Адъютант его превосходительства - И. Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожалуй, да, – великодушно согласилась Таня и посмотрела в окно. – Вероятно, гроза будет. Смотрите, какие на горизонте тучи. – Прищурившись, она помолчала, потом сказала тихо, мак будто одному Кольцову, стоявшему рядом: – В детстве я жила у тети под Севастополем и любила встречать грозу на берегу моря… Вы когда-нибудь видели море, Павел Андреевич? – Имя Кольцова она произнесла на какой-то особой, задушевной ноте.
– Конечно… – Кольцов чуть было не сказал: «Я вырос на море», но тут же спохватился: – Я бывал в Севастополе…
– Вот как? – озаренно взглянула она на Кольцова. – А я училась там… Это удивительный город…
Таня еще что-то говорила о Севастополе, но Кольцов теперь уже почти не слушал ее. Он ругал себя за то, что забылся и чуть не произнес того, чего наверняка невозможно было бы поправить. Ведь скажи он, что вырос в Севастополе, и это было бы равносильно провалу. Он с ужасом представил, как Таня с беспечной простотой говорит отцу: «А знаешь, папа, Павел Андреевич вырос в Севастополе, может, мы даже встречались!» Представил взгляд Щукина – цепкий, проницательный… Небольшое сопоставление с биографией сына начальника Сызрань-Рязанской железной дороги и…
Чутко уловив внезапную перемену в настроении Кольцова, Таня оборвала свой рассказ, сказала:
– Знаете, я не буду ждать папу! – и, озорно, совсем по-девчоночьи тряхнув головой, с вызовом добавила: – Я и заходила-то к папе только затем, чтобы он показал мне вас. – И Таня стремительно направилась к выходу из приемной.
Кольцов заспешил ей вслед и, опережая движение Таниной руки, распахнул перед нею дверь, пропуская ее вперед.
На лестнице Таня замедлила шаги и, полуобернувшись к Кольцову, лукаво кивнула:
– На днях мы наконец закончим ремонт дома и попытаемся принимать. По пятницам. Буду рада, если вы навестите нас.
– Благодарю! – учтиво склонил голову Павел и, немного помедлив, от души добавил: – С удовольствием!
Уже у самого выхода из здания она еще раз повторила:
– Смотрите же. – И из глаз ее брызнули веселые солнечные зайчики. – Вы дали слово?.. В пятницу!
Кольцов еще несколько мгновений постоял внизу, у лестницы, смутно предчувствуя важность этой встречи. Ему даже показалось, что он был обречен на эту встречу с Таней. И от этого ощущения неотвратимости сегодняшнего знакомства в сердце Павла вошла какая-то печальная радость… Чтобы успокоиться и прийти в прежнее, спокойно-настороженное расположение, ему нужно было время. Но сколько? Мгновение? День? Павел не знал.
В приемной Микки многозначительно сказал ему:
– Ну, Павел Андреевич! Похоже, я присутствовал при историческом событии… Между прочим, я знаю ее давно, по гимназии. Обычно – само равнодушие. И вдруг…
– Полковник не выходил?! – резко оборвал его Кольцов.
– Еще нет, господин капитан! – уже официальным тоном ответил слегка обиженный Микки.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Получив доставленный по эстафете пакет из Харькова, Красильников отправился к Фролову. После двух совершенно бессонных ночей Фролов с час назад прилег прямо в кабинете на диване, наказав разбудить его, если случится что-то важное. Полученный пакет несомненно относился к категории наиважнейшего, но, увидев, какое измученное у Фролова лицо, как страдальчески он морщит лоб, как будто и во сне обдумывает что-то неотложное и трудное, Красильников замялся у порога, заколебался: стоит ли будить, может» подождать немного? Но, подумав, что вестей из Харькова Петр Тимофеевич ждал с особым нетерпением, решительно прошагал к дивану и тихонечко тронул Фролова за плечо.
Фролов тотчас же сбросил ноги с дивана, сел, провел рукой по лицу и, словно бы стерев этим коротким движением остатки сонной расслабленности, сразу уставился острым взглядом на изрядный потрепанный конверт.
– По эстафете. Из Харькова, – кратко пояснил Красильников.
Нетерпеливо разорвав конверт, Фролов вынул несколько бумажек и, перелистывая их, стал быстро просматривать. По тому, как размягчалось, словно разглаживалось, его лицо, Красильников понял: пришли очень радостные вести.
– Ну, Семен, все-таки удача! – подтвердил его мысли Фролов. – У Ковалевского действительно появился новый адъютант… – Он сделал короткую, выразительную, паузу, прежде чем продолжить: – Павел Андреевич Кольцов.
Красильников не удержался от возгласов:
– Скажи, куда вознесся крестничек! Ну, молодцом, братишка! Я и говорил – вылитый беляк. Видно, не мне одному он так показался!
А Фролов думал о том, что еще несколько дней назад Лацис снова справлялся о Кольцове, с надеждой спрашивал, не получили ли о нем каких-либо вестей. Теперь он может доложить Лацису о том, что вести есть. Хорошие вести!..
Одно из присланных Кольцовым донесений озадачило Фролова больше всего.
«В Киеве активно действует контрреволюционная организация, именуемая Киевский центр. Ее субсидирует ювелир, фамилию или какие-либо его приметы установить не удалось. По всей видимости, он проживает или находится в настоящее время в Киеве.
В ближайшие дни в Киев направляется сотрудник контрразведки для активизации Киевского центра. По заданию Щукина навестит ювелира…
Старик.
И все! Никаких подробностей. Ни фамилии, ни примет, которые бы дали хоть какую-то конкретность началу поиска.
Ювелиров в городе немало. Некоторые, правда, бежали, но иные остались. Один из них – самый опасный враг. Как же узнать, кто именно? Как выявить его? Как узнать того неизвестного щукинского посланца, который не сегодня-завтра придет в город? А может быть, уже пришел?
В маленьком кабинете Фролова стало совсем сизо от табачного дыма, можно было и не курить, просто вдыхать этот загустевший, настоянный на дыме воздух. Фролов наконец подошел к окну и распахнул его настежь.
Угас летний день. Затихал город, и по углам неосвещенных улиц копились, сгущаясь все больше и больше, синеватые сумерки. Малиновый свет преклоненного к горизонту солнца переливно отражался в стеклах домов, пропитывал червонными бликами дали. От раскаленных камней тянуло застоявшимся жаром.
Покончив с дневными заботами, спешили куда-то горожане: одни – домой, чтобы отдохнуть от суеты и забот, другие – к друзьям поделиться тревогами и сомнениями о том, что происходит вокруг, третьи… Быть может, вот в этой толпе идет сейчас по городу тот самый ювелир, конечно, так же бедно одетый, стремящийся слиться с нею, затеряться в будничной сутолоке… Интересно, какой он облик принял? Может быть, вон того человека в серой потрепанной шинельке, так браво размахивающего руками? Или вон того, судя по всему, довольного собой господина, что промелькнул на лихаче. Какие они, люди, состоящие в Киевском центре? Эти незаметные серые пауки, неутомимо и расчетливо плетущие нити заговора, стремящиеся опутать мелкой, ядовитой паутиной весь город, чтобы в нужный для них момент неожиданно выскользнуть из своих углов и залить улицы Киева кровью.
