В водовороте века. Мемуары. Том 3 - Ким Сен

— Ли Чхон Чхон тоже кореец, — говорил я. — Факт, конечно, что он антикоммунист. Но если хорошенько постараюсь, думаю, что сумею его уговорить не мешать нам. Мы с ним давно знакомы. Когда в Гирине шло заседание по слиянию трех группировок, я тог да с ним не раз беседовал. Мой отец тоже был хорошо знаком с ним.

— К чему тут знакомые или незнакомые? Таким людям, как он, это безразлично. Как вы думаете? Да не забывайте — У Ичэн столь упрямый, что к нему на козе не подъедешь! Тщетной будет ваша попытка! — Пань очень старался отговорить меня от столь рискованного дела.

— У меня есть опыт, я же убедил командующего Юя в Аньту. Успел убедить Юя. Так почему же не попытаться привлечь на нашу сторону У Ичэна?

— Когда вы вели переговоры с Юем, у него был начштаба Лю Бэньцао. Это было, учтите, очень хорошей поддержкой.

— Такая поддержка найдется и в части У Ичэна. Там, если не ошибаюсь, работает секретарем Чэнь Ханьчжан. Начштаба Ху Цзэминь тоже наш подпольщик.

Но я, сделав такое заявление, как бы противоречил сам себе. Дело в том, что Чэнь Ханьчжан, о котором я столь страстно говорил как о надежной опоре, недавно прислал письмо, в котором просил решительной поддержки с моей стороны. В письме говорилось, что стали безнадежными его попытки решить проблему союза с командующим У силами лишь одного человека. Учитывая сложившуюся обстановку, Чэнь изложил свою просьбу: «Приезжайте сюда, товарищ Ким Ир Сен, Тогда вопрос может быть решен. Предлагаю организации как можно скорее принять необходимые меры». Об этом помнил, конечно, и Пань.

— Далеко еще до победы революции. Допустимо ли вам пойти на столь огромный риск? Прошу над этим основательно задуматься, — так настойчиво уговаривал меня Пань. — Самого себя прошу не считать личностью. Не забудьте: ошибетесь — станете вторым Ли Гваном. Пусть мы все умрем, пусть ляжем на поле костьми, но вы должны сохранить себя живым и до конца бороться во имя Кореи!

Слова Паня тронули самые чувствительные струны моего сердца. Но я никак не мог отказаться от большого искушения и надежды добиться успеха в создании совместного фронта борьбы.

После того как Пань уехал в уезд Хуньчунь, собрались в Ванцине представители партизанских отрядов уездов Восточной Маньчжурии. На собрании состоялось серьезное обсуждение вопроса о создании единого фронта. Главной повесткой дня была все также проблема союза с АСО. Так сказать, разговор сводился к тому, кто пойдет на переговоры в Лоцзыгоу, где сосредоточены части АСО, возглавляемые У Ичэном, Чай Шижуном, Ши Чжунхэном.

Я упорно настаивал на своем решении отправиться к месту сосредоточения частей АСО. Приняв мое предложение, собрание все же пришло к такому выводу: поездка возможна при условии, если меня будет сопровождать охрана в количестве примерно сотни партизан. Вот таким трудным оказался мой путь к У Ичэну.

Для ведения переговоров с У Ичэном нужно было прежде всего ознакомиться с положением дел в АСО через Чэнь Ханьчжана и Ху Цзэминя. Но Чэнь Ханьчжан, будучи секретарем У Ичэна и человеком прямодушным, замкнулся в четырех стенах кабинета, редко бывал в массах. Если бы он выходил на улицу и вступал в контакт с корейцами, то мог бы тем самым вызвать у других какие-либо подозрения. Несмотря на все это, я все же был уверен, что он постарается помочь мне, даже если это будет связано с риском для собственной жизни. Ведь раньше он состоял в той комсомольской организации, с которой я имел дело, и мы вместе давали в ту пору клятву верности.

Я написал письма Чэнь Ханьчжану и Ху Цзэминю, а потом У Ичэну и Чай Шижуну. Была изложена цель нашей поездки в Лоцзыгоу. Рядом с именем отправителя стояла большая четырехугольная печать, как при оформлении официального документа.

После отправки писем я с помощью революционных организаций Лоцзыгоу собирал сведения об отряде У Ичэна. Реакция намой послания была довольно хорошей. Подпольные организации Лоцзыгоу проинформировали нас о том, что солдаты АСО даже вывесили у въезда в городок транспарант с надписью: «Добро пожаловать, друзья из корейского антияпонского партизанского отряда!»

Я отправился в Лоцзыгоу со специально подобранными бойцами. Их было более ста человек. Действительно было очень торжественное зрелище, когда стройными рядами маршировал отряд наших бойцов. На всех ребятах была новая форма, несли новое оружие, новые кожаные сумки. Я ехал впереди отряда на своем белом коне.

По прибытии в Тайпингоу мы сделали специальное заявление о вступлении АНПА в Лоцзыгоу и направили связного в часть У Ичэна. Ожидая ответа, мы провели там первую ночь.

На следующий день мы получили информацию о том, что командующий У согласился провести переговоры в Лоцзыгоу. Сделать этот шаг ему очень помогло поручительство Чэнь Ханьчжана. Получив мое письмо, Чэнь рассказывал У Ичэну обо мне: мол, хорошо знаком с командиром Кимом, это очень добрый человек.

Выслушав его, У Ичэн спросил:

— Почему он тебе хорошо знаком? Он же коммунист. Значит, и ты стал коммунистом? Чэнь Ханьчжан ответил, что командир Ким его одноклассник, с тех пор мы и знакомы.

— Раз он твой одноклассник да к тому же добрый человек, то мне хотелось бы встретиться с ним и поговорить, как полагается, за обеденным столом. Разумеется, мы предприняли меры безопасности — расположили в селе ниже Тайпингоу одну роту из Хуньчуня, которая могла бы немедленно прийти нам на помощь, если АСО задержит наш отряд или же предпримет другие недружественные акции. С собой я взял только полсотни бойцов. Наши партизаны с развевающимся впереди красным знаменем, под звуки труб, торжественно вступили в городок Лоцзыгоу.

На встречу с партизанским отрядом вышел Чэнь Ханьчжан. Он проводил меня к руководству АСО. За Чэнем следовали еще двое: Чо Дон У к, призванный помочь мне во время переговоров, и связной Ли Сон Рим. Они были вооружены маузерами — в деревянной кобуре. В штабе нас ожидало немало адъютантов гоминьдановцев.

У Ичэн был мужчиной внушительных размеров, носил длинные усы. Раньше я много слыхал о нем. Говорили, что У Ичэн в общем-то человек с норовом: придут гости — он не поднимется с места, а беседует с ними, полулежа в кресле, покрытом тигровой шкурой, также полулежа берет чашку с чаем. Но в тот день, принимая меня, он изменил свой обычный ритуал. Нарушен был лишь один китайский обычай, согласно которому хозяин должен угощать гостя чаем. При первом знакомстве я вежливо произнес:

— Много отрядов из старой Северо-Восточной армии Чжан Сюэляна капитулировали перед японской армией. А ваша часть, господин командующий, продолжает сопротивление оккупантам из Японии. Это я высоко ценю как большое патриотическое дело.