Время лживой луны - Алексей Калугин

– Это точно сработает?

Сомнения вызывала у меня не теория, излагаемая Владимиром Леонидовичем, – мне было все равно, потому что, будучи закоренелым гуманитарием, я в принципе не понимал, о чем идет речь, – а то, с каким преувеличенным энтузиазмом он все это мне рассказывал. Создавалось впечатление, что либо майор Ворный не слишком хорошо разбирался в том, о чем говорит, либо сам не очень-то в это верил. Однако я твердо знал, что врать мне в открытую Владимир Леонидович не станет – сложившиеся между нами отношения не оставляли места для лжи.

– Если наши специалисты не ошиблись в расчетах, – ответил на мой вопрос Владимир Леонидович. И тут же добавил: – А у нас, как ты знаешь, очень хорошие специалисты!

– Ладно, – обреченно махнул я рукой. – Я так понимаю, что делать все придется мне одному?

– А ты видишь еще кого-то рядом? – не смог-таки обойтись без иронии Ворный.

– Говори, что делать.

– Прежде всего возьми удобный, мощный фонарь. Внутри будет темно.

– Где я его возьму?

– Что с тобой, Петр Леонидович? Мы ведь еще не покинули ваш прекрасный новый мир! Воспользуйся ближайшим столиком заказов!

И в самом деле. Что-то я совсем плохо соображать стал. Ближайший столик заказов находился всего-то в десяти шагах от меня. Подойдя к нему, я ткнул уин-перстнем в контактную ячейку и тут же получил замечательный фонарь. С широким рефлектором, длинной, залитой пластиком ручкой и ремешком, чтобы можно было на шею повесить. Я щелкнул выключателем и повел фонариком по сторонам. Даже в свете летающих фонарей луч света от моего фонарика казался ярким.

– Проверь батарейки, – посоветовал Владимир Леонидович. – А то еще вырубится в самый неподходящий момент.

Я отвернул крышку на торце фонаря и вытряхнул на ладонь небольшой цилиндрик элемента питания. Судя по размерам фонаря, в нем таких было штук пять. Порядок. Я поставил батарейку на место и закрутил крышку.

– Что дальше?

– Посмотри внимательно на монумент. Видишь тощего типа? Примерно в третьем ряду снизу. С разинутым ртом и провалившимся носом. Голова похожа на череп.

Я отыскал взглядом фигуру, о которой говорил Владимир Леонидович.

– Есть такой.

– Подойди к нему.

Никогда прежде я не видел Памятник умершим от рака при ночном освещении. Он и днем-то, при ярком солнце, производил гнетущее впечатление. А сейчас, когда на лицах и фигурах, вырезанных или отлитых из неизвестного мне очень гладкого, будто медленно текущего, как расплавленное стекло, материала, лежали черные, глубокие, контрастные тени, монумент становился пугающе зловещим. Мертвецы, из которых он был сложен, обретали форму и плоть и, казалось, готовы были восстать, выползти из объема куба и из глубин времени, чтобы…

К черту!

К черту дурацкие мысли!

К черту вообще все и всех!

Я ухожу. Я покидаю сей мир. Потому что это я – я сам! – так решил.

Я подошел к тому месту, где была изображена лежащая на боку тощая фигура. Одна ее рука завернута за спину, другая согнута в локте и ладонью прижата к похожей на череп лысой голове. Ноги вскинуты вверх. Пятка левой упирается в плечо соседней фигуры. Правая по колено проваливается в глубь объема скульптурной композиции. Лицо уродливой фигуры пришлось точно на уровне моего лица. Я попытался заглянуть ей в глаза, но не увидел там ничего, кроме космической пустоты и мрака. Странно, но вблизи персонаж сей не казался страшным. Даже уродливым он не выглядел. И уж подавно не вызывал тоски, жалости или скорби по безвременно усопшему. Он был смешным. Смешным – и только.

– Нашел?

Я запрокинул голову и посмотрел в темное небо. Туда, где очень высоко висел на гелиостационарной орбите российский спутник-шпион. И следил за каждым моим движением. Пожалуй, ни у кого прежде я не вызывал подобного интереса.

– Нашел? – снова нетерпеливо осведомился Владимир Леонидович.

– Да. – Я по-дружески похлопал изваяние по лысой голове.

– Сунь руку за его левое плечо.

– А меня никто там не схватит?

– Кончай дурака валять!

Я переместил ладонь с головы фигуры на ее левое плечо и стал медленно заводить ее дальше, за спину, как будто хотел лопатку нащупать. Рука провалилась в пустоту. Я тут же включил фонарик. Между плечом фигуры, возле которой я стоял, и согнутой ногой следующей за ней имелось небольшое отверстие. Дыра. Увидеть которую можно было, только встав точно напротив нее.

– Видишь? – спросил Ворный.

– Да.

– Это проход.

– Да?

– Проход на электростанцию.

– Я бы, скорее, назвал этот проход дырой.

– Называй как хочешь. Но тебе нужно туда забраться.

– Ты смеешься?

– С какой стати?

– Ты сам-то видел эту дыру?

– На фотографии.

– Да в нее разве что только кошка пролезет!

– Наши специалисты считают…

– Да пошли они к черту, специалисты ваши! Ты хочешь, чтобы я застрял в этой дыре, а утром посетители парка с интересом рассматривали новый элемент скульптурной композиции – судорожно дергающиеся ноги?

– Есть еще один лаз – рядом, под коленкой.

Я пригнулся и посветил фонариком под согнутую коленку соседней уродливой фигуры. Дыра там была, пожалуй, даже меньше той, что за плечом.

– Я туда не пролезу!

– Пролезешь.

– Даже пробовать не стану!

– А напрасно. Все, что от тебя требуется, – это поверить в то, что задача, которую ты ставишь перед собой, в принципе, решаема.

– В принципе?

– Да.

– Это в принципе невозможно!

– До чего же вы все, закордонники, тупые, – Владимир Леонидович произнес это без злобы, без насмешки, скорее, с сочувствием. Так разговаривают с больным – ничего, мол, поправишься. – Твой организм находится сейчас под контролем уинов, которые легко и быстро помогут ему адаптироваться к любым внешним условиям. Если ты пойдешь ко дну, они научат тебя дышать под водой. Если сорвешься с крыши здания и зацепишься за карниз, твои пальцы превратятся в крючья, разогнуть которые никому не под силу. А если застрянешь в дыре, сделают твои кости гибкими, а сухожилия и связки пластичными настолько, чтобы ты смог выбраться на свободу.

– Это ты только сейчас придумал? Чтобы убедить меня?

– Дурак, – тепло, по-доброму обозвал меня Ворный. – Я тебе сто раз говорил, мы уже давно занимаемся изучением самых разнообразных феноменов, связанных с активностью информационных башен. Так что скидывай одежку и полезай.

– А раздеваться-то зачем?

Ночь была теплой, но я все же зябко повел плечами. Заранее, в предчувствии прикосновения голой кожи к холодному камню. Или из чего там был сделан этот монумент?

– Удобнее будет. К тому же… Сказку про голого короля помнишь?

– Это ты к чему? – насторожился я, ожидая подвоха.

– К тому, что, ежели все сработает, как мы рассчитываем, от твоей нанотехнологической одежки все равно ничего не останется.

– Да, это веский довод, – согласился я и начал расстегивать пуговицы на рубашке.

Оставшись в чем мать родила, я вновь приблизился к дыре в плоскости монумента и, подсвечивая фонариком, попытался заглянуть в нее. Ничего видно не было. Вообще ничего! В глубине гигантского уродливого куба было так темно, что я почувствовал себя Лао-цзы, собравшимся кого-то там поймать. Да нет же! При чем тут Лао-цзы – есть гораздо более близкий нам образ. Иван-дурак, которого все постоянно посылают незнамо куда и непонятно зачем. А он, дурак, идет.

Найдя требуемый образ-аватар, я преисполнился если и не уверенности, то уж точно оптимизма, который, как известно, является неотъемлемым свойством всех существующих в природе типов дураков. Переложив фонарь в левую руку, я по самое плечо запустил ее в дыру. А следом просунул голову. Правое плечо уперлось в кажущуюся непреодолимой преграду. Посветив фонариком вниз, я увидел серую полосу старого, потрескавшегося асфальта. Направил луч света вперед и узрел кирпичную стену, вымазанную облупившейся желтой краской. Чуть правее того места, где я просунул в дыру свою дурную голову, на заржавевших петлях висела металлическая дверь с прилепленной к ней под углом длинной ручкой-скобой.

– Эй! – произнес я негромко.

Просто так, чтобы услышать хотя бы собственный голос.

Звуки не полетели и не поплыли, а треснули и будто сломались в замкнутом пространстве.

– Ты что? – услышал я в ответ голос майора Ворного.

– Ничего, – так же тихо ответил я.

– Все нормально?

Я хотел ответить, что ничего не нормально. Что дыра оказалась настолько маленькой, что я даже застрять в ней как следует не смог. Но в этот момент я вдруг с удивлением почувствовал, как мое правое плечо, до этого упиравшееся в острое колено одной из фигур скульптурной композиции, совершенно свободно – да, именно так! – проходит в отверстие. Чтобы помочь себе, я поднял ногу и уперся стопой в какой-то выступ на монументе. Продвинувшись еще немного вперед, я, чтобы не упасть, вынужден был выбросить вперед правую руку и упереться ею в асфальт. Ага, вот одна рука – упирается в асфальт, вот другая – держит фонарь. Голова тоже вроде как на месте. Осталась самая малость. Опираясь на руки и извиваясь всем телом, как бегущий варан, я забрался в отверстие. Весь! И даже кожу нигде не содрал!