Солнце бессонных - Юлия Колесникова

Он был удивлен, почти возмущен:

— Я совершенно не это имел ввиду.

Его глаза горели не добрым огнем, и я получала странное удовольствие, видя, что он хоть как-то мучается из-за меня. Увидев, как я смотрю на него, он закрыл глаза, тем самым будто бы отгородившись.

Потом Калеб надолго замолчал и словно застыл, я даже подумала что оглохла, — от него не доносилось ни звука. Я немного поерзала под одеялом, чтобы услышать хоть какой-то звук.

— Тебе больно? — он почти моментально подскочил ко мне и поставил руку на лоб. Я охнула, но не от его холодности, а от необычайной близости, к которой не привыкла. Скрипнув зубами, он убрал руку.

— Все…хорошо, — выдохнула я, стараясь скрыть дрожь от его прикосновения, — Просто проверяю, не оглохла ли я.

— Понятно, — буркнул он, и на его лицо вернулось знакомое мне раздражение. И снова замолчал, как и раньше не обращая на меня внимание. Все то же переигрывание ответственности. Наверняка мои родители не просили везти меня в больницу от каждого чиха.

Вынуждено наслаждаясь тишиной я чувствовала, как усталость наваливается, накатывая на меня волнами, с каждым разом сильнее, но один вопрос мучивший меня так давно, внезапно занял все мои мысли теперь, не давал закрыть глаза. И я никак не могла решиться задать его.

— Все хотела спросить, — я набралась сил и смелости и посмотрела на Калеба в упор, боясь, что в последний момент струшу. — Не знала, как ты отреагируешь, но раз мы одни…

Он нетерпеливо открыл глаза и посмотрел на меня.

— Не тяни,… спрашивай, хуже не станет, — устало вздохнул он, и словно человек удобней устраиваясь в кресле. Я как завороженная смотрела за его движениями.

Хуже чего? — подумала я, но не решилась переспросить. Нужно узнать ответ хотя бы на один вопрос.

— Как ты объясняешь своим… — я хотела сказать пассиям, как называла их Оливье, и передумала, — девушкам, то, что твоя кожа такая…ледяная…гладкая? Неужели их это не интересовало?

Мне все тяжелее было держать глаза открытыми, я вздрагивала каждый раз, когда они закрывались, упрямо возвращаясь к Калебу.

— Конечно же, спрашивали, — хмыкнул самодовольно он, наверное, даже не понимая, как сейчас хорош, при тусклом свете лампы, — и хотя ты наверняка считаешь, что все они тупы (с легкой руки наших общих подруг), оказывается, даже они слышали о плохом кровообращении. И притом, не знаю, что рассказывали Сеттервин и Оливье, о том как встречались со мной, я очень редко иду на телесный контакт. Я стараюсь, как можно дольше избегать его, если ты конечно понимаешь…

Прошло несколько минут, я почти засыпала, но все еще следила за нитью разговора.

— Вот почему…? — скорее утвердительно сказала я, не открывая глаз.

— Что почему? — голос Калеба звучал непонимающе и сердито. Ему не нравилось когда что-то ему не подчиняется.

— Вот почему не больше 3 недель. Ни одна девушка не выдержит встречаться с таким, как ты и не чувствовать … — последнее слово я намерено не сказала, сделав вид что заснула. И хотя так оно почти и было, я еще успела услышать его тяжелый вздох.

Прошла неделя после того как я очнулась и около моей кровати сидел Калеб. Он почти не появлялся днем, а когда все же приходил, я или спала, или он молчал. Меня раздражало его поведение, словно меня изучают.

Сегодняшний день можно было назвать почти веселым. Я уже свободно бродила по дому и мне даже разрешали разогреть себе еду самостоятельно. И самое важное, это был первый день, когда ко мне, хвала небесам, перестал приезжать врач. Меня раздражали его глупые вопросы, и руки так бесцеремонно обследующие меня.

Часа в четыре появилась Бет и избавила меня от просмотра очередного сериала по телевизору (так и ни одного матча по хоккею!). Ворвавшись как тайфун, она тут же очаровала моих родителей и подняла настроение мне. Прям свет в конце туннеля, постоянного чередования дней.

— Надеюсь, до следующей субботы ты выздоровеешь полностью, а то все мы уже точно, собираемся поехать к «Терри», и я так хочу, чтобы и ты поехала, — Бет прилегла на кровать около меня. — Это просто кемпинг. Разложим палатки, будет костер, гитары. Теренс и Калеб классно поют! Будем жарить сосиски, прям как у вас в Америке и даже зефир! Ты даже себе не представляешь, какое там прекрасное небо ночью.

Я молчала, наслаждаясь беззаботностью Бет, и думала, как можно полюбить человека, зная его не полных два месяца. Но, наверное, Бет подкупила меня еще тогда в первый день в школе. В порыве я обняла ее и вновь опустилась на кровать.

Она выглядела довольной, но смущенной:

— Знала бы ты, как все мы переживали. И хоть тебе не нравятся такие разговоры, Калеб себе совершенно места не находил, особенно плохо было, когда он слышал как кто-либо обговаривал то что ты сказала на лекции…

Она замялась, но я не обиделась:

— Все в порядке ты даже и не знаешь, какое облегчение принесло то, что об этом знает еще кто-нибудь. Я наконец-то свободна от того что случилось и больше себя не ассоциирую с… — я на миг смолкла, не зная смогу ли сказать это слово, — с изнасилованием.

Я улыбнулась, понимая, что действительно свободна. Депрессия почти прошла, я чувствовала себя хорошо. И от странного поведения Калеба я не злилась как раньше, хотя мои чувства к нему становились лишь сильнее. Я каждый день ждала его, даже зная, что он будет отмалчиваться и разговаривать в редких случаях.

— Если я захочу об этом поговорить — то ты будешь первой.

Было видно, что Бет приятно такое слышать.

Ну, а я сделала вид, что не слышала ее слов о Калебе. Я и так слишком часто думала о нем, и что странно, на это откликался ребенок. Срок подходил к седьмому месяцу, и мой живот увеличился (куда уже больше!).

Я все еще не могла понять, что же меня так раздражало в Калебе в последнее время, так как теперь, я почти не злилась.

Чтобы отвлечься я предложила Бет:

— Подойди к крайнему ящику и открой.

Она живо соскочила с моей кровати, чем напомнила мне, что я еще почти три месяца не смогу повторить подобное. Она театрально открыла дверцу со звуками «ТА-ДАМ!!!». В прозрачных чехлах висело куча одежды, напоминающей мне о Чикаго и обо всем том, что следовало забыть. У меня новая жизнь и старой в ней нет места. Мое умение закрывать на прошлое глаза, можно было назвать спасительным кругом. Половина всего этого было новым, купленным мной незадолго до ТОЙ ночи. С некоторых вещей я даже не срезала бирки.

— Не хочешь помочь мне избавиться от прошлого? Как понимаешь я еще полгода не смогу влезть в свой нормальный размер, а одежда стоит…

Бет просто остолбенела. Она, трепеща, прикоснулась к одной из бирок и хрюкнула: