Настоящие сказки Шарля Перро - Шарль Перро

Король выслушал это с беспокойством.

– Может ли такое случиться, – спрашивал он у своих приближённых, – чтобы мой сын помешался? Ведь он всегда был так умён. Вы знаете, что до сих пор все им восхищались, да и сейчас я не замечаю, чтобы у него был блуждающий взор; просто он мне кажется каким-то грустным. Надо мне самому с ним поговорить, может быть, я сумею разузнать, что за безумие им владеет.

В конце концов король послал за принцем, велел всем выйти из покоев, и после нескольких слов, которые сын выслушал невнимательно и на которые ответил невпопад, король напрямую спросил, что с ним такое случилось, отчего и сам он и его настроение так изменились. Принц, полагая, что минута настала благоприятная, бросился к его ногам и сказал:

– Вы решили женить меня на Чёрной Принцессе. Вы находите очень важным этот брачный союз, и я не могу вам обещать того же, говоря о принцессе Желанье, но отец мой и повелитель, в ней я вижу такую красоту, которой нет в целом свете.

– А где вы их видели? – спросил король.

– Портреты той и другой прислали мне, – ответил принц Воитель (его назвали так после того, как он выиграл три больших сражения). – Уверяю вас, что я так сильно люблю принцессу Желанье, что, если вы не расторгнете нашу помолвку с Чёрной Принцессой, я вынужден буду умереть – и я рад, что не буду жить, потеряв надежду соединиться с той, которую люблю.

– Значит, это с её портретом, – строго продолжал король, – вы изволите вести разговоры, которые делают вас посмешищем в глазах всех придворных? Вас уже считают сумасшедшим, и если бы вы только знали, что мне об этом передают, то устыдились бы этой своей слабости.

– Я не могу упрекать себя за столь дивный пламень любви, – отвечал принц, – и если бы вы увидали портрет это прелестной принцессы, вы бы одобрили мои чувства к ней.

– Ну так принесите его сейчас же, – сказал король с нетерпением, выдававшим его горе.

Наверно, принц был бы этим весьма озабочен, если бы только он не был уверен, что никто в мире не сможет сравниться по красоте с принцессой Желанье. Он бросился к себе в комнату и вернулся к королю, который почти так же восхитился портретом, как и его сын.

– Ах, – сказал он, – дорогой мой Воитель, теперь я понимаю, что вас так страстно волнует. Да я прямо помолодею, если при моём дворе будет такая очаровательная принцесса. Я сейчас же снаряжу послов к Чёрной Принцессе, чтобы расторгнуть вашу помолвку; пусть даже затем у нас с ней возгорится жестокая война, я всё же решаюсь на это!

Принц почтительно поцеловал руки отца и несколько раз обнял его колени. Он так был доволен, что его еле узнавали. Он торопил отца послать поскорее гонцов не только к Чёрной Принцессе, но и к принцессе Желанье. При этом он требовал, чтобы к ней был отправлен самый богатый и самый хитроумный посланник, потому что ему придётся выступать в самом блистательном посольстве и добиться того, чего принцу так хочется. Король остановился на Бекафиге; это был молодой, очень красноречивый вельможа, и доходу у него было сто миллионов в год. Он очень любил принца Воителя, и чтобы угодить ему, снарядил такой богатый и пышный посольский выезд, что и вообразить нельзя. Его усердие не знало пределов, ибо любовь принца росла с каждым днём, и он без конца умолял посланника отправиться как можно скорее.

– Подумайте, – говорил ему принц, – ведь дело идёт о моей жизни; ведь я теряю рассудок, как подумаю, что отец принцессы может принять чьё-нибудь другое предложение и не захочет его расторгнуть ради меня, – и тогда я потеряю её навсегда.

Бекафиг успокаивал его, чтобы немного отсрочить свой отъезд, так как ему очень хотелось, чтобы все его траты принесли ему честь и почёт. Он снарядил восемьдесят карет, которые все блистали золотом и алмазами, и самые красивые миниатюры не могли сравниться с теми, которые украшали эти кареты. Было ещё пятьдесят других карет, двадцать четыре тысячи конных пажей, одетых роскошнее принцев, да и все остальные в этом великолепном поезде были им под стать.

На прощальном приёме у принца, тот сказал посланнику:

– Не забывайте, мой дорогой Бекафиг, что жизнь моя зависит от супружества, которое вы едете устраивать; постарайтесь не упустить ничего, чтобы уговорить и привезти к нам принцессу, которую я обожаю.

И снабдил его тысячей разных подарков, изящество и роскошь которых соперничали друг с другом: тут были и различные любовные изречения, вырезанные на алмазных печатках, карбункуловые[49] часы с буквами имени принцессы Желанье, и браслеты с рубинами, вырезанными сердечком. Словом, чего он только не выдумал, чтобы ей понравиться.

Посланник вёз с собой портрет юного принца, написанный человеком столь учёным и искусным, что портрет этот умел разговаривать и произносить очень хитроумные любезности. По правде сказать, он не на всё отвечал, что ему говорили, но это было уж не так важно. Бекафиг обещал принцу сделать всё возможное, чтобы исполнить его желание, и прибавил при этом, что везёт с собой такую кучу денег, что даже если ему откажут в руке принцессы, он столкуется с кем-нибудь из приближённых дам и сумеет её похитить.

– Ах, – воскликнул принц, – на это я не могу согласиться: мы можем её обидеть такой непочтительностью.

Бекафиг ничего на это не ответил и пустился в путь. Шумные слухи о посольстве предупредили его прибытие. Король и королева были в восторге; они очень уважали его государя и знали о великих подвигах принца Воителя. Однако они ещё лучше были осведомлены о личных достоинствах принца, и потому, когда они думали о том, что пора подыскивать жениха дочери, то во всём мире не могли найти никого, кто был бы более достоин такой невесты. Для Бекафига и его посольства приготовили целый дворец и сделали все надлежащие распоряжения, чтобы он увидал королевский двор в полном великолепии.

Король и королева решили, что посол обязательно должен увидеть принцессу Желанье, но тут к королеве явилась фея Тюльпанов и сказала ей:

– Берегитесь, госпожа моя, не приведите Бекафига к нашей малютке (так она всегда называла принцессу); ни в коем случае не должен он видеть её, ещё не пришло время для этого; и не соглашайтесь отсылать её к королю, пока ей не минет пятнадцать лет, ибо я уверена, что если она поедет раньше, с