все городовые, участковые чины полиции автоматически были уволены, причем с запретом заниматься, скажем так, профессиональной деятельностью впредь. Исключение было сделано для представителей следственных органов, ведущих дознания по криминальной и уголовной части.
Естественно, образовалась пустота, которую заполнили люди другой закваски. На офицерские должности были назначены представители общественности, партийные активисты, депутаты местных выборных органов власти и земства. Рядовой состав пополнили студенты, горожане-обыватели, в основном молодежь. С одной стороны, все они были не запятнавшими себя пособничеством с царизмом, но с другой – профессионально неискушенными. Авторитет новой власти и без того был невысок. Кроме и даже помимо милиции общественный порядок в городах в первую очередь поддерживали вооруженные отряды из солдат местных запасных полков и гарнизонов. Они ориентировались на соответствующие исполкомы солдатских и рабочих депутатов. И представления о порядке и нарушениях закона у них были специфические. Словом, на улицах царило двоевластие. Но как выяснилось, обыватель в этой ситуации решил защищать себя сам. Не каждый, конечно, а такой, у кого для этого были средства. Бизнесмены, купцы, хозяева магазинов стали нанимать вооруженную охрану, иногда, как видим из процитированного документа, – характерную и знаковую, кавказцев и черкесов.
Показательно, что начальник московской милиции Никитин, упомянув этнический аспект проблемы лишь однажды, все свое возмущение обратил на явление как таковое: «Существование учреждений охраны, образованной частной инициативой, допустимо лишь в качестве вспомогательных органов с полным подчинением начальнику милиции города Москвы. От него зависит как само по себе разрешение существовать таким органам охраны на правах дополнительной милиции, так и определение круга обязанностей и порядка несения службы. Предупреждаю, что всякие частные охраны, созданные без ведома управления милиции, совершенно недопустимы. О каждом случае обнаружения подобной организации немедленно доводить до моего сведения». Вроде бы все жестко и однозначно. Но осадок остался. До сведения начальника московской милиции о таких случаях, конечно, доводили и впредь, но просто потому, что
