Сейф дьявола (роман и повести) - Йозеф Глюкселиг

— Вы сами мне это сказали.

— Кто этому поверит, Майер? Эту игру вы уже проиграли. И Пассвег вам не поможет: его направляют завтра на стажировку в Англию.

— Значит, инспектора уже убрали, — задумчиво произнес Майер. — А теперь чья очередь? Ланге? Вернера? Лапы?

— Все не то, — ответил Фишер. — Ваша, Майер.

Они некоторое время изучали друг друга, после чего Фишер пожал плечами и ушел. Майер посмотрел ему вслед недоумевающим взглядом. Вернувшись к своему коньяку, репортер вдруг понял, какое чувство сковывало его в течение всего разговора с главным советником. То был страх…

В Ахау Майер вернулся еще до полуночи. Окна кабачка Макса уже погасли, поэтому он не стал терять времени на поиски Лолы, а поехал к ее дому. Поставив машину в гараж, открыл ключом дверь и вошел. Лола сидела в кресле у камина и смотрела на угасающий огонь. На ней был прозрачный халатик, а под ним черное белье, подчеркивающее ее прелести.

Майер тихо скользнул в кресло рядом с ней. Лола наполнила рюмку коньяком и молча подала ему.

— Опять проблемы? — спросила она, первой нарушив молчание.

Майер кивнул.

— Лола! — произнес он излишне громко и опустил голову. — Фишер мне угрожал. Сказал, что теперь моя очередь.

— Твоя очередь? Где? — не поняла она.

— На увольнение.

— И ты еще удивляешься? — сказала Лола совершенно спокойно. — Суешь нос в их политику, а это господам никогда не нравилось.

Майер с изумлением взглянул на нее. Его удивило, что сегодня уже во второй раз он слышит эти слова насчет высокой политики, и, главное, от кого — от своей милой подруги!

— Но я репортер, — попытался оправдаться Майер. — Я не дипломат, чтобы соблюдать этикет, и не полицейский, чтобы щелкать каблуками. Ты думаешь, какой-нибудь астроном способен оторваться от телескопа в тот момент, когда, по его расчетам, он должен увидеть комету Галлея?

— Если бы от этого зависела его жизнь — наверняка, — ответила Лола.

— Пойдем спать, — сказал Майер. Он поставил рюмку и наклонился к Лоле: — Надеюсь, речь пока не идет о моей жизни. Не хотелось бы тебя отдавать кому-то.

— Если ты думаешь, что все происходящее просто милая забава, то я восхищаюсь твоим оптимизмом.

Когда Майер проснулся, Лола уже хозяйничала на кухне, откуда слышалось соблазнительное шипение яичницы и доносился бодрящий запах кофе.

«Если день начинается таким завтраком, он не может кончиться плохо», — подумал репортер, вставая. Под душем он пытался прогнать тупую головную боль — следствие выпитого вчера и угроз Фишера.

Майер невольно вспомнил о вчерашней идее с опросом и решил, что есть резон съездить в Трайскирхен. Хотя бы потому, что коллега Хартман, венский корреспондент «Юнайтед пресс», проник к сотруднику ЦРУ в лагере Нильсу Линделлу и узнал от него, что Калаховы в лагерь не вернулись и он не в курсе, где они находятся.

Эта неосведомленность Линделла была, в сущности, важным следом. Вряд ли можно было верить тому, что опытный агент не позаботился о судьбе людей, в которых явно заинтересован. Если это действительно так, то существует только одно объяснение: Линделл не хочет лезть в чужой огород.

«Поезжай в Трайскирхен! — подгонял себя Майер. — Поезжай туда, потому что ключ к загадке похищения чешского ученого, желающего попасть в Лондон, находится в лагере».

— Мы в Баден не съездим? — спросила Лола, подавая ему полотенце. Она была уже причесана и накрашена, выглядела отдохнувшей и свежей.

— А что ты наденешь? — весело спросил репортер.

— Длинное платье, под которое почти ничего не нужно надевать. И я в него влезаю обычно снизу. Ты разве этого не знаешь?

— Иногда мне кажется, что я еще многого не знаю из того, что должно знать.

— Значит, советник Фишер тебе уже не кажется таким грозным?

— Его даже шпионы не боятся, не то что я, — засмеялся Майер, притянул Лолу к себе и поцеловал.

Выскользнув из его объятий, она спросила:

— А ты не будешь меня стыдиться? На колоннаде сегодня будет весь цвет Вены, и их, конечно, возмутит то обстоятельство, что известный венский репортер, появившись в таком месте, компрометирует себя с официанткой из Ахау. Нужно быть осторожным, не надо, чтобы о тебе сплетничали.

— В Бадене меня никто не знает, — беззаботно ответил Майер.

— Но сегодня открывается курортный сезон, там будет половина Вены, — снова подчеркнула Лола и заметила, что он нахмурил брови.

Он машинально делал так всегда, когда ему в голову приходила какая-то мысль. Как раз теперь, когда Лола предложила прогулку в Баден, Майер вспомнил, что в этом курортном городке находится конспиративная вилла австрийской контрразведки. Как ему рассказывал один подвыпивший полицейский, она расположена рядом о гостиницей «Панорама». Он вдруг подумал: что, если именно там спрятан доктор. Калах, иначе что же делать в Бадене Фишеру? Его-то открытие сезона определенно не волнует.

Лола знала Майера не первый день и быстро припомнила все случаи, когда он так хмурился.

— Ага, задумался, — сказала она с легкой иронией в голосе. — Опасаешься уже не господина советника, а встречи с какой-нибудь прежней пассией? Дамы из оперетты наверняка будут в Бадене, а может, появятся и субретки из венской оперы.

— Если ты имеешь в виду Холитцер, то я тебе не раз объяснял… — начал он с обидой.

— Верно, — кивнула она, не дав ему договорить. — Поедем лучше в Мёдлинг. Мы давно не пили вместе вина, к тому же там вокруг леса и в это время наверняка никого нет.

— Поехали в Баден… — сказал Майер и хотел еще что-то добавить, но Лола неожиданно вскрикнула:

— Наша яичница! — и опрометью бросилась на кухню.

К завтраку Майер вышел в отлично сидевшем на нем костюме. У него было хорошее настроение, потому что он окончательно решил опубликовать информацию, полученную от почтмейстера Юдекса и жандармского стражмистра. А если к этому добавить высказывания бургомистра насчёт демократии в Австрии, подкрепленные собственными наблюдениями о Бадене, то получится отличный репортаж о силе и бессилии австрийской контрразведки. Во вторник он дополнит его материалами опроса о «бесчинствах красных агентов», и тогда главный советник Фишер и само руководство министерства внутренних дел могут давать опровержения сколько им будет угодно. Однажды написанное стереть нельзя.

— Если хочешь, я попытаюсь найти в «Панораме» Магду, — сказала вдруг Лола. Заметив на его лице сомнение, она поспешила спросить: — А зачем бы ей говорить мне, что она там будет? От меня ей нечего таиться.

— Если бы Магда была в «Панораме», я бы наверняка ее там увидел, — слабо возразил он, потому что уже не был в этом уверен на сто процентов.

— Возможно, этот английский пижон заказал шампанское прямо в постель, — засмеялась Лола. — Туда ты не заглядывал, поскольку в это время вел приятную беседу с советником Фишером.

Майер внимательно посмотрел на девушку, испытывая легкое смущение. Ему и в голову не приходило, что у простой официантки из деревенского кабачка столько фантазии и такие комбинационные способности.

— Ты права, — кивнул он. — Поехали?

В Бадене Майер остановился на площадке у колоннады. Когда они вышли из машины, музыканты как раз заиграли первые такты вальса Штрауса. Начинался концерт на открытом воздухе для гуляющих, открывавший курортный сезон.

Когда Майер с Лолой протиснулись к оркестровому павильону, репортер заметил важно прогуливавшегося советника Фишера в сопровождении молодого человека в полосатом пиджаке и светлых брюках. Глаза его закрывали темные очки, хотя в конце апреля солнечных лучей еще маловато.

— Это он, — прошептала Лола.

— Кто?

— Ну, тот англичанин, что был с Магдой.

7

Доктор Калах вертел в руках стеклянный тюбик с маленькими шариками.

— Копалин? — бормотал он удивленно, не в состоянии вспомнить, слышал ли когда-либо раньше об этом лекарстве. На упаковке вопреки обыкновению не был указан ни состав препарата, ни его назначение. Только семь больших черных букв на желтом фоне, а на крышке — адрес изготовителя.

Калах вытряхнул на ладонь желтое драже и бросил в рот. У лекарства был сладковатый апельсиновый вкус. Даже запивать не требовалось — так хорошо оно глоталось.

Препарат достал Ник Беер, который похвастался, что тоже его принимает как успокаивающее и средство для поддержания тонуса.

Михал Калах остался доволен действием лекарства. Кажется, это был самый лучший препарат из всех, какие он пил когда-либо для преодоления стрессовых состояний.

Он встал с кресла, прошел по мягкому ковру, поглощавшему звук шагов, к застекленному эркеру, приоткрыл окно, и в комнату ворвался свежий ветерок воскресного апрельского дня. Сквозь кроны деревьев, скрывавших виллу «Сюзанна», от недалекой колоннады доносились звуки вальса.